Ани Сетон - Гнездо дракона

• Название: Гнездо дракона
• Автор: Ани Сетон
• Издательство: ООО «Покровка»
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-89259-005-4

На береговой круче реки Гудзон стоит прекрасный замок Драгонвик, то есть Гнездо Дракона. У этого роскошного, но мрачного места издавна дурная слава, что вскоре находит свое подтверждение — когда здесь появляется золотоволосая красавица Миранда, то внезапно умирает жена хозяина замка. Ну а далее есть все, чтобы читатель не скучал — и любовь, и тайна, и криминальная история.

---

Миранда уже давно перестала доискиваться до причин поступков мужа, но тут она поняла, что Николас просто не хотел видеть тех, чье присутствие могло напомнить ему о смерти сына. Она подчинилась и этому, с тем большей готовностью, что испытывала чувство вины по отношению к Джеффу. Ее интерес к нему, ее благодарность и нежность не очень-то к лицу замужней женщине. И потому она поступала так, как хотел Николас.

Однако десятого мая в Нью-Йорке этот период жизни Миранды неожиданно закончился, и повинна в этом была бойня на Астор-Плейс.

Ван Рины были приглашены к четырем вечера на обед Клементом Вандергрейвом, после чего должны были отправиться в Астор-Плейс-Опера-Хауз на постановку «Макбета» Уильяма Чарльза Макриди. Туда же отправлялся и весь свет Нью-Йорка, и не только потому, что Опера-Хауз был необыкновенно изысканным местом — здание было возведено в 1847 году на средства ста пятидесяти известных и богатых джентльменов — но и потому, что постановка Макриди обещала стать событием года. За три дня до этого, седьмого мая, нелепое соперничество между англичанином Макриди и американцем Эдвином Форрестом привело к тому, что они оба в один и тот же вечер выступили в «Макбете» — Макриди в Астор-Плейс-

Опера-Хаузе, а Форрест на Бродвее. На обоих спектаклях наблюдались беспорядки. Оба зала были полны поклонников, радостно приветствующих своих кумиров, и противников, всеми средствами пытающихся сорвать спектакль. И там и туг зрители от души развлекались. Всем было известно, что одинаковые права на постановку приводили соперников в ярость.

Если не считать потерю достоинства и недостаток элементарной вежливости, проявленный обоими талантливыми актерами, премьера спектакля не имела бы никакого резонанса, если бы распря не вышла за привычные рамки и не была подхвачена недовольными в городе. Нелепая ссора была представлена символом классовой борьбы.

Макриди был англичанином и любимцем нью-йоркского светского общества. Форрест был любим простыми людьми, не только потому, что был американцем, но и потому, что в ролях Джека Кеда и Спартака, ассоциирующихся у всех с борьбой обездоленных против их угнетателей, казался наиболее убедителен.

Николас и Миранда — в собственной карете — выехали из своего дома около четырех и направились к Вандергрейвам на Грамерси-Сквер. Миранда была счастлива. Майский денек был свеж и благоухал ароматом цветов. Николас был в хорошем настроении, и они предвкушали удовольствие от спектакля в обществе своих друзей. Миранде нравились Вандергрейвы, и она обожала драматический театр, свою вторую любовь после оперы, ставшей ее восхитительным открытием.

Миранда осознавала, что сегодня выглядит она великолепно. И она, и Николас были одеты безукоризненно, именно так, как это предписывалось правилами. Эти правила были обязательны не только для обитателей лож, но и для всех зрителей в Астор-Плейс-Опера-Хаузе, в том числе и для простонародья, которые также желали увидеть лучшую оперную или драматическую постановку в городе, но не могли этого сделать. Без черного фрака, белого жилета и белых лайковых перчаток ни один мужчина не был бы пропущен в театр. Для того, чтобы оживить строгость своего наряда, Николас поместил в петлицу крохотную гвоздику и надел сапфировые запонки.

Миранда с восторгом смотрела на Николаса. Несмотря на внутреннее напряжение в их взаимоотношениях, а возможно, и благодаря этому она никак не могла научиться воспринимать мужа буднично. Она до сих пор смотрела на него не с равнодушием, часто возникающим от давней привычки, а, наоборот, с вечной настороженностью. Его твердый точеный профиль, черные волосы и удивительная голубизна глаз под густыми бровями — все это до сих пор заставляло ее сердце биться сильнее.

— Вам нравится мое новое платье, Николас? — спросила она, страстно жаждя внимания, в котором за последнее время он ей часто отказывал.

Но сегодня он был великодушен. Он повернулся к жене и с улыбкой оглядел ее. Платье Миранды было темно-синего цвета и именно того оттенка, который особенно идет блондинкам, а корсаж с низким вырезом был выполнен наподобие баски. Миранда очень гордилась этим платьем. Оно было последним писком моды и выписано прямо из Парижа, и вряд ли этот фасон уже успел утвердиться в Нью-Йорке в этом году. Молодая женщина отказалась от всевозможных рюшек и оборок, считавшихся обязательными, и воспользовалась для украшения лишь бантом с бриллиантом на груди, а также бриллиантовой стрелой и маленькими синими перьями в чудесных, высоко взбитых волосах.

