Энгус Уэллс - Запретная Магия

• Название: Запретная Магия
• Автор: Энгус Уэллс
• Издательство: Радуга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1995
• ISBN: 0-7474-0490-9, 5-05-004279-3

Прочесть книгу «Запретная магия» Энгуса Уэллса будет интересно не только любителям фантастики, но и всем тем, кто любит читать длинные, добрые, жизнеутверждающие книги. Светлые силы добра, олицетворенные в образах Каландрилла и его друзей, несущие в себе идеи дружбы, любви и мира, вступают в непримиримую борьбу с силами зла, алчущими войн, разрушения, торжества хаоса. Борьба непримирима, победить зло трудно, но возможно — эту уверенность вселяют в души читателей Энгус Уэллс и его книга.

---

Он говорил очень осторожно, словно опасался стоявшего позади него матроса, однако в глазах его сквозило сочувствие, и, ставя поднос на стол, он улыбнулся.

— Капитан собирается воспользоваться арбалетами? — спросил Брахт.

Мехеммед пожал плечами, как бы возлагая всю ответственность на капитана, и юркнул из каюты. Дверь закрылась, послышался щелчок задвижки. Мехеммед принес им бутылку вина. Каландрилл наполнил две кружки и протянул одну Брахту.

Керниец пробормотал что-то в благодарность, но прежде чем выпить, приготовил себе лекарство.

— По крайней мере он нас кормит, — сказал Каландрилл.

Брахт кивнул и приступил к еде.

После ужина им, в общем-то, ничего не оставалось, как завалиться на койки и болтать до тех пор, пока ими не овладел сон.

— Расскажи мне о Керне, — попросил Каландрилл.

Брахт шмыгнул носом и сказал:

— Керном его называете вы, южане. Мы называем его Куан-на'Фор, что означает Земля лошадей.

— А лес по-вашему — Куан-на'Дру? — спросил Каландрилл, подбадривая замолчавшего товарища. — Что означает это слово?

— Сердце земли, — услышал он в ответ. — Куан-на'Дру — это огромный лес вокруг Ахрда. Это священное место, где заправляют груагачи, созданные, когда мир еще был молодым. Люди Куан-на'Фора редко туда заходят — груагачи ревностно стерегут свои владения и сурово обходятся с незваными гостями. — Он коротко рассмеялся и вылил остатки вина себе в кружку. — Им нравится убивать людей. Странные это существа, уж очень они ревностно оберегают Священное древо. Но они хорошо заботятся об Ахрде. Что еще? — Брахт тоскливо вздохнул. — Эх, это прекрасное, свободное место, совсем не то, что твоя родина. У нас нет городов, мы живем в шатрах и перебираемся со стадами с пастбища на пастбище. Сейчас время жеребят. И трава сейчас необычайно сочная. Солнце светит ярко, и дует ветер, а реки — голубые-голубые, и мой клан отправляется сейчас вместе с лошадьми на север.

— Ты говорил, что ты асифец, — пробормотал Каландрилл в темноту. — Насколько я знаю, у вас пять племен.

— Асифы, лыкарды, валаны, хелимы и йеллейцы, — перечислил Брахт. — Асифы выращивают самых лучших коней и прекрасных воинов.

— Вы воюете с лыкардами? — спросил Каландрилл.

— Когда я уходил, мы ни с кем не воевали, — ответил Брахт. — А что?

— Когда я предложил вернуться из Гессифа через Геффский перевал, ты сказал, что лыкарды — ваши враги.

Брахт рассмеялся.

— Мои; впрочем, и в Асифе меня не очень-то жалуют.

— Что ты натворил?

Последовало долгое молчание, потом керниец сказал:

— Это слишком личное.

Каландрилл нахмурился, но не стал расспрашивать дальше, поняв, что Брахт не расположен распространяться на эту тему. Поэтому он спросил:

— Ты был воином?

— Мы все воины, — сказал Брахт. — Временами кланы начинают воевать друг с другом, а временами мы воруем друг у друга лошадей. Так живут в Куан-на'Форе; а временами джессериты пересекают Кесс-Имбрун и приходят к нам с войной.

— Странно, что в Керне — в Куан-на'Форе, — поправился Каландрилл, — вы поклоняетесь дереву, хотя занимаетесь выращиванием прекрасных лошадей, а джессериты поклоняются Горулу.

— Богу лошадей? — опять презрительно хмыкнул Брахт. — Джессериты — странные люди. Говорят, что они боготворят лошадь потому, что спариваются с ней, но я в это не верю. Мы поклоняемся Ахрду, потому что мы всегда ему поклонялись.

Он сонно зевнул. Каландрилл спросил:

— Ты воевал с ними?

— Да, несколько раз, — ответил Брахт. — Временами они почему-то пересекают Кесс-Имбрун за нашими лошадьми и женщинами, и тогда мы собираемся, чтобы прогнать их. Или покормить ими воронов. Но это так, мелкие стычки. С тех пор как верховный хан Тейоваль попытался завоевать нас — а это было еще во времена моего деда, — мы не вели крупных войн. Хан тогда привел целую армию через перевал и все грозился сжечь Куан-на'Дру и Ахрда вместе с ним. Тогда все кланы послали своих воинов, и мы разгромили армию джессеритов. Старики говорят, что это была великая битва и река на перевале была красной от крови джессеритов. А вороны тогда так растолстели, что не могли летать.

