Софрон Данилов - Красавица Амга

• Название: Красавица Амга
• Автор: Софрон Данилов
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

Историко-революционный роман об установлении Советской власти в Якутии. Описывается борьба против отряда генерала Пепеляева в 1922-23 гг.

---

Ему подумалось — может, с грехом таким, пусть даже он его не совершил, нехорошо ему ехать сейчас к Кыче? Он уже натянул было вожжи, но благоразумие удержало его: едет он не ради её одной, ему ещё надо встретиться с нужными людьми в Абаге, а подвернётся случай, так подобраться и поближе к Сасыл Сысы. И ещё одна оправдательная зацепка успокоила Томмота: при последнем разговоре Ойуров сказал: если подвернётся случай, поинтересоваться судьбой дочки Аргылова. Вряд ли это было дополнительным заданием. Попросту пожалел парня товарищ Ойуров.

К Аргыловым он подъехал после полудня.

Шагнув за порог, Томмот неожиданно упёрся в широкую спину громадного человека, тот молча затягивал завязки шапки.

— Ух! — вскрикнул невольно Томмот.

Верзила, заслонивший ему проход, не отстранился. Обойдя незнакомца, Томмот прошёл чуть дальше и застыл: в нескольких шагах от него стояла Кыча. Она мыла посуду.

— Кыча…

Увидев гостя, она выронила блюдце, чуть было не кинулась уйти, но сдержалась и, постояв так немного, как ни в чём не бывало принялась опять полоскать чашки.

— Кого нам бог послал? — спросила с левой половины Ааныс.

— Чычахов я, Томмот.

Ааныс подошла. Она была в старой меховой жилетке, повязана чёрным платком, под мышкой держала берестяное ведёрко.

— Товарищ нашего Валерия? Раздевайся.

Томмот быстро снял ружьё, отставил его к запечью, повесил на крюк шубу и шапку.

— Едешь откуда?

— Из слободы.

— Как там наш Валерий? — и вдруг увидела, что парень не сводит глаз с Кычи. — Э-э… Я пойду в хотон… — полувопросительно сказала Ааныс. — Налей гостю чаю.

Ааныс прошла за печку и нырнула в дверь.

Кыча с невозмутимым видом продолжала полоскать чайную посуду, а Томмот так и остался стоять, не решаясь сесть на орон без приглашения. Он стоял и рассматривал её: смотри-ка, возгордилась! Уж не потому ли, что выходит замуж за этого ротмистра? Не сводя с неё испытующего взгляда, он всё же сел, да не на орон, а прямо за стол, скрестив на груди руки.

Как ни пыталась Кыча казаться безразличной, вид у неё был горестный. Круглое личико Кычи постоянно улыбалось, а сейчас оно заметно осунулось, побледнело и словно бы угасло от тяжких дум.

Убрав посуду в шкаф, Кыча вытерла стол, волосяную мочалку отнесла за печку и повесила сушиться. Когда она направилась за перегородку, Томмот встал на её пути:

— Налей мне чаю, Кыча.

— Не стряпуха я для белых.

— Прежнему Томмоту ты бы налила?

— Прежнего Томмота нет! Значит, и прежде не было его…

Томмот сам подошёл к шкафу, взял там чашку и налил себе из чайника. Здесь же в шкафу он взял кусок лепёшки и немного масла. Проголодался он! Однако не смог ни пить, ни есть.

— Сыт небось? Награбленным…

— Я никого не грабил. Это правда…

— В Якутске ты тоже говорил правду?

Томмот поднял голову, и некоторое время они молча глядели друг на друга.

— Увидеться с тобой… Я за этим приехал.

— Врёшь!

— Если ты на меня так кричишь, то почему уехала из города?

— Обо мне другой разговор.

— Значит, ты вольна поступать как заблагорассудится, а мне сделать по-своему нельзя?

— Если хочешь знать, я не убегала. Не дезертир я, ты меня с собой не равняй!

Кыча залилась румянцем, в голосе у неё были слёзы. Томмот поднялся из-за стола и сделал шаг ей навстречу…

— Кыча…

— Чтобы ты своим лживым языком не смел называть моего имени! — Она оттолкнула его рукой.

Вместо того чтобы обидеться, Томмот засиял, и это взбесило девушку. Кулаками в грудь она погнала его, пятящегося, на другую половину дома.

Услышав возню, Ааныс поспешила в комнату.

— Кыча! Что с тобой?

Она оттащила дочь, Кыча упала на стол головой и зашлась в плаче. Ааныс увела её за перегородку.

Томмот ликовал, ему казалось даже, что сумерки отступили, что в доме стало светлей.

Вскоре из-за перегородки вышла Ааныс. Ожидая беды, она украдкой бросила на Томмота короткий взгляд. Успокоилась, однако, видя, что и парень спокоен и даже чему-то рад.

— Лежит и плачет… Что тут случилось?

— Да так, просто…

— Как это так! — с сомнением покачала головой Ааныс.

— Сердится, что в бандитах. Но я никого не граблю, просто выезжаю с ними…

— Хворает она, вот и не в себе немножко. Голубчик, ты на неё не сердись…

— Нет, разве можно…

— Вот и хорошо. Я быстро управлюсь. Пусть она там одна успокоится, а ты посиди тут.

