Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен

• Название: Смерть в осколках вазы мэбен
• Автор: Виктория Платова
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01069-6

Неприятности в жизни журналистки Леды начались с посещения художественного вернисажа. На эту выставку Леду пригласил ее возлюбленный, рок-музыкант Герт. Художник Карчинский прославился своими картинами в стиле корейских средневековых мастеров, а также вазами мэбен, предназначенными для одной ветки дерева сливы в цвету. На выставке произошел скандал — художник отказался продать одну из ваз мэбен знаменитой модели Диане, которую сопровождал всесильный банкир Ивлев. А вот Леде художник подарил картину. По оценке Герта, полотно тянуло на двадцать тысяч баксов. Далее события хлынули лавиной. Выставку художника неожиданно закрыли, в его мастерской случился пожар, вазу, понравившуюся Диане, украли, банкира убили. А Леда неожиданно для себя оказалась в эпицентре этой лавины…

---

Я огляделась. Никогда раньше мне не приходилось бывать у него дома. Когда он был женат, мы встречались где-нибудь на стороне, а когда наконец-то сбросил с себя узы Гименея, наши пути как-то не пересекались.

Трехкомнатная квартира в старом доме досталась Герту от деда. Мне приходилось бывать в таких. Невероятно высокие потолки, широкие подоконники под узкими, как бойницы, окнами с немыслимо маленькими форточками. Смежный санузел, занимающий не самое маленькое пространство.

Комната, в которой я оказалась, представляла собой зал. Вполне современный, с самой обычной светлого дерева стенкой, заставленной пыльными вазами, с мягкой мебелью, образующей в углу привычный уголок, журнальным столиком под торшером и старым пианино. Надо добавить к этому пузатый комод с одной треснувшей дверцей, огромный палас в абстрактных узорах, застилающий весь пол комнаты, и пучеглазые, с вывернутыми губами африканские маски на стенах. Пыльный кактус на подоконнике не подавал признаков жизни, а каким-то чудом попавший сюда бальзамин изрядно пожелтел и поник, но все же тянулся к свету.

Несомненно, так все было и при Ленке, чувствовалась во всем убранстве заботливая женская рука и неумолимая женская логика, которая все вещи подчиняет своему порядку.

Герт, оставив меня любоваться комнатой, скрылся где-то в недрах квартиры. Пожав плечами, я отправилась дальше. Открыв дверь, осторожно заглянула. Здесь, вероятнее всего, была комната Ксюхи. Стены оклеены веселенькими обоями в желтые цветочки, а сваленные в беспорядке инструменты, стеллажи с разными музыкальными примочками, грудой лежащие в углу картонные коробки говорили о том, что хозяин решил переделать освобожденную детскую в свою music-студию.

Герт вовсю гремел на кухне тарелками и чашками, и я не торопилась составить ему компанию. Так, если в двух комнатах я уже побывала, то это, без всякого сомнения, спальня, в которой Герт провел немало времени со своей законной супругой, когда не отпивался по чужим постелям. Куда-куда, а уж сюда-то мне непременно захотелось заглянуть.

Понятно. Ленка, покидая Герта, видимо, решила не брать с собой ни единого предмета, за исключением своих и Ксюхиных вещей. Массивная двуспальная кровать по-прежнему занимала добрую часть комнаты. Одежный шкаф надежно прикрывал собою угол. На подоконнике пристроился маленький телевизор «Sony», а на письменном столе грудой лежало всякое барахло.

Зато стены!.. Стены смело могли считаться шедевром кипучей деятельности неуемного рокера. Одна с пола до потолка была оклеена плакатами «Серебряного века» в разные годы творчества, другая представляла собой калейдоскоп фотографий отдельных личностей, вырезок и плакатов других групп. Вот в этом-то как раз можно было и не сомневаться. Герт весьма спокойно относился к творчеству своих собратьев по микрофону и гитаре, а некоторых даже уважал.

