Иван Шевцов - Крах

• Название: Крах
• Автор: Иван Шевцов
• Жанр: Криминальный детектив

---

— Ну где я их могла «посеять»? Как это могло случиться? — досадовала Любочка, мысленно соображая, когда и как она могла обронить ключи.

Но не столько ключи, сколько состояние Евгения ее беспокоило. Черт с ними с ключами, родителям она оставит ключи Евгения. А вот что с ним, что творится в его душе? А то, что творится там неладное, она догадывалась по его поведению. Дома он спросил, нет ли у нее коньяка и чего-нибудь «пожевать». В холодильнике наелось и то и другое. «Но почему же он в ресторане не стал „жевать“ и не заказал коньяка?» — недоумевала Люба, вслух же произнести этот вопрос не решилась, Она поставила на стол икру, начатую бутылку коньяка и одну хрустальную рюмку.

— Почему одну? А ты что, не хочешь разделить со мной? — Он указал глазами на коньяк.

— С превеликой радостью, — ответила Люба, и розовое лицо ее засияло счастьем. Изо всех сил она старалась угождать любимому, а она действительно любила Евгения пылкой, страстной любовью и готова была исполнить все его желания и прихоти, особенно в эти, как она считала, решающие для них дни. У них было по два заграничных паспорта — на настоящие и вымышленные имена. Евгений все предусмотрел, и тем не менее тревога и сомнения напирали на него со всех сторон. В фальшивых паспортах они значились как супруги, и теперь, наполнив рюмки коньяком, он сказал, не вставая из-за стола:

— Я хочу выпить за здоровье и удачу молодых — Людмилы и Павла Петровых. — Так они значились в фальшивых паспортах.

Опорожнив рюмку, новонареченная Людмила бросилась к новоиспеченному Павлу Петрову и страстным поцелуем опечатала уста новобрачного. Она была слишком возбуждена, как наэлектризованная; казалось, прикоснись к ней, и ударят искры.

— У нас сегодня будет брачная ночь, — сияя от счастья, лепетала Любочка-Людмила. — Да, милый? Ты хочешь брачную ночь?

В ответ Евгений снова наполнил рюмки и, вымученно улыбнувшись, сказал:

— Давай за брачную ночь.

Безумной ночи, которую замышляла Люба, не получилось: Евгений был пассивен, словно отрешенный от земных наслаждений. Исцелованный весь с головы до ног, он оставался безучастным, как бы отсутствующим, и никакие ухищрения Любочки и ее безумный пламень не в состоянии были его зажечь. Наконец успокоившись и приутомившись, она спросила:

— На Кипре мы обвенчаемся? Я хочу венчаться.

— А ты крещеная? — почему-то спросил Евгений.

— Конечно, — решительно подтвердила Любочка и уточнила: — В позапрошлом году отец Артемий меня крестил.

— Почему так поздно? Ты верующая?

— Раньше я как-то была безразлична к религии. Меня она не интересовала. В церковь заходила всего дважды и то из любопытства. А теперь, когда многие обратились к религии…

— И ты за компанию, поскольку это модно.

— Ну, не совсем так. А разве ты?..

— И я такой же, как все или многие, вроде тебя, — откровенно признался Евгений и прибавил: — Мы гоняемся за модой, это инстинкт стадности.

В комнате было душно, они лежали обнаженными, изморенными. Люба — в состоянии блаженства, Евгений — в отрешенности и усталости. Его разморило. Он лениво выталкивал из себя вялые слова, не очень заботясь об их смысле. А она ластилась к нему набалованной кошечкой и сладко мурлыкала:

— Женечка, любимый, ты веришь в судьбу? — И не дожидаясь ответа, продолжала: — Наша встреча — это судьба, самим Богом назначенная. Мы созданы друг для друга. Ты не находишь? У нас много общего, в характерах, даже во внешности.

Он не находил, но фразу эту где-то слышал или читал. «Наверно, все влюбленные так говорят, — размышлял он. — Она влюблена по уши. А я? Не знаю. Во всяком случае она меня устраивает, с ней хорошо. И не только в постели. Тут она кудесница, не то что… Наташа или… Таня».

Имя последней горечью царапнуло по сердцу. Он не хотел себе признаться, что Таня была единственная и неповторимая, он не мог отрицать ее целомудрие, неподкупную честность, женское обаяние и светлый, природный ум. Люба тоже умна, скорее хитра и расчетлива, в этом ей не откажешь. Но какие же они разные, не похожие. «Таня, она… — он не находил слов, чтобы определить ее сущность и, не найдя нужных, решил: — она не от мира сего. И я виноват перед ней. Не понял, не оценил. Но что теперь об этом… Как говорят на Востоке: „О прошлом не жалей, грядущего не бойся“. А он не столько жалел о прошлом, сколько боялся грядущего. Ныла душа, он старался не думать о Тане, а Люба спрашивала:

— О чем ты, милый, думаешь?