Койка под Брахтом заскрипела, он опять зевнул. Каландрилл не понимал, как можно спать в такой ситуаций сам он так нервничал, что даже и не думал о сне. Каландрилл спросил:

— Ты когда-нибудь любил?

Брахт вздохнул и сказал:

— Ты все еще вспоминаешь свою Надаму?

Каландрилл замолчал, сбитый с толку. Вопрос этот как-то сам напросился ему на ум, и он не мог бы сказать, почему задал его. Только теперь он вдруг сообразил, что не думал о Надаме с… Когда это он думал о ней в последний раз? Когда они встретили биаха? Или в снах, по дороге в Альдарин? Он сказал:

— Нет.

— Мне кажется, что однажды я действительно был влюблен, — сказал Брахт. — Но… кое-что произошло.

Голос у него дрогнул, и Каландрилл понял, что затронул еще одну запретную тему.

— Я думаю, — сказал он, — что я уже смирился с тем, что потерял Надаму. Теперь она, наверное, замужем за Тобиасом; уж по крайней мере они поженятся к тому времени, когда я вернусь.

Если я вернусь…

Каландрилл сам удивился тому, что сказал, и тому, что при этом нож не повернулся у него в сердце. Боль, которую раньше он постоянно чувствовал, думая о Надаме, притупилась; грозящая опасность и возможная смерть словно бы затянули его рану. Он попытался представить себе лицо Надамы, но образ ее был каким-то расплывчатым, словно время и расстояние вытравили его из памяти. Он чувствовал, что с плеч его свалился какой-то груз, что душа его освободилась, и он даже рассмеялся.

— Отлично, — сказал Брахт.

— Ага, — согласился Каландрилл, — отлично.

— Так что давай-ка спать, — предложил керниец. Каландрилл кивнул в темноте; Брахт перевернулся на другой бок, и койка под ним заскрипела. Через иллюминатор слышался ровный успокаивающий плеск волн о корпус судна и равномерное негромкое поскрипывание мачт. Каландрилл закрыл глаза.

Во сне он опять оказался на палубе «Морского плясуна», солнце ярко светило ему в лицо, ветер стих и едва-едва давал о себе знать, шелестя опавшими, как мокрые простыни, парусами. Вокруг сверкали воды Узкого моря, гладкие, как запруда у мельницы; команда проходит мимо, словно не видя его. Рахамман эк'Джемм стоит за штурвалом, Брахт рядом с ним. Руки его связаны, и, когда Каландрилл позвал его, наемник словно и не услышал — он не сводил глаз с черного судна, которое приближалось и приближалось к ним с каждым взмахом огромных черных весел, беззвучно разрезавших волны. На носу корабля — фигура в черном плаще, одной рукой поглаживающая голову дракона. Корабль подошел к ним с борта, и черная фигура прыгнула на палубу «Морского плясуна». Каландрилл не видел его лица. Он поманил эк'Джемма, и капитан кивнул, подтолкнув Брахта к трапу. Фигура в черном плаще возвышалась над кернийцем, его продолжали грубо подталкивать вперед, затем тот, в черном плаще, протянул руку и схватил Брахта за талию и поднял в воздух. Когда это чудовище подняло кернийца и стало поворачиваться к лееру, Каландрилл бросился вперед, но ноги у него были как ватные, и доски палубы словно проваливались под ним. Он закричал, но никто не услышал его крика, и ему оставалось только смотреть, как его товарища перебросили через борт на палубу преследовавшего их корабля, который вдруг превратился в огромного черного дракона с разверстой пастью, утыканной страшными зубами, в которую и летел Брахт. Каландрилл опять закричал, и на сей раз черная фигура повернулась к нему, и он разглядел красные, горевшие, будто факелы, в тумане глаза. Он попытался вытащить меч, но его заклинило, да и сам он словно прирос к палубе. Огромная устрашающая фигура подошла к нему, он беспомощно поднял руки, и пальцы, как стальные когти, впились ему в запястья и подняли его в воздух, как только что Брахта… Кто-то сказал:

— Это просто сон! Каландрилл, это просто сон!

И чьи-то руки прижали его к койке.

Он открыл глаза и увидел кернийца, склонившегося над ним, — от него пахло снадобьем эк'Джемма.

— Дера! — пробормотал Каландрилл, вытирая пот со лба. — а мне показалось…

Он замотал головой, сон отступил и как-то сразу потускнел, как туман, растаявший над гаванью Альдарина, когда они отплывали. Он попытался удержать кошмарные видения, но они все растворялись и растворялись.

Брахт отпустил его руки и кивнул на иллюминатор.

— Похоже, пора готовиться.

Он придвинулся к иллюминатору и прищурился от яркого солнца и даже застонал. Судно было совсем рядом по правому борту, паруса убраны, а огромные весла отбивали страшный ритм на гладкой коже моря. Он видел носовую фигуру. Видел выпуклые красные глаза и раздутые ноздри, вырезанные из дерева и выкрашенные в белое клыки и извивающийся кровавый язык меж черных губ. Круглые щиты, разукрашенные немыслимыми узорами, прикрывали весь фальшборт, а между гребцами стояли лучники со стрелами, уже вложенными в луки. Наверху что-то произошло, раздался какой-то дребезжащий звук, и стрела вдруг разорвала утренний воздух, с плеском упав около левого борта военного корабля.