Стив Эриксон - Сады Луны

• Название: Сады Луны
• Автор: Стив Эриксон
• Жанр: Романтическое фэнтези

---

Тень твоя, одетая в колпак висельника,

Висит с затянутой на шее петлей,

А обдувающий тебя ветер

Раскачивает одеревеневшие конечности,

Сообщая им подобие движения...

Родившийся слух.

Фишер Келтас (род.?)

907 год Третьего тысячелетия. Время Фендри года Пяти Задач. Две тысячи лет с момента постройки города Даруджистана

В своих снах маленький кругленький человечек, направляющийся в сторону заходящего солнца, увидел себя покидающим город Даруджистан через Воловьи ворота. Потрепанные полы его красного выцветшего пальто распахивались на ходу. Он не представлял себе, сколько придется идти. Ноги у него уже начали ныть.

В мире существовали невзгоды, а вместе с ними страданье. В те моменты, когда он бывал честен сам с собой, он ставил невзгоды мира выше своих собственных. «К счастью, подобные моменты редки, и сейчас, – сказал он себе, – не один из них».

«Увы, один и тот же сон заставляет двигаться усталые ступни и дрожащие колени. – Он вздохнул. – Все тот же сон». Так оно и было. Он видел перед собой солнце, заходящее за вершину дальнего холма, медно-красный диск, застланный дымом от горящего дерева. Его путь лежал вниз, в трущобы, где обитали Гадроби, на грязную улицу, по обеим сторонам которой выстроились покосившиеся мрачные хижины и хибары. Пожилые мужчины, завернутые в назойливо-желтые лохмотья прокаженных, сидящие на корточках у очагов для приготовления еды, провожали его молчаливыми взглядами. Точно так же одетые женщины, стоявшие у грязного колодца, прекращали свое бесконечное макание в него кошек, шокирующее занятие, символичность которого снижалась по мере удаления прохожего.

Он прошел по мосту через реку Мейтен, миновал приходящие в упадок лагеря Гадроби и вышел на открытую дорогу, ведущую к виноградникам. Здесь он задержался на некоторое время, размышляя о том, какое вино получится из этих сочных виноградин. Он размечтался, думы текли сами по себе.

Он знал, что его мысли бегут, оставляя позади обреченный город, оставляя тьму и столб дыма в небесах, оставляя, прежде всего, все, что он знал, и все, чем он был.

Талант, которым обладали маги, позволял находить смысл в том, как ложатся кости, толковать изгибы лопаток или видеть Крыло Дракона. Что до самого Круппа, он не нуждался ни в одном из подобных ухищрений. Дар предсказания был ему присущ, он не мог отказаться от него, как бы он ни старался. Внутри него звучали колокола пророчеств, отдаваясь эхом в сознании.

Он тихонько пробормотал:

– Конечно, это мечта, сновидение. Может быть, на этот раз действительно удастся сбежать. В конце концов, никто не смог бы назвать Круппа дураком. Разжиревшим лентяем и безалаберным – да; склонным к эксцессам – пожалуйста; неуклюже обращающимся с миской супа – наверняка. Но не дураком. Сейчас такие времена, когда человек мудрый должен выбирать. Разве это не мудро – осознать, что жизни других людей гораздо менее ценны, нежели твоя собственная? Разумеется, мудро, и весьма.

Да, Крупп мудр.

Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Холмы и солнце перед ним были все так же далеко, как и мечты, похожие на стремление юности повзрослеть и стать на тот путь, с которого уже не дано свернуть, но кто вспоминает юность? В особенности, одну только юность?

«Только не мудрый Крупп! Его сознание тащится еле-еле (Крупп великодушно простил себе эту метафору), страдая от боли в ногах. Наверняка, уже появились мозоли. Ступни буквально молят о согревающем, болеутоляющем бальзаме. Их голоса сливаются в хор. Что за литания! Что за вопли отчаяния! Прекратите ваши жалобы, дорогие крылья для полета. В конце концов, где солнце? Прямо за холмами, Крупп уверен. Не дальше. Совершенно точно. Да, это так же верно, как и то, что последняя монета всегда закатывается в единственную щель в полу, но кто тут говорил о монетах? Крупп заявляет о своей непричастности!»

В его сон ворвался ветер, пришедший с севера, который принес с собой запах дождя. Крупп начал застегивать вытертое от носки пальто. Он втянул живот в попытке застегнуть две последние пуговицы, однако сумел застегнуть лишь одну.

– Даже во сне грех заметен, – простонал он. Он отворачивался от бьющего в лицо ветра. «Дождь? Но год ведь только начался! Разве весной идет дождь? – Раньше Крупп никогда не задавался столь приземленными вопросами. – Возможно, что этот запах – всего лишь дыхание озера. В самом деле, так оно и есть». Он поглядел на темную гряду облаков над Лазурным озером.

