Михаил Строганов - Заклинатель дождя

• Название: Заклинатель дождя
• Автор: Михаил Строганов
• Издательство: Издательство «Крылов»
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0256-4

Дьявол восстал из преисподней в провинциальном городке, по иронии судьбы некогда названном Богоявленском. Древний искуситель возвратился с новыми силами, и теперь от его ярости никому не укрыться. Он всегда рядом. Он играет по собственным правилам и, с наслаждением тасуя человеческие пороки, легко манипулирует низменными страстями. Сатана губит без сожаления. Он нисколько не похож на классического Мефистофеля. У него тысяча имен, а еще больше личин и масок, за которыми скрывается Зверь Жатвы.

Теперь всё становится не тем, чем кажется. И колдовство вуду, и ритуальные убийства, и подростковые банды, и разветвленная наркосеть, и педагоги-садисты, и малолетние проститутки, и циничные городские обыватели – на самом деле только видимые звенья наступающего Конца Света. Кто может остановить неминуемый ужас?

---

Тяжелой шаркающей походкой Матрена подошла к Ивану, ткнула в грудь кривым сморщенным пальцем и стала бесцеремонно разглядывать лицо большими, с кошачьими зрачками, глазами.

– Да! – старуха отвела взгляд и пошамкала губами, словно выбирая нужное слово. – Заклятый. И сам заклинателем станешь. Чую, лег змей на твое сердце, но того не ведает, где пригреться хочет! – Поправила на голове платок и расхохоталась глухим кашляющим смехом:

– Не знает упырек, что день недалек…

– Я, пожалуй, пойду… Извините…

Иван развернулся, но Матрена вцепилась в рукав куртки. Иван не решился ее просто оттолкнуть.

– Думаешь, я выжила из ума? Ползет к тебе Змей, ужо и кольцами обвился, жало выставил и пасть раззявил! – Матрена приблизилась вплотную, мертвой хваткой схватив Ивана за горло необыкновенно цепкими пальцами. В глазах вспыхнули алые огоньки и…

На мгновение Ивану показалось, что его обнимает увешанная амулетами и браслетами молодая женщина, горячая и хищная царица пустынь, неуловимая, словно богиня, сошедшая с древних фресок. Запахом райских роз повеяло от ее дыхания, которое проникало в мозг, разрывая его стальными шипами. Она обвилась вокруг тела, склонилась к лицу, и кобpa на ее диадеме вонзила в висок Ивана ослепительно огненное жало. По его лицу потекла маленькая кровавая струйка, потом вторая, третья, пока кровь: не хлынула по его лицу, застилая красной пеленой видимый реальный мир…

За окном громыхнул гром. В окна ударил весенний ливень – безудержный, пьяный, стремящийся сокрушить прогнившие оконные рамы. Иван с трудом открыл глаза, пытаясь разглядеть ускользающее от взгляда избяное убранство. Но очертания были неверными, скользящими и даже светящимися по размазанным в полутьме очертаниям. Иван застонал.

– Потерпи, миленок. Сейчас приготовлю отвар, вмиг полегчает, – хлопотавшая возле печи нестарая женщина в кружевном переднике повернулась лицом к Ивану, и в ее глазах отразились яркие огоньки полыхающего в печи древесного жара.

Иван прикоснулся к виску и тут же отдернул руку, скривившись от боли.

– Да, угораздило тебя в сенях на гвоздь налететь! – женщина сняла с его лба окровавленный тряпичный лоскут и протянула большую железную кружку. – Выпей-ка моего взвару. И рана не заслезится, и боль как рукой снимет!

Храмов приподнялся с жесткого топчана и осторожно ощупал саднивший висок:

– Вы кто? Где я нахожусь?

Женщина добродушно рассмеялась:

– Я буду Матреной Емельяновной. А вы, барин, изволите быть на хуторе, что под Черною грязью.

– Да, на хуторе… Только вы же прежде были старухой, а потом… – Иван вытаращил глаза. – Вы же совсем нестарая…

– В темноте, Ванечка, и не такое привидится. Особенно если со всего размаха головой на кованый гвоздь налететь…

На самом ли деле произошедшее с ним было реальным? Или все жуткие и красочные видения и вправду всего-навсего реакция «головы на гвоздь»…

Иван огляделся. Дом был разделен надвое огромной, выбеленной известью печью. Бревенчатые стены пестрели украшениями «всех времен и народов»: потемневшая картина в дорогом багете, дореволюционные ходики, фотография Луначарского с Брюсовым в затертой рамке соседствовали с плакатами «Алисы» и «Арии», разбитыми стереодинамиками и приколоченными гвоздями пустыми банками из-под пива…

«Так вот ты какой, вид в окрестностях Бове!» – отметил про себя Иван, разглядывая потемневшее от времени полотно.

– Хороша картина, не правда ли? – Матрена Емельяновна взяла Ивана за локоть. – От бабки досталась.

– Отличная репродукция, – кивнул он. – Ваша бабушка была библиотекарем?

Матрена Емельяновна рассмеялась:

– С чего ты решил?

– Да как же! Брюсов с Луначарским на стене… Книги старинные в шкафу… А вот еще чугунный бюст Мефистофеля. Я такой же в Пермском университете видел, когда занимался в литературном кружке. – Иван не без восхищения оглядел набитую антиквариатом избу. – Откуда еще такому добру взяться на заброшенном хуторе?

– Хороший у тебя глаз… Только заклятый. При свете теней не различает…

– Это вы о чем?

