Александр Белаш - Оборотни космоса

• Название: Оборотни космоса
• Автор: Александр Белаш
• Издательство: Лениздат, «Ленинград»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-289-02345-3

Воистину нет предела умению Фортуната Кермака попадать в разнообразные экстремальные обстоятельства — и выкручиваться из них с прибылью. Неудивительно, что в конце концов такими способностями заинтересовались спецслужбы планеты Ньяго, на которую Форт прибыл, чтобы купить космолет. Но вместо этого ему придется стать экспертом по чрезвычайным ситуациям, да еще работать в паре с самым необычным человеком, с каким может свести судьба.

В подземных мегаполисах Ньяго высокие технологии смешаны с верой в двойников и оборотней, военные применяют магию, а пираты насылают демонов. Мир готов погрузиться в хаос: подступает нечто, несущее безумие и гибель, и Форту предстоит нелегкая задача — остановить Зверя, рвущегося из бездны... Кто знает, может, именно в этом и заключается его предназначение?

---

Получив Папин тайный приказ, Зурек забеспокоился. Папа не паникёр, трезво взвешивает ситуацию. Но если он велит держать корабли заправленными, готовыми к боевому вылету, собрать и до особого сигнала не распускать экипажи со штурмовыми группами, сложить для быстрой погрузки ценности и оружие значит, чует опасность.

Зурек провёл инструктаж своих старших офицеров и командиров кораблей, потом вызвал казначея и матушку — надо позаботиться о сокровищах и гареме. Тут малец доложил, что его аудиенции просит какой-то грязный троглодитский вождь.

— Дай ему пожрать, а потом гони. Не до него мне.

— Он поел, но не уходит, — сообщил малый, вскоре вернувшись. — Говорит, у него для вас драгоценный и тяжкий донос. Даже выволочь его нет никакой возможности — вопит и за всё цепляется.

— Ишь ты, упорный... Тогда волоки в другую сторону — ко мне.

Драный, жалкий и старый троглодит оказался знаком Зуреку — это был Мантых из нор у высоты 221, чьи пещеры входили в земли, отданные Зурековой ветви Окурков для кормления. Наведывались в те пограничные норы и градские, но хитрый Мантых, как все слабые и подлые людишки, живущие между двух огней, умел услужить и нашим, и вашим.

— А, явился, старый ошмёток! — Зурек был почти ласков. — Плесень принёс?

— Секретное слово имею до вас, милостивый вождь! — пресмыкался перед помостом старикан. — Дозвольте молвить!

— Говори.

— Я, ваше удальство, человечишка бедный, людьми и вещами скудный. После бедствия пошёл я до вашей вельможной персоны с дарами — они целёхоньки, в тюках сложены на постоялом месте; копейщики их стерегут. Въездную и рыночную пошлины я уплатил, того-сего продал, чтобы кормиться... и загорелось мне, старому, деньгу стратить, хоть глазком взглянуть на диво, на страшилище, которое в зиндане держите. Оченно занимательно! весь народ туда стремится!

— Так, так... Ну, как тебе показался Pax? ты с перепугу навзничь не упал? — Зуреку было забавно слушать льстивого и подобострастного мужлана. Прок от троглодитов невелик — одна плесень, и сами как плесень, но дикари они сметливые, наблюдательные и памятливые, могут полезную весть принести.

— Никак он мне, Быстрый вождь, не показался, — неожиданно твёрдо промолвил Мантых, — потому что не Pax это вовсе.

Пока Коел летела на космическом пароме, пока ждала, когда за ней придут, она ничему не верила — в особенности тому, что вот-вот окажется на воле. Явились какие-то сомнительные типы с физиономиями уголовников, изъяснявшиеся на безобразном межпланетном жаргоне, состоявшем из биндерама, линго, яунгаля, туанского моторного и отдельных ньягонских слов. Это были эйджи. Коел пришлось выслушивать их сальные комплименты, а душа вновь наполнялась холодным ужасом — её обманули, Никель с напарником срежиссировали весь спектакль, чтобы она тихо-смирно добралась до Иссы и нигде не вякнула, что её вывозят незаконно.

Но едва аламбукский конвой скрылся из вида, наглые субъекты заговорили иначе.

— Не бойтесь, мы из Галактической Полиции, — тихо сказал блондин.

— Это просто слова. — Немного осмелев, Коел вспомнила, что она централка, а истые централы — народ себе на уме, недоверчивый до крайности. — Докажите.

— Брат Жозеф поручил нам встретить вас и доставить в надёжное место, — сквозь зубы проговорил второй, смуглый.

— Предъявите что-нибудь более убедительное. — Она даже на знакомое имя не поддалась.

— Не в коридоре. Этот терминал — пиратский; не стоит здесь лишний раз махать нашими жетонами.

Свернули в тёмный закуток. Блондин снял с Коел наручники так же умело, как и застегнул, а смуглый достал из сумки обувь и одежду, больше подходящие для уличной девки.

— Быстро переодевайтесь. Тут нельзя задерживаться.

— А где жетоны?

— Настоящий человек из правового государства, — запуская руку во внутренний карман, улыбнулся блондин, говоривший с жестковатым акцентом; то ли он был из колоний, где языки смешались, то ли из зоны новояза. Действительно, оба имели раскладные жетоны с фотографиями, золотыми чипами, лазерными сетками и текстами на трёх языках — «Малах Киричек, инспектор», «Соопайя Темолджи, младший инспектор».