И правда, Ааныс скоро появилась с берестяным подойником в руках. В тёмном закутке за печкой она перелила надоенное молоко в другую посуду и подошла к столу.

— О, да ты и не ел. Поешь, а?

— Пожалуй, поем.

Ааныс накрыла на стол, и Томмот принялся уплетать за обе щёки. Лепёшка, которая совсем недавно застревала в горле, оказалась на редкость вкусной. Горячий чай, подбеленный свежим молоком, теплом растекался по телу.

— Ешь, ешь! — матерински глядела на него Ааныс. — Оголодал ты, парень, совсем. И мой Валерий небось ходит так же, щёлкает зубами. Такой голодный, а чего не ел, когда подала Кыча?

— Да так…

— Живём у большой дороги, люди с ружьями заходят часто, ты на неё не сердись.

Томмот с набитым ртом широко улыбнулся и махнул рукой: не стоит об этом!

«Кроткий характер у парня», — подумала Ааныс. И тут догадка её осенила:

— Голубчик, ты в Якутске чем занимался?

— Учился.

— Где?

— В учительском техникуме.

«Так и есть!» Ааныс прилегла на стол грудью, оглянулась на перегородку и шёпотом спросила:

— Кычу ты раньше знал?

— Знал. Вместе учились.

— А это… вы с нею дружили?

Поколебавшись, Томмот согласно кивнул головой.

— Но лучше об этом молчать. Узнает отец, этот Угрюмов, ваш русский зятёк, станут сводить счёты…

— Да какой же он зять? Не зять совсем…

— Как? А вино пили…

— А вот так, — Ааныс не стала объяснять. — Он не зять совсем.

— Как знать! Я же видел, Кыча целовалась с ним! А на меня вот смотрит хуже, чем на собаку…

— Не говори так, голубчик… У девушки сердце лежит к тебе, вот она и упрямится. Кто знает, чем кончится эта смута. Вы молоды…

— Не стоит гадать! Что до меня, не верится, что доживу до тех дней.

— Грех так говорить! — и вдруг захлопотала опять: — Пора ставить варево на ужин. Суонда, оживи-ка огонь!

Нескладный большой человек, на которого давеча наткнулся Томмот у порога, нехотя поднялся с кровати, куда он только было улёгся, зайдя снаружи, разгрёб угли в камельке и подложил дров.

— Голубчик, разруби-ка мне эту кость, — попросила хозяйка, заправляя котёл мясом. — Топор лежит в запечье.

Томмот с охотой принялся было за дело, как вдруг из-за перегородки выскочила Кыча, схватила с крюка возле дверей шубу и шапку Томмота и бросила ему в лицо:

— Пусть проваливает! Уже «голубчиком» сделался! Обманщик! Бандит!

Томмот опешил, но стал послушно одеваться. А Кыча не находила себе места; лицо её пылало, руки дрожали. Увидев ружьё, она схватила его и попыталась взвести курок.

— Спятила, девка! — Мать вырвала у неё ружьё и передала Томмоту. — Не дури, тебе говорят!

Но Кычу уже трудно было остановить.

— Тогда ты стреляй! Нам двоим на этой земле не ужиться! Стреляй, бандит!

Услышав такое, Суонда проворней соболя вскочил с кровати и встал между своей любимицей и парнем.

Томмот закинул ружьё за спину и направился к двери. Тогда, метнувшись к запечью, Кыча схватила топор.

Томмот выскочил вон. Сзади хлопнула дверь. В сенях он прислушался: в доме ещё гомонили. Вот так в переплёт он попал! Видать, при Кыче вход в этот дом ему уже заказан. Ладно, нет худа без добра — он теперь поедет в Сасыл Сысы, нельзя упускать удобный момент: едва ли его ещё раз выпустят из слободы одного, без соглядатая! Валерий, пожалуй, и в этот раз не отпустил бы, не опохмелись он с утра со своей бабёнкой. Да, за отлучку из слободы и особенно вот за эту поездку в сторону Сасыл Сысы не похвалил бы его Ойуров. Расставаясь, он не раз говорил ему: «Избегай места боёв. Нам не нужно твоё ратное геройство. Есть на то другие люди. Нам нужны твои глаза и уши. Ты должен быть в живых. Твоя главная задача: вызнать, куда собираются ударить белые, места и время их засад».

Но Томмот ничего не мог сделать с собой.

Сасыл Сысы… Сколько уже героев полегло на этом маленьком аласе! Пятачок, стиснутый со всех сторон белыми… И ничем нельзя помочь им в их отчаянном положении. Что Томмот сделает, если попадёт туда нынче? Посмотрит — только и всего…

Он вывел коня на большую дорогу и направил его в сторону Сасыл Сысы.

О, Кыча! Он мысленно вернулся в дом, из которого только что был выпровожен ею. Каким гневом сверкали твои глаза! Бандит, говоришь. Но, к несчастью, пока должен им оставаться. А ты храбрая, Кыча. К ружью бросилась, за топор схватилась… Если бы ребята из Якутска могли видеть тебя в эту минуту! Спасибо тебе, светлое солнышко! Спасибо за преданность нашей мечте, за то, что ты такая, какой я тебя знал всегда. Живи с сознанием своей правоты, а я вытерплю, снесу всю меру твоего презрения. Когда-нибудь я поклонюсь тебе, и ты меня не оттолкнёшь. Может быть, этот день и не далёк.