– Не обращай внимания, милок, – женщина махнула рукой и встала из-за стола. – Иди к Алешке, а то этот непуть до вечерней зари проспит…

* * *

Алешка лежал в дальнем углу избы, за старой замусоленной занавеской. Спал, свернувшись калачиком, на диване с резной спинкой и круглыми валиками-поручнями. Спал тревожно, вздрагивая и бормоча обрывки заблудившихся в сознании фраз. Лицо совсем невинное! Такого подстриги, причеши, надень очки – вот тебе и Знайка из Цветочного города. «А он ведь действительно любознательный и сообразительный парень. – Иван подошел к Балабанову и положил руку ему на плечо. – Окажись он в другое время в другом месте…»

– Храмыч?! Ну, ты меня уже конкретно защемил! – Алешка потер глаза. – Нет, в натуре, смотри, аж фюрер скис!

– Вставай, Алешка. Разговор есть. И давай без словесной акробатики.

– Разговором сыт не будешь, если хлеба не добудешь. – Балабанов торжествующе посмотрел на Храмова. – Ну чё, реально сказано?

– Точнее некуда, – Храмов нервно сжимал пальцы, стараясь не смотреть Балабанову в глаза. – Леха, мне деньги нужны. Очень нужны… Возьми меня в дело!

Балабанов вскочил с дивана:

– Ты что, обдолбался? Тебя к дури на выхлоп не пустят! А за такие слова нас двоих… Да ты понимаешь своей головой, что с нами будет?!

– Леша, моя мама серьезно больна. – Иван взял Балабанова за руку и силой заставил сесть на диван. – После гибели отца у нее начались серьезные проблемы с сердцем. Она думает, что мне о болезни ничего не известно, а нам еще до отъезда в Немиров кто-то подкинул в почтовый ящик ксерокопию врачебного заключения. Понимаешь, Леха, моя мама в любой момент умереть может. Ей серьезное лечение требуется. Прямо сейчас! А она со своей крохотной зарплаты деньги откладывает, чтобы у меня были хоть какие-то средства на первое время…

– Дела… Что ж ты сразу мне ничего не сказал? Слушай, давай веди ее к Матрене. Может, на твою мать порчу нагнали? Так бабуля вмиг разберется, она же у меня ведьма! Не трухай, заговорит ее плохяк без шкарёнок, на халяву!

– Леша, ты меня слышишь? Я о помощи прошу! Нам уезжать надо, немедленно. Понимаешь? Для того, чтобы мама решилась вернуться в Пермь, надо хотя бы сразу немного денег, чтобы было чем проценты заплатить. Долги у нас там остались, большие папины долги… А ты мне о порче и заговорах!

Алексей достал сигарету и закурил прямо в избе:

– Храмыч, а ты бы мог за бабло кого-нибудь замочить?

– Ты что, убийство предлагаешь? Я не убийца…

– Расслабься, просто вопрос. – Алешка затянулся и пустил большие кольца дыма. – А вот я кого-нибудь бы с удовольствием заколбасил. Прикинь, Храм, коптил какой-нибудь чел землю – опаньки, и уже на том свете воздух портит. Думает себе, чё к чему, а это ты его в профилакторий отправил! Прикольно!

– Ну ты и дрянь! – Храмов оттолкнул Балабанова и пошел к выходу. Уже на пороге обернулся. – Запомни, Балабан, у тебя клоп не на жопе, а на сердце выколот!

Лицо Алешки исказилось болезненной гримасой, и он со слезами кинулся к бабушке.

Матрена Емельяновна, проводив тяжелым взглядом Ивана, тихонько шептала на ухо внуку:

– Не плачь, Алешенька, не плачь. Вот увидишь, мы отомстим. Мы им всем отомстим. Всему этому проклятому городу…

Она ласково гладила его по длинным немытым волосам, словно дитя, целовала в голову, но с каждым мгновением на суровом, почерневшем лице проявлялись глубокие старческие борозды морщин…

Дождавшись, когда убаюканный лаской Алешка снова уснул, Матрена накинула на плечи душегрейку, с трудом надвинула на распухшие узловатые ноги резиновые колоши, взяла со стола кухонный нож и вышла из избы.

Медленно, не оглядываясь, старуха шла по весеннему пробуждавшемуся лесу, бормоча под нос нечто из вывернутых наизнанку слов. Спустившись в лог и подойдя к журчащему ручью, старуха взмутила его палкой, бороздя против течения дно острыми сучьями. Затем воткнула нож в середину потока, принялась нашептывать на воду:

– Не пухом земля, не жизнью вода, не в радость ветер… огонь по крови, песок по костям, яд по сердцу… и как тебе, так и всем…

Закончив читать заговор, вытащила из кармана окровавленный лоскут и зацепила в него со дна ручья горсть липкой жижи.

Вернувшись в избу, взяла с топчана маленькую подушку, на которой совсем недавно лежал Иван. Стараясь ее не встряхнуть, осторожно вошла в узкую, заваленную старьем клеть, вытащила из прогнившего деревянного ящика связанные стопкой пожелтевшие газеты и выпотрошила в него из наволочки слежавшееся куриное перо. Сделав пальцами ямку, осторожно закопала в нее сочащийся бурой влагой, сложенный «узелком» тряпичный плат.

Вымыв в рукомойнике руки, вытерла их насухо застиранным, самотканым рушником и пошла будить стонущего во сне Алешку.