Николай Кузьмин - Генерал Корнилов

• Название: Генерал Корнилов
• Автор: Николай Кузьмин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-203-01798-0

На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.

Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.

---

– Встать, хамы! – кричали им.

– Прислужники… лакеи… – огрызались те.

Назревала вульгарная базарная потасовка. Пришлось вмешаться Керенскому. Покуда Корнилов на просторе неоглядной сцены устанавливался на трибуне, премьер-министр залился в привычном адвокатском красноречии.

Он сказал о «картине великого распада, великих процессах разрушения», охвативших Россию, и напомнил, что совещание призвано указать пути выхода из этого мучительного состояния.

– Мы можем этого достичь только великим подъемом любви к своей Родине и к завоеваниям революции, любви и беззаветной жертвенности, решительного отказа от всего своекорыстного и группового во имя общего и целого…

В зале возник и стал нарастать шум, и Керенский сообразил, что следует умолкнуть. Он сделал длинный и широкий жест рукой в сторону трибуны.

Эти мгновения, эти свои первые слова, предназначенные всей стране, Лавр Георгиевич вспоминал впоследствии не раз.

– Как Верховный главнокомандующий, – послышался его взволнованный голос, – я приветствую Временное правительст во, приветствую все государственное совещание от лица действую щей армии… – Он переждал быстрый всплеск рукоплесканий. – Я был бы счастлив добавить, что приветствую вас от лица тех армий, которые там, на границах, стоят твердой и непоколебимой стеной, защищая русскую территорию, достоинство и честь России. Но с глубокой скорбью я должен добавить и открыто заявить, что у меня нет уверенности, чтобы русская армия исполнила без колебания свой долг перед Родиной.

Он напомнил о позоре недавнего Тарнопольского прорыва, о потере Галиции и Буковины, о том, что враг уже стучится в ворота Риги. Русская армия отступает, она бежит. Она утеряла всю свою боеспособность. Причиной этого развала он в первую голову назвал небывалую травлю офицерства. («Правильно!» – раздался громкий возглас в зале.) Корнилов рассказал о прапорщике, недавно подобранном в Петрограде, на мостовой. Что с ним случилось? Он попросту свалился в обморок от голода! (Из зала крик: «Позор!»)

Невысокий, стриженный под солдата генерал взволнованно рассказывал о фронтовых делах, о которых все, кто сидел в этом нарядном, праздничном зале, имели представление лишь по газетам. Но как же врали подлецы газетчики!

К концу своей речи Лавр Георгиевич чуть охрип:

– Я наблюдаю: страна хочет жить. И как вражеское наваждение уходит та обстановка самоубийства великой независимой страны, которую создали брошенные в самую темную, невежественную массу безответственные лозунги… Я верю в гений русского народа, я верю в разум русского народа, я верю в спасение страны. Я верю в светлое будущее нашей Родины, и я верю в то, что боеспособность нашей армии, ее былая слава будут восстановлены. Но я заявляю, что времени терять нельзя, что нельзя терять ни одной минуты!

Закончив говорить, Лавр Георгиевич не стал подниматься в ложу и сразу же уехал из театра.

Провожали его бурно, горячо, многие снова вскочили на ноги.

Наконец зал успокоился. Всеми овладело такое ощущение, что вот теперь и надо начинать работу совещания. Вчерашний бурный день пошел насмарку, погублен в рутинной заседательской болтовне, в демагогии опытных политических мошенников.

Изменился сам тон ораторов после Корнилова. Прокопович, министр труда и промышленности, позволил себе резко отозваться о разрухе и о дороговизне продолжавшейся войны. В стране наблюдалась обвальная инфляция, деньги Временного правительства, называемые в просторечии «керенками», не стоили той бумаги, на которой печатались… Некрасов, занявший пост министра финансов, поддержал Прокоповича, язвительно заключив, что новый строй России обходится куда дороже старого, царского, самодержавного…

Гучков, еще сохранявший ореол недавней популярности, долго устраивался на трибуне, возился, перекладывал бумаги, вздевал и снова стаскивал очки. Наконец собрался с духом и брякнул:

– Господа, мы воевали плохо. Да, плохо… Но теперь, – голос его вдруг зазвенел, – мы воюем еще хуже!

Он стал говорить о настоящем крахе отечественной промышленности, о продовольственном кризисе, о катастрофическом состоянии транспорта. Пресловутые «керенки» – свидетельство нынешнего состояния страны, принявшего характер народного бедствия. В стране работает исправно всего один станок – печатный. Он наводняет бедную Россию ничего не стоящими денежными знаками.

В заключение Гучков прокаркал о растущем недовольстве населения, о «накапливании всеобщего озлобления».

