Габриэль Ферри - Лесной бродяга

• Название: Лесной бродяга
• Автор: Габриэль Ферри
• Издательство: Терра
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00498-7, 5-300-00472-3

---

— Но вы знаете по крайней мере в какой стране вы родились?

— Нет, сеньор. Однако к чему эти праздные вопросы? Почему вас все это заинтересовало?

— Фабиан! Фабиан! — воскликнул Розбуа, невольно смягчая голос, как будто обращаясь к крошечному ребенку. — Где ты теперь? Что с тобою?

— Фабиан?! Это имя незнакомо мне! — заверил Тибурсио, удивление которого все возрастало при виде жадно устремленных на него глаз канадца.

— Незнакомо! Боже мой! Значит, это не он! — разочарованно вздохнул гигант. — А между тем ваши черты так живо напоминают моего маленького Фабиана! Что ж, внешнее сходство порой так обманчиво! Простите меня, мой юный друг, я безумец, начисто лишившийся рассудка.

С этими словами канадец бросил головню в костер и опустился на прежнее место, повернулся спиною к костру и прислонился боком к пробковому дубу так, что лицо его оказалось в густой тени.

Ночь близилась к концу, уже вершины деревьев осветились розовым отсветом зари и на гасиенде пропели петухи, но в чаще царил сумрак. Охотник сидел молча. Тибурсио тоже погрузился в воспоминания. Подобно тому, как семена, заброшенные ветром, всходят, несмотря ни на какие бури, так и воспоминания детства, несмотря на череду пронесшихся годов, не заглохли вполне в душе Тибурсио. Он припомнил рассказ умирающей вдовы Арельяно о его прибытии в Америку и напрягал память, чтобы связать между собой сохранившиеся в ней обрывки воспоминаний. Еще безотчетно для него самого сидевший перед ним гигант-охотник напоминал ему того покровителя его детства, о котором упоминала приемная мать, но каким образом французский матрос мог превратиться в мексиканского охотника? Столь странное превращение путало ход мыслей Тибурсио, который и в вопросах канадца усматривал лишь простое дружеское участие, не придавая им никакого иного значения. И в самом деле, охотник ни словом не обмолвился о том, что разыскивает потерянного сына, а ведь одно упоминание об этом могло сразу прояснить многое…

— Возможно, — проговорил Тибурсио, прерывая наконец молчание, — что если бы кто-нибудь помог мне разобраться в воспоминаниях моего детства, то я многое бы припомнил. Но кто же может оживить мою память, кроме Бога? Мне все кажется каким-то смутным сном, из которого я ничего толком не запомнил!

— Ничего?! — грустно повторил канадец, опуская голову.

— А между тем, — продолжал Тибурсио, — в ночь, проведенную над телом той, которую я называл своей матерью, какой-то свет озарил мое прошлое и мне казалось, что я припоминаю грустные сцены: но это был, вероятно, не более как ужасный сон…

Пока Тибурсио говорил, надежды снова ожили в душе канадца; он поднял грустно склоненную на грудь голову, намереваясь что-то сказать, но Тибурсио подал рукою знак не прерывать нити его мыслей и продолжал свой рассказ медленно, подыскивая слова, чтобы нарисовать смутно вырисовывающуюся в его памяти картину.

— Мне вспоминается какая-то большая комната, в которой свободно разгуливал ветер, — говорил он, — и слышатся женские рыдания, прерываемые чьим-то грозным голосом, и затем все спутывается…

Эти слова обманули ожидания канадца, так как он был свидетелем только развязки драмы, происшедшей в Эланчови.

— Вероятно, вам все это приснилось, — грустно заметил он, — но все-таки продолжайте.

— Затем среди этих снов, — продолжал Тибурсио, — мне представляется какое-то загорелое грубое, но доброе лицо.

— Какое лицо? — мгновенно оживился охотник, поворачиваясь к огню, причем грудь его взволнованно подымалась, как волна.

— Это лицо принадлежало человеку, нежно любившему меня в детстве, — с живостью проговорил Тибурсио, — я помню и теперь этого человека!

— А вы-то любили его? — с тоскою спросил канадец.

— Еще бы! Он был так добр ко мне!

Охотник отвернулся, и крупная слеза скатилась по загорелому лицу.

— Фабиан также любил меня! — прошептал он.

Этот отважный человек не решался задать последнего вопроса, который мог бы возвратить ему его дорогое дитя или навеки разрушить все надежды. Наконец прерывающимся голосом и со стесненным сердцем он выговорил роковые слова:

— Помните вы обстоятельства, при которых расстались с этим человеком?.. — Волнение перехватило его дыхание, он опустил голову на руки и со страхом ожидал ответа на свой вопрос.

Тибурсио медлил с ответом, собираясь с мыслями; слова канадца пролили свет в его душу, и он мысленно старался уяснить себе те обстоятельства, которые всплыли в его памяти.

