Николай Кузьмин - Генерал Корнилов

• Название: Генерал Корнилов
• Автор: Николай Кузьмин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-203-01798-0

На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.

Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.

---

За окном вагона замелькали подмосковные перелески. Лавр Георгиевич, думая о Нежинцеве, стал собираться. Нежинцев недавно получил чин подполковника. Его добровольческий полк, названный Корниловским, сейчас стоит в Проскурове. Недавно Нежинцев просил разрешения развернуть полк в дивизию – добровольцев масса. Корнилов подумал и не разрешил. Он посоветовал Нежинцеву наладить связь с Текинским полком. За боевые качества этих двух подразделений генерал Корнилов ручался головой.

Главное же, и текинцы, и корниловцы, верные присяге и долгу, выполнят любой его приказ.

На Александровском вокзале волновалась неоглядная толпа. Газеты свое дело сделали. Москвичи, узнав о прибытии в столицу страшноватого, загадочного генерала, повалили за Тверскую заставу. Наплыв народа оказался столь велик, что начальство растерялось. Опасались уличных эксцессов. Керенский болезненно морщился. Чрезмерный интерес москвичей к Корнилову Керенский ощущал как личное оскорбление.

Утром 13 августа к Большому театру никто не подошел. Все, в том числе и участники Московского совещания, устремились на вокзал.

В несколько рядов стояло юнкерское оцепление. В здание вокзала пропускали немногих.

Пуская клубы пара, локомотив так протащил состав, что вагон главковерха остановился прямо против распахнутых вокзальных дверей. Изумляя встречавших, выскочили необыкновенно колоритные текинцы и выстроились в линию. От их боевого вида у москвичей затеплились сердца. Ах и молодцы! Молодец генерал! Сейчас потребны именно такие люди! На перроне, очищенном от любопытных, богатейшая купчиха Морозова, дебелая, осанистая, в простонародном платочке на голове, тяжко опустилась на колени и простерла руки к долгожданному вагону.

Внезапно возникнув в дверях вагона, Корнилов казался приподнятым над толпой. В глаза бросилось генеральское убранство его мундира: широкие погоны, два Георгиевских креста (один на шее, другой на груди) и густые нити аксельбантов, свисавших с правого плеча. Фуражка, по обыкновению, надвинута на глаза.

Толпа взревела и кинулась к подножию вагона. Первыми были юнкера из оцепления.

Вскинутый на молодые плечи, Лавр Георгиевич поплыл в высокие вокзальные двери, затем его вынесли на площадь. Растерянный, он держал свою фуражку в откинутой руке. Его голова с короткой солдатской стрижкой была по-домашнему седа, белеса. Он вертел ею во все стороны. Ему было неловко на плечах, он пытался опереться, но тут же его рука оказывалась схвачена, и к ней прилипали чьи-то горячие, влажные губы. Внизу переталкивались юнкера, хватая его ноги в голенищах и водружая их себе на плечи.

Массовый психоз восторга перекинулся с площади на широкую Тверскую. Автомобиль с Корниловым пробирался медленно. Сторонились встречные извозчики. Люди в колясках вскакивали и таращились на скудную фигурку в генеральском мундире.

Прямо с вокзала Лавр Георгиевич проехал к часовне Иверской Божьей Матери, затем в кремлевский Успенский собор. Это был рассчитанный царский поступок. Центр Москвы бурлил. Из уст в уста передавалось: «Он молится!»

В этот день Лавр Георгиевич так и не показался в Большом театре. Он вернулся на вокзал и заперся в своем вагоне под охраной текинцев.

Вечером в корниловский вагон на Александровском вокзале началось паломничество. Хаджиев, начальник конвоя, потерял голову. Корнилов принимал не всех. До своего завтрашнего выступления в Большом театре он предпочел бы вообще ни с кем не разговаривать. И все же нескольких человек пришлось впустить в вагон.

С генералом Алексеевым он постарался не выказывать былой обиды. Старика обманули, обвели вокруг пальца… но это общая беда людей, неискушенных в подлостях. Зато заложил основы «Союза офицеров», организации боевой и деятельной. И Лавр Георгиевич с благодарностью вспомнил о Новосильцове.

Алексеев, сознавая свою виноватость во всем происходящем, держался подчиненно. Все же он не удержался и предостерег Корнилова. Как недавний начальник штаба Ставки, работавший с самим государем, он до сих пор имел множество преданных людей. Буквально накануне Московского совещания ему стало известно, что 3-й Конный корпус генерала Крымова стал грузиться в эшелоны. Снялась с мест дислокации и Туземная дивизия под командованием князя Багратиона. А в районе между Выбор-гом и Белоостровом принялись выгружаться части 5-й Кавказской дивизии из состава 1-го Конного корпуса… Человек искушенный, генерал Алексеев понимал, что начал осуществляться тайный план Ставки в Могилеве. Действуют соображения не столько стратегические, сколько политические. Поэтому он счел своим долгом подать Корнилову совет: заранее приготовиться к злобным обвинительным расспросам.

