Дарья Иволгина - Степная дорога

• Название: Степная дорога
• Автор: Дарья Иволгина
• Жанр: Фэнтези

Никому, кроме Волкодава, не удавалось выйти на свободу из страшных Самоцветных Гор. Только Ученики Богов – Близнецов иногда выкупали оттуда своих единоверцев. Прикинувшись одним из них, получает свободу и Салих – герой романа `Степная дорога`. Во время перехода через Вечную Степь судьба сводит его с юной кочевницей Алахой. С этого момента начинаются их совместные, полные опасностей приключения.

Города Саккарем и Мельсина, Самоцветные Горы и земли веннов – в этих и других, хорошо знакомых по романам оВолкодаве местах, разворачиваются события книги.

Среди тех, кого встретят герои на своем пути, – и сам Волкодав, и человек, истребивший его род, – кунс Винитарий по прозвищу Людоед.

---

– Не этот ли предводитель оборвал золотые монеты с твоего платка? – Арих не на шутку был разозлен колкими словами сестры.

– О, напротив! Я поднесла ему дар. – Алаха оставалась невозмутимой, как камень. – Этого требовала обычная вежливость, брат. Я думала, тебя этому учили.

– Небось ограбили девчонку! – выкрикнул кто-то из толпы. – А она теперь нос дерет. Думает таким образом скрыть и глупость свою, и позор!

Не глядя в ту сторону, откуда донесся выкрик, Алаха отвечала:

– Спесью глупость не покроешь, это верно замечено. Вот и подумай, вождь молодых воинов, брат мой, как следует подумай: будь те, кого я повстречала, и впрямь грабителями, сумей эти грабители меня ограбить – неужто взяли бы они всего шесть монет? Неужто оставили бы мне коня? Они забрали бы и все мое золото, и мой шелковый платок впридачу, и коня с упряжью! Они оставили бы меня в степи голую – спасибо, если живую! Вот и рассуди, брат, кто перед тобой правдив и честен, а кому спесь да глупость глаза застят!

Молодой воин, в которого целила Алаха, густо покраснел, а прочие захохотали.

– Ну а этот верзила – кто он такой? – спросил Арих. Он видел, что первую стычку с сестрой проиграл, и решил взять миролюбивый тон. – Я уже ничему не удивлюсь, сестра. Там, где речь заходит о младшей дочери моей матери, можно ожидать чего угодно.

– Она нашла себе в степи мужа! – крикнул юноша, которого Алаха только что поставила на место. Лицо его горело, словно от пощечины, и он жаждал отомстить за свой позор.

– ПОЙМАЛА мужа – так вернее будет! – поддержал товарища второй.

– Смотри, она и в седле его держит, как невесту! – выкрикнул третий.

Арих досадливо поморщился. Неужели они еще не поняли, с кем имеют дело? Алаха кого угодно сделает полным дураком, да так, что ты еще сам ей в этом поможешь. Нет уж. Лучше пока что помолчать.

Алаха вдруг с размаху ударила Салиха по ушам. Он вскрикнул от боли и неожиданности, качнулся – и девушка сбросила его на землю. Застонав, он съежился и медленно закрыл голову руками, выставляя локти, – явно в ожидании новых побоев.

Но Алаха даже и не посмотрела на него.

– А это – мой раб, – заявила она. – Теперь он будет делать за меня всю скучную работу! А кто из вас его хоть пальцем тронет – знайте: меньшая дочь моей матери умеет охранять свое добро!

– Не сомневаюсь, – пробормотал кто-то рядом с Арихом. И плюнул.

– Но ты же не воин, сестра, – произнес Арих значительно мягче. Теперь он решил встать на сторону Алахи. Больно уж победоносно глядит девчонка. Как бы всерьез не взялась смешивать вождя с грязью перед его же людьми. Алаха на такое способна. Она вообще на многое способна, маленькая строптивица. Арих слишком хорошо знал это.

– Что с того, что я не воин, – упрямо возразила Алаха. – Женщины тоже владеют рабами. А этот человек достался мне честь по чести, так что никто при этом не потерпел ущерба.

– Пусть очистится от скверны и служит тебе, – сдался Арих. – Но помни, сестра: если он принес с собой беды, болезни или демонов, – тебе придется тяжко расплачиваться за это.

***

Теперь у Салиха болел еще и бок, ушибленный при падении с лошади. Он ни в чем не винил Алаху. Конечно, она обошлась с ним, прямо скажем, не слишком мягко. Но вероятно, иначе было просто нельзя. Во всяком случае, она спасла ему жизнь и избавила от куда более лютой доли, чем та, что ожидает его в степи. Он знал, что в небольших варварских племенах положение невольников сходно с положением детей: воли у них никакой, зато и спрос с таких невелик.

Алаха не позволила Салиху войти в "курень" – так она назвала поставленные в круг большие двухколесные кибитки, в центре которого находился высокий белый шатер, украшенный нарядным пестрым знаменем с развевающимися на ветру полосками белого меха.

– Как красиво! – сказал Салих, указывая на белую юрту.

Алаха высокомерно пояснила:

– Это обиталище моей властительной матери, госпожи над всеми. Ты должен знать об этом. Никогда не приближайся к этой юрте, если тебя не позвали.