«Должен ли Крупп бежать? Нет, конечно! Где его гордость? Где его достоинство? Они не раз проявлялись в снах Круппа. Неужели нет укрытия на том пути? Ноги Круппа разбиты, ступни изранены и кровоточат. Что это?» Прямо перед ним был перекресток. Сразу за перекрестком стояло невысокое строение. Сквозь ставни на окнах пробивался свет.

Крупп улыбнулся. «Разумеется, гостиница. Долгим было путешествие, усталый путник непременно нуждается в месте, где можно отдохнуть и расслабиться. Такой путник, как Крупп, оставивший за спиной немало миль, которые пришлось преодолеть». Он устремился вперед.

На перекрестке росло раскидистое дерево с голыми ветвями. С одной из толстых ветвей свисало что-то длинное, завернутое в холстину, и поскрипывало, качаясь на ветру. Крупп бросил на предмет лишь мимолетный взгляд, ступил на дорожку и начал подниматься на холм.

– Неудачное решение, – пробормотал он. – Гостиницы для утомленных, запыленных странников не должны строиться на холмах. Тяготы карабканья на холм увеличивают расстояние. Владелец гостиницы должен знать это. Свежее пиво, чтобы промочить горло, кусок мяса с кровью и с ямсом в качестве гарнира, а еще чистые бинты с мазью на ноги. Вот те вещи, которые помогут перенести свалившиеся на Круппа тяготы.

Его монолог прервался, он жадно хватал ртом воздух, поднимаясь к вершине. Когда Крупп достиг двери, его мучила такая одышка, что он даже не огляделся, а сразу же стал толкать пострадавшую от времени и погоды дверь и толкал ее, пока она не поддалась, скрипнув заржавленными петлями.

– Увы, – воскликнул он, остановившись, чтобы почистить рукава пальто, – кружечка пенного пива для этого...

Он умолк, заметив окружавшие его угрюмые физиономии.

– Сдается мне, дело плохо, – пробормотал он. Место действительно было гостиницей, то есть было когда-то, лет сто назад.

– Этот запах дождя в ночном воздухе, – сказал он полудюжине нищих, скорчившихся на земляном полу вокруг толстой сальной свечи.

Один из них кивнул.

– Мы выслушаем тебя, бедняга.

Он махнул в сторону соломенной подстилки.

– Присаживайся и развлеки нас рассказом. Бровь Круппа удивленно приподнялась.

– Крупп благодарит вас за ваше приглашение. Он наклонил голову в знак признательности и шагнул вперед.

– Не думайте, однако, что он пришел в столь благородное общество с пустыми руками.

Он уселся, скрестив ноги, посапывая от усилия, и обратился к говорившему.

– Крупп разделит со всеми вами хлеб. Он вытащил из рукава небольшой ржаной хлебец. В другой его руке появился хлебный нож.

– Человек, сидящий сейчас перед вами, известен друзьям и знакомым под именем Круппа. Житель того самого сияющего Даруджистана, жемчужины побережья Генабакиса, загадочной звезды.

Он вынул кусок козьего сыра и широко улыбнулся всем сидящим перед ним.

– А это – его сон.

– Вот как, – произнес нищий, и лицо его вытянулось от изумления. – Мы чрезвычайно польщены знакомством с тобой, Крупп из Даруджистана. Мы также восхищены тем, что ты проделал столь долгий путь.

Крупп положил ржаной хлебец и нарезал его на кусочки.

– Крупп всегда считал вас не более чем простыми воплощениями его самого. Вы – всего лишь несколько голодных. Что вы просите у вашего господина, обращаясь к нему в нужде? Чтобы он обернулся взглянуть на вас. Собственная жизнь слишком дорога, чтобы обманывать того, у кого есть власть, и Крупп уверяет вас, исходя из долгого опыта, что всякий обман зарождается в голове, пока добродетели погибают от голода.

Нищий взял кусочек хлебца и улыбнулся.

– В таком случае, может быть, мы – твои добродетели.

Крупп помолчал, разглядывал кусок сыра, который он держал в руке.

– Полагаю, что Крупп не задумывался до сих пор на эту тему, молчаливо наблюдая процесс изготовления этого сыра. Однако предмет разговора рискует затеряться в лабиринте подобных метафор. Когда речь заходит о сыре, нищим не предоставляют выбора. Однажды вы уже вернулись, и Крупп знает, почему, он уже объяснил это с поразительной невозмутимостью.

– Монета вращается, Крупп, все еще вращается, – улыбка сошла с лица говорившего.

Крупп вздохнул. Он передал ломоть козьего сыра человеку, что сидел справа от него,

– Крупп слышит вращение монеты, – произнес он устало. – Он ничего не может сделать, но он слышит это. Бесконечный звон раздается в мозгу. И все, что Крупп видит, все, что он подозревает, это то, что он всего лишь Крупп, человек, вызывающий богов поиграть в их собственную игру.