Николас коснулся рукой в белых перчатках своих губ.

— Вы прекрасны, любовь моя. У вас превосходное чувство вкуса. Мне это всегда нравилось.

— Я по-прежнему вам нравлюсь, Николас? — задумчиво спросила она. Он так редко говорил ей комплименты.

Он замолчал на целую минуту, и она сразу же подумала: «Как же я глупа, что спрашиваю!» Никто из них не упоминал об этом, но она знала, о чем он постоянно думает. Она до сих пор не подарила ему другого сына. Втайне она уже ходила консультироваться по этому деликатному вопросу к доктору Френсису и была им вполне обнадежена. С ней все было в полном порядке. Надо было лишь ждать. Природа непредсказуема.

— Вы бы не сидели здесь со мной в карете, если бы не нравились мне, — ответил Николас и рассмеялся.

Решительно, сегодня он был в прекрасном настроении.

Карета остановилась в западной части Грамерси-Парка перед лестницей, ведущей к белому дверному проему, блестящему латунью. Дом Вандергрейвов был таким же сияющим и роскошным, как и Драгонвик. Оба супруга были кругленькими, розовыми и добродушными. Как и многие счастливые супружеские пары они стали казаться похожими друг на друга, и улыбающееся лицо Ребекки между двумя аккуратными блестящими волнами темно-каштановых волос в точности напоминало лицо ее мужа между столь же аккуратными и блестящими бакенбардами. Наверху в детских резвились восемь маленьких Вандергрейвов, все с теми же темными каштановыми волосами, кругленькие и розовые, как и их родители.

В половине седьмого пора было отправляться в Опера-Хауз, чьи спектакли начинались ровно в семь, но Миранде не хотелось никуда уходить. Ни длинный обед, ни разговор не блистали изысканностью, но ей было очень хорошо. Безмятежная болтовня Ребекки, ее уверенность, что все люди столь же добры и счастливы, как и она сама, создавали непринужденную атмосферу.

Все они сели в карету Вандергрейвов и когда доехали до Четырнадцатой улицы, Ребекка, увлеченно рассказывающая о попытках «Коммодора» Вандербильта пробиться в высшее общество, внезапно оборвав фразу, бросила обеспокоенный взгляд на улицу.

— О дорогой, — произнесла она, — вокруг очень много каких-то грубых людей, и они так зло смотрят на нас. Вам не кажется, что могут быть неприятности, мистер Вандергрейв?

Ее муж похлопал ее по руке.

— Конечно нет, моя крошка.

В этот момент карета остановилась, потому что нужно было уступить дорогу, и перед удивленными взглядами всех сидящих предстал огромный плакат.

Ярко-красные буквы на плакате взывали:

АМЕРИКАНЦЫ! ВСТАВАЙТЕ!

АМЕРИКА В ОПАСНОСТИ!

Решайте, будут ли английские АРИСТОКРАТЫ!!! торжествовать над АМЕРИКАНСКИМИ гражданами.

ТРУДЯЩИЙСЯ ЛЮД! СВОБОДНЫЕ ГРАЖДАНЕ!

Вставайте!

Вспомните, что вы сыновья смелых сердец 1776!

— О дорогой! — вновь воскликнула Ребекка с еще большей тревогой. — Чего они хотят? Может быть нам вернуться?

— Зачем же, мадам? — с искренним удивлением произнес Николас. — Вы ведь не позволите нескольким истеричным грубиянам испортить вам удовольствие от этого вечера. Все эти глупые актерские распри не имеют к нам никакого отношения.

Обе женщины вздохнули с облегчением. Клемент Вандергрейв прочистил горло, проглотив приказ, который чуть было не отдал кучеру.

Тем не менее угрюмая толпа заполнила Астор-Плейс. Пока подъезжали кареты, высаживающие своих пассажиров на красный ковер, ведущий вверх по гранитным ступеням к портику с рядом колонн, толпа едва оставляла место для проезда, но не предпринимала никаких действий и лишь неодобрительно гудела.

Вандергрейвы и их гости входили в театр, когда мужчина в коричневом костюме бросился за ними и замахал руками на очередь, стоявшую за билетной кассой.

— Вы не попадете туда, несчастные дураки! — кричал он, размахивая кусочком картона. — Я заплатил за этот билет, а меня не пропустили внутрь, потому что у меня нет лайковых перчаток и белой манишки! Они захлопнули дверь прямо перед моим носом! Проклятые богачи!

Рев на улице становился все громче и громче, хоть и приглушенный стенами Опера-Хауза, но все же отчетливый.

Миранда взглянула на Николаса.

— Кажется, это нечто большее, чем просто театральная распря, не так ли? — с некоторым колебанием спросила она. — Я хочу сказать, что все это направлено на… на таких как мы.