Совещание затянулось допоздна. Расходиться не хотелось. За стенами Большого театра делегатов поджидала, подкарауливала суровая и страшная действительность. А здесь, среди своих, было вполне безопасно и даже уютно, словно под домашним абажуром. Миновала полночь. Зал принял таборный цыганский вид. Многие курили прямо в креслах. Не до приличий! Густые клубы дыма слоились вокруг знаменитой люстры.

Наконец поднялся Керенский. Ему предстояла тяжелая обязанность – закрыть, сказать последнее слово, напутствовать и ободрить, вселить в расходившихся уверенность, что два дня сладкого пустобайства потрачены не понапрасну.

– Пусть будет, что будет, – бросал он в зал с привычным пафосом. – Пусть наше сердце станет каменным, пусть замрут все струны веры в человека, пусть засохнут все цветы и грезы о человеке, над которыми сегодня с этой кафедры говорили столь презрительно. Но затопчу я их сам, сам! Затопчу, брошу ключи от сердца любящих людей и буду думать только о государстве, о нашей с вами дорогой России!

Маловато, слабовато, а главное, недостаточно уверенно… Делегаты расходились и, пробираясь темными улицами, невольно вспоминали маленького генерала с коричневым лицом, предупредившим их о том, как дорога сейчас буквально каждая минута.

В тот день, вернее, в ночь страна еще не знала того, о чем было доложено Корнилову, едва он вернулся из Большого театра: в Казани какие-то злоумышленники взорвали артиллерийские склады. Неслыханный гром потряс этот большой приволжский город. На воздух взлетело более миллиона заготовленных для фронта снарядов.

«Ну вот!» – подумал в первую минуту генерал. Вражеские лазутчики (о них предупреждала русская разведка) начали прямые боевые действия. Война пошла в открытую.Как жаль, что он не знал о казанском взрыве до выступления в Большом театре! Вся речь вышла бы совсем иной…

Своей речью на совещании Лавр Георгиевич остался недоволен. Получилось звучно, но безопасно. Он стал опасаться своей «зарывистости». Начинала сказываться проклятая политика. Приходилось говорить совсем не то, что на душе… И сразу же всплыл образ генерала Скобелева. Его тогда в Москве встречали столь же бурно, коленопреклоненно. Он смело выступал – особенно в Париже. И вдруг умолк, ушел из жизни – полный сил, стремлений, планов… Ох эта политика!

Вошел Хаджиев и доложил, что к «уллы-бояру» просятся два солидных, важных господина. Он подал две визитные карточки: Путилов и Вышнеградский. Ого, господа банкиры! Ей-богу, к нему сюда в вагон, на вокзал, являются, словно к настоящему главе государства!

Оба банкира, люди больших денег и больших возможностей («меркантилыцики», как их называл Новосильцов), отличались от того же Милюкова скупостью слов и ясностью намерений. Они не тратили слов понапрасну. Дав понять, что видят в Корнилове честного и безыскусного солдата, они предложили свою помощь в его борьбе против вражеской работы. А такая работа набирала мах. Пять дней назад здесь, в Москве, состоялась городская конференция РСДРП(б). Итогом ее усилий и была всеобщая стачка в день открытия Московского совещания. В самый день открытия, 12 августа, газета «Социал-демократ» вышла с призывом во всю первую страницу: «Сегодня день всеобщей стачки! Пусть остановится вся жизнь в Москве!» Всю последнюю неделю большевики превратили Москву в центр борьбы против последних остатков российской государственности. Торжествует их старинный лозунг «Чем хуже, тем лучше!» Вчера – но уже в Петрограде – состоялось заседание большевистского Центрального Комитета. Из Москвы туда был вызван комиссар Янкель Юровский с отчетом о том, как удалось помешать работе государственного совещания…

Беседу вел в основном Путилов. Его спутник не переставая изучал Корнилова маслеными, чуть навыкате глазами. Заметив недовольство генерала, он вставил замечание, напомнив, что после 25 октября легитимная власть в стране будет отсутствовать, а поскольку в настоящее время соперничество в основном идет между деятелями Госдумы и Совета, то, естественно, победителем в этой затянувшейся междоусобице окажется некто третий. Надо ли доказывать, что этим третьим будут большевики во главе с Лениным?

Ночные гости поставили Корнилова в известность, что за последние десять дней удалось сильно сблизить позиции противников российского развала. Съезд представителей торговли и промышленности, а также совещание общественных деятелейодобрили призыв, высказанный Рябушинским: «Люди торговые, надо спасать землю Русскую!» Слова эти памятны каждому, их триста лет назад произнес нижегородский купчина Кузьма Минин.