Уильям Хоуэллс - Гость из Альтрурии

• Название: Гость из Альтрурии
• Автор: Уильям Хоуэллс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990

---

Банкир умолк, но затем разрядил затянувшееся молчание взрывом смеха — я испытал при этом колоссальное облегчение, — а со мной, думаю, и все остальные. До меня дошло, что он шутил, в чем я окончательно убедился, когда он повернулся к альтрурцу, положил руку ему на плечо и сказал:

— Понимаете, я и сам в некотором роде альтрурец. Я не вижу причины, почему бы нам не основать у себя новую Альтрурию, по предложенному мною образцу. Разве среди вас никогда не было философов — если хотите, назовите их филантропами, я не возражаю — моего склада?

— О да! — сказал альтрурец. — Однажды, незадолго до того как у нас кончилась наконец эпоха неуемной конкуренции, очень серьезно ставился вопрос о том, не должен ли капитал владеть трудящимися, вместо того чтобы трудящимся владеть капиталом. Это было несколько сот лет тому назад.

— Счастлив оказаться в рядах таких передовых мыслителей, — сказал банкир, — и как вы додумались до того, что трудящиеся должны владеть капиталом?

— Мы решили это голосованием, — ответил альтрурец.

— Ну что ж, — сказал банкир, — а наши молодцы все еще сражаются за это и зарабатывают по шеям.

Позднее вечером я наткнулся на него — он разговаривал с миссис Мэйкли.

— Милостивый государь, — сказал я, — мне чрезвычайно понравилась откровенность, с какой вы говорили с моим альтрурским гостем. Я не отрицаю, может быть, и стоит выставлять напоказ свои недостатки, только чего мы добьемся, если нам совсем уж нечего будет сказать в свое оправдание?

Он ничуть не был обижен, как я того боялся, недостатком почтительности с моей стороны и ответил все с тем же беспечным смехом:

— Великолепно! Что ж, может, я и правда чересчур разоткровенничался — со мной это случается. Но разве вы не видите, что это дает мне прекрасную возможность заставить его заговорить о своем отечестве, когда мы перенесем войну на территорию Альтрурии.

— Да, если нам это удастся.

— Как раз об этом мы и говорили только что. У миссис Мэйкли есть план.

— Совершенно верно, — сказала эта дама, указывая на свободный стул рядом с собой, — садитесь и слушайте.

10

Я сел, и миссис Мэйкли продолжила:

— У меня все это продумано, и я требую вашего признания, что во всех житейских делах мужской ум уступает женскому. Мистер Буллион тоже так думает, и мне хотелось бы, чтобы и вы со мной согласились.

— Совершенно верно, — подтвердил банкир, — когда доходит до дела, одна женщина стоят двух мужчин.

— Кроме того, мы только что согласились, — поддакнул я, — что если у нас и есть джентльмены, то их надо искать среди дам. Миссис Мэйкли, не вдаваясь в подробности, я безоговорочно признаю, что самая неделовая женщина превзойдет в деловитости самого дельного мужчину, и что во всех практических делах мы блекнем рядом с вами, превращаемся в фантазеров или доктринеров. А теперь продолжайте, прошу вас!

Но зря я воображал, что смогу так легко отделаться, — она принялась похваляться, как это случается со всеми женщинами, стоят только дать им потачку.

— Вот вы, мужчины, — сказала она, — уже целую неделю стараетесь выведать у мистера Гомоса хоть что-нибудь о его стране я в конце концов взваливаете эту задачу на плечи бедной слабой женщины; во всяком случае, она должна придумать, как к этому подойти. Я совершенно убеждена, что, находясь в его обществе, вы так упиваетесь собственными рассуждениями, что не даете ему рта раскрыть — оттого-то вы еще ничего и не вызнали об Альтрурии.

Вспомнив, как решительно она вмешалась в разговор в гостях у миссис Кэмп, перебив Гомоса, когда он совсем было начал подробное и откровенное повествование об Альтрурии, я подумал, что это довольно-таки нахальное заявление, но, опасаясь, как бы ни было хуже, сказал:

— Вы совершенно правы, миссис Мэйкли. Увы, я не могу не согласиться, что каждый раз, разговаривая с ним, мы постыдно теряли чувство меры, и если нам вообще суждено выведать что-то от него, то только потому, что вы научите нас, как это сделать.

Она клюнула на эту наживку. И, проглотив ее, тут же сказала:

— Хорошо вам так сейчас говорить. А вот скажите, где бы вы теперь были, не начни я ломать над этим голову? Так вот слушайте! Эта мысль осенила меня, когда я думала о чем-то совершенно постороннем. И вдруг будто что-то сказало мне: вот же оно, благая цель и общественное событие одновременно!

— А именно? — осведомился я, теряясь в догадках по поводу этого удивительного внезапного озарения.