В тишине слышалось только потрескивание сучьев в костре да прерывистое дыхание охотника.

— Слушайте же! — воскликнул, наконец, Тибурсио, обращаясь к охотнику. — Вот что я вспоминаю в настоящую минуту. Мне представляется кошмарная картина: кругом кровь, дым, оглушительный грохот — грома или пушек, — не помню. Я дрожу от страха, запертый один в темной каморке. Вдруг тот человек, который любил меня, подходит ко мне и…

Тибурсио умолк на минуту, стараясь воскресить в памяти подробности той минуты, вслушаться в слова, которые пока неясно звучали в его ушах.

— Вспомнил! — воскликнул он. — Этот человек подошел ко мне и сказал: «Встань на колени, дитя мое, и помолись за твою мать»… Больше я ничего не помню!

В продолжение всей речи молодого человека охотник сидел не поднимая головы, но тело его вздрагивало от конвульсивных рыданий. Тибурсио невольно вздрогнул, услышав изменившийся голос канадца, когда тот проговорил:

— Помолись за твою мать! Я нашел ее мертвой возле тебя!

— Да, да! Именно так! — воскликнул Тибурсио, вскакивая одним прыжком с земли. — Это те самые слова! Но кто вы такой, что знаете все происшедшее в тот ужасный день?

Канадец молча поднялся с земли, опустился на колени и, протягивая к небу руки, причем все лицо его было залито слезами, воскликнул опьяненный счастьем:

— О Боже мой! Я знал, что если ему снова понадобится отец, то Ты направишь его ко мне! Фабиан! Фабиан! Ведь это я, твой Розбуа, — тот самый…

Слова его прервал свист пули, пролетевшей над самой головой Фабиана. Хосе мгновенно очнулся от сна и вскочил на ноги.

XX. ПРАВО ВСЕГДА ОСТАЕТСЯ ЗА СИЛЬНЫМ

Нам необходимо вернуться немного назад, чтобы заполнить пробелы нашего повествования.

Во время своего откровенного разговора в канадцем Хосе не все рассказал ему о доне Эстебане. Он мог бы прибавить, что человек, которому он разрешил высадиться в ту памятную ночь на берегу Эланчови, был Антонио де Медиана, младший брат графа Хуана — отца Фабиана.

Возвратившись из дальнего путешествия в Америку, где он сражался против мексиканских инсургентов, как он сам рассказывал сенатору, дон Антонио узнал о браке старшего брата с Луизой. Эта новость имела для него ужасное значение, во-первых, потому, что он любил донью Луизу со всем пылом страсти, а во-вторых, старший брат, любивший Антонио с отеческой нежностью, дал клятву никогда не жениться, чтобы оставить ему свой титул и состояние. Однако продолжительное отсутствие дона Антонио, во время которого распространился слух о его смерти, изменило решение старшего брата; посчитав себя свободным от своего обещания, он решил жениться для продолжения своего рода. От его брака с доньей Луизой родился Фабиан.

Когда младший де Медиана узнал все совершившееся в его отсутствие, он понял, что его надежды на знатность и супружеское счастье разлетелись, как дым. Но в честолюбивом сердце Антонио страсть играла второстепенную роль, он сожалел только о своем утраченном праве на майорат. Отсюда у него возникло пламенное желание уничтожить ребенка, мешавшего ему достичь старшинства в роде. Это чувство поглотило в нем все остальные и привело к преступлению.

Ему удалось захватить в плен у берегов Америки военный фрегат, порученный ему для путешествия в Европу. Экипаж для этого судна он набрал из всевозможных искателей приключений, не брезгавших никакими средствами в достижении своих целей. Во главе столь «достойной» компании он приплыл в Испанию. Было бы слишком долго рассказывать, каким образом дону Антонио удалось завести дружеские сношения с Эланчови. Мы прямо перейдем к тому моменту, когда, купив ценой своего кольца молчание Хосе-Сонливца, дон Антонио поручил ему стеречь лодку, а сам исчез в ночной мгле.

Со дня своего вдовства графиня де Медиана жила в полном отдалении от света. Проводя все время с сыном в своей комнате, она уклонялась, насколько возможно, от услуг своей горничной, которая являлась к ней обыкновенно в обеденные часы.

В то время как происходила описанная нами сцена между Хосе и незнакомцем — около одиннадцати часов вечера, — графиня по обыкновению находилась в своей спальне. Это была обширная комната, обставленная старинной мебелью, имевшей тот особенный торжественный и мрачный вид вообще, который свойственен испанскому характеру.

На столе в углу горела лампа, освещавшая часть комнаты; другая половина ее оставалась в тени, и только вспыхивающие в жаровне уголья временами освещали развешенные по стенам портреты предков в потемневших рамах.