Внутренний СССР - Дело было в Педженте

• Название: Дело было в Педженте
• Автор: Внутренний СССР
• Жанр: Политика

(второй смысловой ряд фильма «Белое солнце пустыни»)

---

Исторические параллели между смутами XVI — XVII вв. и XX — XXI вв. представляют интерес для лучшего понимания хода событий в России в будущем.

В ходе подготовки к “перестройке” Глобальный Предиктор вынужден был “схватить” российское знахарство мертвой хваткой: глобальное знахарство вынуждено было пойти на гласность в России. Национальное знахарство восприняло это как “грабёж”, то есть нарушение его монополии на управленческое знание. Отсюда и первая реакция Лебедева при встрече с Суховым: “Привести сюда гарем!”.

Наиболее болтливый представитель демократической “элиты” — Станкевич, раскрыл “секрет” такой реакции ведического знахарства: “Если бы мы были сильны, нам бы не следовало разыгрывать карту гласности”. Глобальному знахарству было ясно, что без пресловутой “гласности” невозможно создать “агитпункт” рыночных реформ и собрать массовку для реализации своих целей; при этом допускалось, что гласность может опрокинуть “перестройку”, но предположить что этот процесс приведёт к крушению основ библейской концепции управления — этого не могло ему привидеться даже в кошмарном сне. Первой в “агитпункт” ринулась советская либеральная интеллигенция. Знахарство же поддержало “перестройку” в надежде получить наконец-то свой “жирный кусок” за счет народа.

Но с объявлением гласности в СССР одна из пуль Абдуллы угодила Лебедеву в живот. Знаменательно, что эту пулю он получил через икону, что может означать: внешним прикрытием российского знахарства служат ритуалы исторически сложившегося христианства. Иносказательно убийство Лебедева — начало последнего этапа обнажения и самоликвидации всех открытых и скрытых толпо-“элитарных” иерархий. Проявилось это в том, что жировавшие до “перестройки” знахарские кланы вдруг стали замечать утрату былого влияния над “своими” социальными группами. Это касается всего спектра знахарства: от научной “элиты” до глав религиозных сект. Их знания в определённой мере стали “никчёмными”, поскольку в процессе смены логики социального поведения развивая чувство меры народы обретают и различение.

В настоящее время любой гражданин в пределах границ бывшего СССР при желании может получить любую интересующую его информацию: преград никаких не стало. С этого момента в принципе никому ничто уже объективно не мешает разобраться в тёмных местах истории, а также понять и происходящее. Поэтому личная ответственность каждого сейчас как никогда должна быть чрезвычайно высока. Такой же высокий будет и спрос с каждого за его мысли и поступки на Земле.

Учитывая однонаправленность нравственных процессов на Земле, коллективное бессознательное, сформированное людьми, которые верят непосредственно Богу, набирает информационную ёмкость, а значит и силу. Другие, в коллективном бессознательном поддерживающие библейские догмы, разрушаются и гибнут. Вместе с ними будут гибнуть и люди, поддерживающие их своими мыслями. Так было всегда, но известно это широким слоям общества становится лишь теперь. Культура человечества — плод интеллектуальной деятельности всех живущих сейчас и предыдущих поколений от начала развития человечества, поэтому ни о какой интеллектуальной собственности речи быть не может. Интеллектуальная собственность сейчас чревата катастрофой, поскольку объективную информацию о Боге и уже известных методах управления, скрывать дальше опасно.

Картина 17. Эх, взорвать бы! Гранат нет…Гранаты есть, но не той системы

Сначала на экране появляется кадр с тремя старцами, затем Сухов и выползающие за ним женщины, чихая и кашляя. Вдали — баркас у берега моря, бандиты занимающиеся погрузкой награбленного. Выбравшись первым из подземного хода, Сухов дает команду поднимающимся во весь рост женщинам:

— Ложись! Прижимайся!

Женщины ползком, чтобы не обнаружить себя, пробираются к одному из баков с металлическим трапом. Камера показывает, как по этому трапу последним на бак с пулеметом взбирается Сухов. Раздается его команда:

— За мной!

После этого зритель видит, как из подземного хода выбираются пешие бандиты, преследовавшие Сухова с женщинами. Остальные — конные во главе с Абдуллой с криками несутся со стороны таможни и рассыпаются между баками в поисках беглецов.

И в этот момент в кадре появляется пара верблюдов. Горби! Да, так на Западе ласково назвали чету Горбачевых, но так бы мы ласково назвали и верблюда, навьюченного чужими мыслями о том, как им обустроить Россию.