Встреча старых сослуживцев протекала мирно. Генерал Алексеев своим внезапным посещением первым сделал шаг к необходимому примирению. Лавр Георгиевич, тронутый этим поступком, предложил Алексееву вообще возглавить Белое движение. Начало положено – создан «Союз офицеров». Алексеев решительно замотал головой: стар, немощен, на роль диктатора совершенно не пригоден. Лавр Георгиевич усмехнулся своим мыслям и не стал настаивать.

Поздно ночью пожаловал Милюков. Он был грузен, краснолиц, с совершенно белой головой. Держался в вагоне так, словно они виделись совсем недавно. Сразу же заговорил о том, что близится момент открытого конфликта с Временным правительством, и сообщил, что Центральный Комитет кадетской партии высказался за переход кадетов на сторону военных. В то же время он опасался, как бы противостояние не приняло «насильственный и кровавый характер». В чем спасение от крови и насилия? Он предлагал дуумвират: Керенский плюс Корнилов. И никаких третьих лиц!

«Опоздал…» – усмехнулся Лавр Георгиевич.

Ночь прошла без сна. Лавр Георгиевич задремывал и просыпался от гортанных окриков часовых. Утром Хаджиев принес закопченный котелок, снятый прямо с огня. Он приготовил «ул-лы-бояру» крепчайшего чая, заваренного так, как это принято на холодных песчаных становищах кочевников в разгар зимы. Обжигая губы, Корнилов выпил две громадные кружки и сразу ощутил, как просветлело в голове.

В полдень автомобиль доставил его к Больпюму театру. Издали он увидел почетный караул юнкеров. Коридором по пути к колоннам выстроился ударный женский батальон. Верховский, назначенный командовать Московским военным округом, встретил Корнилова рапортом.Корнилов быстро пересек громадный вестибюль театра в окружении текинцев. Народу почти не было, все сидели в зале. Генерал появился в ложе, и по залу пронеслось движение. Головы завертелись. Лавр Георгиевич поместился так, чтобы его не было видно снизу. На сцене за большим столом сидели бороды, лысины, сюртуки и военные мундиры. Корнилов узнал зеленую фигуру Керенского с длинным лицом. Премьер-министр опасался неизбежного восторга и с беспокойством посматривал на корниловскую ложу.

На сцене в это время, у самой рампы, совершалось театральное братание. Комиссар Бубликов, тот самый, что в марте арестовывал царя, обнимался с Церетели. Они сплелись в объятиях и, поглядывая в зал, не разнимали рук. Им аплодировали: слева – сдержанно, справа – довольно бурно. Игрался хорошо продуманный спектакль: происходило историческое примирение давних политических противников.

За кулисами Некрасов затеял спор с полковником Роженко. Перед Некрасовым лежал список ораторов, заранее одобренный и утвержденный. Полковник требовал, чтобы слово без всякой очереди было предоставлено Корнилову. Он уже в театре.

Позвольте, а он от какой организации? – делая наивные глаза, спросил Некрасов.

У полковника заходили желваки.

Это еще что такое? – с бешенством заговорил он. – Как вас прикажете понимать? А?

– Хорошо, хорошо, хорошо! – зачастил Некрасов и побежал на сцену, к Керенскому.

Делать нечего, приходилось объявлять. Напряженная тишина буйно взорвалась, едва раздалась фамилия Корнилова. Люди вскакивали на ноги и восторженно лупили в ладони. Некоторые остались сидеть и демонстративно вытянули ноги.

– Встать, хамы! – кричали им.

– Прислужники… лакеи… – огрызались те.

Назревала вульгарная базарная потасовка. Пришлось вмешаться Керенскому. Покуда Корнилов на просторе неоглядной сцены устанавливался на трибуне, премьер-министр залился в привычном адвокатском красноречии.

Он сказал о «картине великого распада, великих процессах разрушения», охвативших Россию, и напомнил, что совещание призвано указать пути выхода из этого мучительного состояния.

– Мы можем этого достичь только великим подъемом любви к своей Родине и к завоеваниям революции, любви и беззаветной жертвенности, решительного отказа от всего своекорыстного и группового во имя общего и целого…

В зале возник и стал нарастать шум, и Керенский сообразил, что следует умолкнуть. Он сделал длинный и широкий жест рукой в сторону трибуны.