Некоторое время Салих молча смотрел на свою хозяйку. Они сидели вдвоем на земле, чуть в стороне от становища, – совсем небольшого, как мог теперь определить Салих. Он знал – слыхал от сведущих людей еще на руднике – что иной раз, когда в Степи перекочевывает на более богатое пастбище сильный, многочисленный род, то стороннего наблюдателя жуть берет: кажется, будто движется по бескрайнему степному пространству целый город, с башнями, дворцами. Теперь саккаремец готов был признать: не преувеличивали рассказчики, не ради красного словца приплетали в свои побасенки такие диковинные подробности, что впору руками развести в изумлении. Даже небольшой род Алахи обладал прекрасными, добротными вещами. А юрта ее матери – видимо, главы рода, – выглядела по-настоящему роскошно: белый войлок, нашитые по всему диаметру узоры из выделанной лошадиной шкуры – фигурки скачущих лошадей, бегущих волков, нарисованные синей краской спиральные узоры… Да, это был настоящий дворец!

А может быть, подумалось Салиху, он так остро воспринимает красоту чужого жилья лишь потому, что совсем недавно вырвался из настоящего ада. Из такого места, где не то что просторная войлочная юрта – убогий пастуший шалашик из засохших веток подлинно дворцом покажется.

Да. Слишком много лет был лишен Салих самого необходимого из того, что потребно человеку от века: домашнего очага. Чужой очаг не греет – у него было довольно времени, чтобы убедиться в этом на собственной шкуре.

Алаха выглядела задумчивой и немного мрачноватой. Похоже, ее нешуточно сбивала с толку вся эта история, которую она же сама и затеяла. Вон, какая притихшая сидит. Вертит между пальцев сухой стебель. Что-то в уме прикидывает, сама с собою рассуждает.

Салих исподтишка за нею наблюдал. Сейчас она казалась ему совсем маленькой девочкой. Любопытно бы узнать, сколько ей лет? Пятнадцать – не больше. По здешним меркам она, должно быть, уже заневестилась. Салих знал, что это обстоятельство должно было найти какое-то отражение в ее одежде, уборе, украшениях. Но Алаха принадлежала к чужому, совершенно незнакомому народу. И сколько он ни приглядывался, сколько ни пытался разгадать смысл ее колец, браслетов, узоров на поясе и платке – безмолвный язык степных символов оставался для него непостижимым.

Салиху вдруг отчетливо стала внятна разница в их возрасте. Алаха, сообразил он, как раз годилась ему в дочери. СТАРШАЯ ДОЧКА. От этой неожиданной мысли у него сдавило горло и что-то сладко заныло в груди. Сложись жизнь иначе – растил бы собственных детей. Баловал бы их подарками – как отец, бывало, его самого баловал… А уж в такой гордой, такой красивой Алахе и вовсе души бы не чаял…

Непрошенное воспоминание об отце ожгло, точно кнутом. Салих даже замычал сквозь зубы от невыносимой душевной муки. Неужели не будет конца этой памяти?

Алаха строго посмотрела на своего раба.

– Как тебя лучше называть? – спросила она.

Он вздохнул.

– Принято ли у вас давать своим слугам другие имена? – вопросом на вопрос ответил Салих. – Думаю, не следовало бы мне начинать новую жизнь с нарушения обычая.

Алаха задумалась. В словах незнакомца был резон. Но на ее памяти новые рабы в их становище не появлялись. Пленники, захваченные Арихом в одном лихом набеге, почти сразу сделались его побратимами. Женщин взяли в жены товарищи брата. Имен, насколько могла припомнить Алаха, никто из них не менял.

– Ты будешь зваться тем именем, которое изберешь сам, – сказала наконец Алаха.

– Мой отец называл меня Салих, – проговорил раб.

– Салих… Пусть так и остается, – с важным видом кивнула девочка. И тут же нахмурилась. – Ты сказал – ОТЕЦ?

– Да. Что в этом дурного или странного, госпожа моя? У всякого человека есть отец. Без отца, прости, еще никто из людей не сумел появиться на свет.

Алаха метнула в него гневный взор.

– Уж не вздумал ли ты насмехаться надо мною, Салих?

– И в мыслях не было. Прости – я всего лишь попытался насмешить тебя, да вышло неудачно.

Алаха еще немного помолчала, оценивающе поглядывая на своего собеседника. Она все-таки подозревала его в насмешничаньи. Наконец снизошла – пояснила:

– О своих отцах говорят лишь свободнорожденные. Те, кто знает своих предков наперечет на десяток поколений. А рабы зачинаются случайностью, рождаются милостью и живут беспрозванно. Я знаю! Меня учила этому моя досточтимая тетка.

– Но я и не был рожден в рабстве, – сказал Салих. – Потому и осмелился говорить перед тобою о своем отце.

– Диво! – изумилась Алаха. – Как же он, несчастный, должно быть, страдает, зная, что сын его заживо погребен в рудниках!

– Не следует жалеть его, госпожа. Когда мы с ним расставалсь, у него как раз народился еще один сын. Надеюсь, мой отец избавлен от тягот одинокой старости.

Алаха вдруг вытянула шею, высматривая кого-то за спиной Салиха. Она явно утратила всякий интерес к предыдущей теме разговора, поскольку произошло нечто куда более важное.