— Вы же знаете, что деревенская церковь Всех Христиан находится в весьма плачевном состоянии; дамы все лето только и говорят о том, что нужно что-то сделать в ее пользу, что-то организовать — поставить спектакль, или устроить концерт, или танцевальный вечер, или еще что-нибудь в этом роде и на вырученные деньги отремонтировать церковь внутри — она в этом крайне нуждается. Но, конечно, танцы и прочее богоугодными начинаниями не назовешь, ну и, кроме того, устраивать благотворительные базары — это такая скука: готовишь призы, по возможности равноценные, а все равно все считают себя обманутыми. С лотереями вообще одни неприятности, о них и думать нечего. Нужно что-то необычайное. Сперва мы подумывали о салонном чтеце или, может, чревовещателе, но они всегда норовят побольше содрать так, что по уплате расходов ничего не остается.

Она, по-видимому, ждала какого-то отклика на свои слова, поэтому я сказал:

— И что же?

— Да то, — ответила она мне в тон, — что тут-то мы и используем вашего друга мистера Гомоса.

— Используете? Но каким образом?

— Очень просто! Мы уговорим его прочесть лекцию об Альтрурии. Как только он узнает, что это задумано с хорошей целью, он тотчас загорится желанием выступить. Они ведь там, у себя, так привыкли жить сообща, что появиться на публике ничего, кроме удовольствия, ему не доставит.

План этот показался мне удачным, и я сказал ей об этом. Но миссис Мэйкли была в таком восторге от своей затеи, что моя сдержанная похвала не удовлетворила ее.

— Удачный? Он великолепен! Как раз то что надо! И я продумала его до мельчайших подробностей…

— Простите… — прервал ее я, — неужели вы считаете, что существует такой интерес к этой теме за пределами нашей гостиницы, что можно собрать полный зал слушателей? Мне не хотелось бы подвергать его унижению — читать лекцию перед пустыми скамьями.

— Господи, да о чем вы? Ведь в радиусе десяти миль нет ни одной фермы, где не знали бы о мистере Гомосе, и нет ни одного слуги под этой крышей или в любом из пансионов, который не слышал бы чего-нибудь об Альтрурии и не хотел бы узнать побольше. Мне кажется, ваш друг проводит гораздо больше времени с коридорными и конюхами, чем с нами.

Как раз этого я больше всего и опасался. Несмотря на все мои предостережения и просьбы, он продолжал вести себя с каждым встречным так, словно тот был ему ровня. Он, очевидно, не имел ни малейшего представления о той разнице в общественном положении, которую создает у нас разница в занятиях. Он признавался, что видит ее, и из разговоров с членами нашей маленькой группы понимает, что она существует, но когда я, заметив с его стороны промах относительно правил общественного поведения, ставил ему это на вид, он только отвечал, что просто вообразить не мог, что то, что он видит и слышит, может и впрямь существовать. Уговорить его перестать расшаркиваться перед нашей официанткой было невозможно, каждое утро он, поздоровавшись со мной, так же крепко пожимал руку старшему официанту. В гостинице из уст в уста передавался жуткий рассказ, как он бросился опрометью по коридору на помощь горничной, тащившей два тяжеленных ведра с водой, чтобы наполнить кувшины на умывальных столиках. Может, это было и не так, но я сам видел, как однажды днем он, скинув пиджак, помогал косить сено на лугу, примыкавшем к гостинице, как простой батрак. Он сказал, что не знает гимнастики лучше и ему немного стыдно, что приходится оправдываться, будто без подобных упражнений ему грозит запор. Сообщение довольно-таки неуместное, на мой взгляд: говорить об этом не пристало столь воспитанному и развитому человеку. Он был джентльменом и человеком высокообразованным — против этого не возразишь, — и в то же время он при каждом удобном случае совершал поступки, не совместимые с хорошим тоном, и никакие мои уговоры на него совершенно не действовали. На следующий день после того, как я попенял ему насчет работы на сенокосе, меня ждал еще худший удар — я увидел его в компании судомоек, которые собирались под сенью дома послушать старшего официанта, читавшего им вслух — с молчаливого согласия постояльцев слугам разрешалось пользоваться небольшим лужком возле конюшен какой-то час в послеобеденное время. Я сделал вид, что не вижу его, но не мог удержаться впоследствии от замечания по этому поводу. Он ничуть не обиделся, только сказал, что его несколько разочаровал отбор книг и замечания, которыми они обменивались по поводу прочитанного, — он ожидал, что с их образованностью и притом, что они по своему опыту знали, что жизнь — не шутка, им должны были бы нравиться произведения не столь банальные. С другой стороны, он полагал, что сентиментальный роман, где бедная американская девушка выходит замуж за английского лорда, служил им щитом от грубой действительности, так мало обещавшей и так низко их ценящей. Пытаться втолковать ему, что водить компанию с прислугой по меньшей мере неприлично, было бесполезно.