Даже выступающая на износ эстрадная солистка не меняет платье за кулисами с такой скоростью, как это делала Коел. Покидая закуток, она постаралась изображать повадки разбитной девахи. Бог весть, хорошо ли ей это удалось, но терминал они покинули без помех.

Почему, однако, порядочной женщине надо маскироваться под шлюху, чтоб выбраться из всех передряг, — а иначе она так выделяется, что её сразу вычислят?..

Коел разместили на базе Гэлп Сэкоунтэй, в одном из купольных городцов на невидимом полушарии Иссы, и приставили к ней двух дам в небесно-синих мундирах — стриженную под мальчика тонкую брюнетку из Общества и пепельноволосую наогэ из Эрке. Они ручались, что для бывшего хозяина и его клана Коел недоступна.

Наконец-то у неё отлегло от сердца — она оказалась среди друзей! Спасена! От нахлынувшей радости Коел забыла о ньягонском правиле неприкасаемости и горячо расцеловалась с чернявой Николетой. Наогэ, не решаясь переступить приличия, от полноты чувств протанцевала вокруг них.

Принимающая сторона позаботилась, чтобы ей было удобно — полицейские дамы выложили перед Коел одежду на выбор. Они лукаво перемигнулись, когда она начала примерять наряды; если женщина заботится о внешности — она на пути к выздоровлению.

Как во всех лунных жилищах, здесь поддерживалось искусственное тяготение по ньягонской норме — 1,09 g. Чужих сюда однозначно не допускали, но Коел непрерывно оглядывалась и вздрагивала на каждый звук. Это не осталось незамеченным. Вскоре пришла ньягонка-докторица:

— Тревожное расстройство как неврастеническая реакция на стресс. Если её нужно срочно допросить, то сначала необходимо провести сеанс лечебного сна.

Но сон не вполне вернул нервы на место. Коел была напряжена, как сжатая пружина, — движения слишком резкие, голос то приглушенно тихий, то, наоборот, излишне громкий. Нормальная обстановка казалась ей обманчивой, поддельной. Но, по крайней мере, Коел смогла без страха выговориться — и наогэ с брюнеткой проявили поистине железное терпение, выслушивая её пламенные монологи.

— Они сбросили его в шахту. При мне, я видела это своими глазами. Других они пытали — я не знаю, кого, потому что после ареста ни с кем не встречалась. Могу назвать всех, которых помню! С людьми обращались ужасно, словами не опишешь. Я обещала брату Жозефу дать показания; это — твёрдо. Давайте записывать прямо сейчас... Нет, я никогда не забуду. Мне снится чёрное — чёрный зал, чёрный колодец, чёрные жрецы... Вы не поймёте, как это жутко! Я-то вырвалась, но я должна помочь тем, кто остался. Молчать об этом — всё равно что самой кинуться в кладезь. Все должны узнать, что творится в Аламбуке, а ещё — о тех предателях, которые помогают чёрным подонкам! Понимаю, что говорю беспорядочно; надо составить план, по которому я буду выступать.

— Пока давай суммировать информацию, — предложила Николета. — Тебе многое известно, но говорить следует о главном.

Лечебный сон, ещё раз лечебный сон, потом ещё — звон натянутых нервов стал тише, но равновесия в душе не наступало. И не наступит, пока последний рабовладелец не получит по заслугам. Коел сознавала, что пережитое в неволе не покинет её память, останется в ней навсегда. Но эту боль надо вырвать из себя и выставить на суд общества: «Эй, счастливые! смотрите, что происходит, пока вы благоденствуете! Когда вы бормочете о толерантности и всепрощении, вам аплодируют преступники. Они благодарят вас — и хохочут, презирая вас за трусость и слюнтяйство! Не они ли подбросили вам идейку о терпимости, которая обозначает лишь известный дом?.. Кому она на руку? подлецам, паразитам, ворам! Только из-за толерантности, которую нам насаждают, нестерпимые твари могут процветать среди нас. Перестаньте потакать пиратам! они признают не болтовню, а силу — вот и покажите им, кто сильней!»

Полицейские не торопили, выжидали. Они видели, что Коел настроена решительно, на попятную не пойдёт. Напротив, она целеустремлённо готовилась к предстоящей речи, без устали обсуждала с дамами из Гэлп план и детали будущего рассказа.

— Кажется, мы утрясли все подробности. Пора приступать!

— Да, Коел, самое время. Я очень рада, что ты хочешь довести дело до конца. — Николета по-ньягонски ласково провела ладонью по её руке, не дотрагиваясь до кожи. Успокаивающий, душевный, крайне осторожный жест, означающий нежную заботу. Горячность Коел слегка поубавилась, зато окрепла убеждённость в своей правоте. Чтобы излагать ужасные факты, коснувшиеся тебя самой, нужны твёрдость, выдержка и полное самообладание.

Она устроилась перед микрофоном и камерой. Запись будет повторяться и редактироваться, пока не сложится наиболее взвешенная версия для телевидения. То, что предназначено для Гэлп Сэкоунтэй, — отдельная статья, эти материалы сотрудники Галактической Полиции пустят в дело, когда условия станут максимально выгодными. После её выступления.