— Так, о разном, о жизни, о судьбе, о человеческой трагедии… О Егорке, бедном мальчике.

Она взяла его руку, поцеловала, приговаривая:

— У нас будет мальчик.

— Нет, такого не будет. — Он тяжело вздохнул и убрал свою руку, повторив: — Такого не будет.

Его обуяли сомнения, мучительные, неотступные. Он сомневался и в ее любви к нему и в своей любви к ней и в том, что им удастся создать новую счастливую семью. На душе лежал камень сомнений и тревог, и не в силах сбросить этот камень, он сознавал, что совершил преступление перед тысячами доверчивых граждан, так беспечно отдавших ему свои сбережения. «Да, я преступник, — мысленно соглашался Евгений, — но разве я один такой? Главные преступники в Кремле, в „Белом доме“ и на Старой площади… Это они сотворили время безнаказанных преступлений против своего народа. Вот только своего ли? Нет, они чужие этому обездоленному, ограбленному и обманутому народу. Но где же их родня? Может, в США, в Израиле?»

— Женечка, а тебя не будут искать? Интерпол? — вдруг спугнула его мысли Люба.

— Едва ли, — неуверенно ответил он. — У нас же есть запасные паспорта. Может, потом Людмила и Павел Петровы махнут за океан, куда-нибудь в Аргентину.

— Почему не в Бразилию? Рио-де-Жанейро, пляжи. Или в Сингапур. Хочу в Сингапур, — шептала она, прижимаясь к нему.

В это время в их комнате раздался мощный взрыв. Взрывной волной их постель подбросило к потолку, вышибло оконную раму, раздробило мебель, люстру. Осколки хрусталя, стекла, фарфора и дерева засыпали комнату. Окровавленные, обнаженные изуродованные тела Евгения и Любы жутко лежали поверх этого хаоса, присыпанные отлетевшей от потолка штукатуркой. Взрыв был настолько мощным, что разбудил всех жильцов большого дома.

Перепуганные соседи тотчас же позвонили в милицию. Оперативная группа примчалась минут через десять. Входную дверь в квартиру Любы Андреевой пришлось взломать. Страшную картину увидели сотрудники милиции. Среди двух трупов и обломков нашли четыре загранпаспорта и одну связку ключей. Именно ключи привлекали особое внимание опытного следователя. Вспомнили последний визит Евгения Соколова в милицию и его заявление об угрозах Максима Полозова, потому-то этот Макс и оказался первым в числе подозреваемых организаторов взрыва. Логика размышлении следователя была простой и естественной: чтобы войти в квартиру и заложить взрывчатку с часовым механизмом — среди обломков были обнаружены простые наручные часы с будильником, — надо было иметь ключи. Потому-то под утро того же дня у себя на квартире был задержан Максим Полозов, при обыске у которого была изъята целая связка ключей. Задержанный оказался неплохо разбирающимся в юриспруденции и сразу потребовал адвоката, без которого наотрез отказался давать какие бы то ни было показания. В тот же день были приглашены родители Любы Андреевой и Татьяна Соколова для опознания трупов. Эта жуткая процедура для Тани была тяжелым душевным испытанием. Видеть изуродованное обнаженное, слегка прикрытое окровавленной простыней тело когда-то любимого, хоть и предавшего ее человека, было невыносимо больно. Тем паче рядом с трупом его любовницы. «Божья кара», — решила про себя Таня, не испытывая ни жалости, ни неприязни к покойным. Она ощутила неожиданную развязку какого-то неудобного узелка, беспокоящего ее в последнее время: само собой отпала необходимость затевать бракоразводное дело. К своему стыду она почувствовала какое-то облегчение. Ей хотелось в тот же день позвонить Силину и сообщить эту печальную весть, но она воздержалась и позвонила отцу. Василий Иванович воспринял сообщение дочери совершенно спокойно, как нечто обыкновенное, обыденное, отозвавшись краткой фразой: «Этого следовало ожидать». Казалось, он давно предугадывал такой исход, как нечто неотвратимое и естественное. Он даже не спросил Таню, кто будет хоронить бывшего зятя, считая, что это забота руководителей «Пресс-банка». О загранпаспортах супругов Петровых ни Таня, ни Василий Иванович ничего не знали.

2

В качестве свидетелей следователь допросил шофера и телохранителя Евгения Соколова, а так же его секретаршу Наташу, которая по паспорту именовалась Дива Голопупенко. Наташей она стала называть себя, когда поступила на службу в «Пресс-банк».

«Вот так диво! — воскликнул тогда Евгений. — Весь банк будет дивиться такому диву». — «Да, вообще все мои знакомые называют меня Наташей», — слегка смутившись, ответила тогда Голопупенко. «Ну и будь Наташей», — благословил Евгений.