— Что в этом удивительного? — спросит недоумевающий читатель. — Верблюды — естественный фрагмент пустынных пейзажей Средней Азии и если во время съемок верблюд случайно попал в кадр, то с точки зрения оператора и режиссера нормально его там оставить, даже если верблюд не предусмотрен содержанием киноповести.

А содержанием киноповести верблюд, как и вся описанная выше сцена, действительно не предусмотрены, что еще раз подтверждает ранее высказанное предположение об эгрегориальном вмешательстве в матрицу развития событий в России при её переходе к новому качеству жизни. В 70-е годы, когда снимался фильм “Белое солнце пустыни”, супружеская пара Горбачевых уже существовала, но Михаил Сергеевич еще не получил в “цивилизованном” мире ласковое прозвище “Горби”, которое для народов бывшего Советского Союза стало символом разрушения государственности.

Для понимания второго смыслового ряда появление этого символа на экране — факт чрезвычайной значимости. Благодаря ему есть реальная возможность заглянуть в кухню знахарей, вплетающих во внелексических образах деструктивные элементы в матрицу развития России, что позволяет выявить негативные тенденции самой матрицы и через раскрытие содержательной стороны её символики погасить их. В киноповести ничего этого нет, зато есть диалог Сухова с Абдуллой через стенку бака, и эта сцена незначительно отличается от сцены в фильме. В фильме женщины сами обнаружили свое присутствие в баке — через чихание. А в киноповести…

«Банда с криками подбежала к одному из нефтяных баков и окружила его. Двое залезли наверх, попытались открыть люк. Но круглая крышка, запертая изнутри, не поддавалась.

К баку приблизился Абдулла, постучал об стенку рукояткой револьвера.

— Эй, — сказал он, — выходи. Я знаю, что ты здесь!

Ответа не было.

Двое наверху, стараясь открыть крышку, сломали саблю и дуло карабина. Но безуспешно.

— Эй! — крикнул Абдулла. — Мужчина должен встречать смерть достойно!

Бак молчал.

Абдулла несколько раз выстрелил по нему в упор.

Вслед за ним вся банда начала палить по баку из карабинов и ручных пулеметов. Но пули плющились и отлетали, оставляя на стенках слабые вмятины.

Когда шквал огня прекратился, в баке раздался громкий смех Сухова.

Бандиты оторопело уставились на Абдуллу.

— Оставь хоть один патрон, Абдулла, — посоветовал Сухов, — а то нечем будет застрелиться.

Абдулла заскрипел зубами.

— Ребята, — крикнул Сухов, — он еще в чадре? Или переоделся мужчиной?

— Эх, гранат бы! — сказал Ахмед».

В чем главное отличие сюжета киноповести от того, что показано в фильме? В киноповести четко показано, что при обстреле бака “бак молчал”, и что по баку банда палила “из карабинов и ручных пулеметов”. Ситуация же для Абдуллы и его «людей» внешне выглядела нелепой: вот они рядом, а взять и расправиться невозможно, что соответствует пословице: “Видит око, да зуб не ймет”. Но разве это не напоминает ситуацию, сложившуюся в последнее десятилетие ХХ века между западной и российской цивилизацией? Кажется убраны все препятствия для информационного воздействия на народы бывшего Советского Союза: газеты, радио, но более всего — телевидение день и ночь обрабатывает их сознание и подсознание на уровне второго и третьего приоритетов обобщенного оружия; более того народы разобщены национальными “элитами”, искусственно созданными границами и валютами, но “они”… молчат. Молчат потому, что у народа по-прежнему нет доступа к средствам массовой информации.

Важное замечание: в этом эпизоде “женщины Востока” показаны с открытыми лицами. Это кажется естественным, поскольку в баке темно, душно; они одни, со своим “новым господином” и по шариату имеют право быть без чадры. До этого без чадры они являлись Сухову только во сне:

“А когда он под утро задремал ненадолго, приснилось ему, что сидит он на зеленой лужайке в окружении своих многочисленных жен общим числом в десять человек — гарем плюс незабвенная Екатерина Матвеевна.

Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах у них цветастые платочки, и все заняты делом: кто шьет, кто прядет…

В реальном гареме богатого господина женщины не работают; они — для услаждения сексуальной похоти, а всю необходимую для их жизнеобеспечения работу делают другие. В сновидениях же Сухова — “все они заняты делом” и все без чадры с открытыми лицами, как и Екатерина Матвеевна. В этом — проявление двойственной стороны образа “свободных женщины Востока”: в ситуациях, где их лица закрыты чадрой они ведут себя как национальные “элиты”; в видениях-мечтах Сухова и в баке они — народы, временно вышедшие из-под влияния библейской концепции управления.