Я неторопливо провела пальцем по снимку любимца публики конца восьмидесятых, солиста группы «Кино», щелкнула по носу улыбающегося Доктора Кинчева, усмехнулась, вспомнив длинные волосы БГ, которые в подражание ему носили в конце восьмидесятых многие студенты, балдевшие от «Аквариума». А вот и «Странные игры», еще в полном составе. И «Зоопарк» тоже. Я грустно улыбнулась Майку, еще молодому, с задорной пышной шевелюрой. Вздохнула, глядя на тревожную улыбку синеглазого рокера, такого молодого, такого талантливого и так рано от нас ушедшего. Вспомнилась потрясающе холодная зима двенадцать лет назад, когда мороз ломил за тридцать, а моя подруга Анька, охрипшая от слез, принесла страшное известие. Не верилось. Хотелось уснуть и проснуться в прежнем мире. Но ничего не изменилось ни после той длинной страшной ночи, ни потом. Говорят, что время лечит любые раны. Многие ушли, а мы потихоньку продолжаем жить. Да, Герт продолжал смотреть все эти годы на фотографии своих приятелей, живых и ушедших. Наверное, в этих знакомых лицах что-то есть, если он до сих пор не может с ними расстаться.

— Вот ты где, — Герт появился в дверях спальни с двумя высокими бокалами в руках. — Любуешься?

— Ага, — я кивнула. — Не надоело каждый день на них смотреть?

— Нет. — Он протянул мне бокал. — Иногда, конечно, так противно бывает, на свою рожу в зеркале глядеть неохота, а посмотришь на них и… принимаешь правильное решение.

— Да ну? — не поверила я. — Нет, пить не хочу. Я и так сегодня достаточно приняла, это будет уже слишком.

— Сначала попробуй, — настаивал Герт, — коктейль моего собственного приготовления.

— После коктейля мне точно станет плохо.

— Не станет. Да ты только попробуй.

— Ладно, — мне надоело спорить, — моя смерть будет на твоей совести. — Я немного отхлебнула. — Не знаю, чего ты туда добавил, но вкус какой-то странный.

— Все так говорят, — Герт засмеялся, — но потом просят соорудить еще. Можешь даже не спрашивать, что там такое есть, все равно не скажу — секрет фирмы.

— Не больно-то и знать хотелось, — я пожала плечами и отхлебнула еще немного. — А говорят, что на лица погибших смотреть вредно. У этих фотографий плохая энергетика. Лучше всего вешать на стену какую-нибудь картину со спокойным содержанием.

— Да, подруга, — Герт приблизился вплотную, — похоже, что тебе действительно не следует больше пить. Все, хватит. Официант, этому столику больше не наливать! И потом, какой дурак сказал тебе про плохую энергетику? На хороших людей никогда смотреть не вредно. Неважно, живые они или уже умерли. А у меня тут плохих нет, сама знаешь. — Он слегка тронул колокольчики, висевшие на длинной тесьме. — Вот, до сих пор висят и будут висеть, пока я жив. Хороших людей забывать не стоит, а то и тебя забудут.

— Герт, не кипятись, — я поставила бокал на столик и обняла друга, — просто ляпнула, не подумав.

— Ладно, — он махнул рукой, — всем давно известно, что журналисты — люди совершенно бесцеремонные. А насчет картин… Пойдем покажу тебе кое-что, — он пристроил свой бокал рядом с моим и тоже обнял меня за талию. — Вперед, красивая.

Мы снова оказались в комнате Ксюхи, но если я ограничилась беглым осмотром, не желая ломать ноги, перелезая через груды разного хлама, сваленного на полу, то Герта это не остановило.

— Беспорядочек, — он покрутил головой, — но ничего, прорвемся. — Ногами он отшвыривал разный мусор, расчищая для меня дорогу.

— Слушай, Герт, — все внимание я сосредоточила на том, чтобы куда-нибудь не наступить, — ты здесь хоть изредка убираешься?

— Здесь нет, — он качнул головой, — да и зачем? Я эту комнату хотел приспособить под инструменты. Не стану же я с тряпкой каждый день лазить под ними.

— Знаешь, — я остановилась, — каждый день это было бы слишком, не спорю, но хотя бы раз в месяц или в год…

— Ну, ты даешь! — Он расхохотался. — Если я начну здесь убираться, то как раз целый год и уйдет. Так что, пусть все лежит, как лежит.

— Нет уж, — теперь возмутилась я, — если ты сподобился меня сюда привести, то я помогу тебе навести порядок. Не скажу, что жить не могу без половой тряпки и веника, но этот хлев бьет все рекорды. Так что, — добавила я, — хочешь не хочешь, милый, а завтра тебе придется этим заняться.

— Здорово, Леда, — он посмотрел на меня. — Сначала приведем здесь все в порядок, а потом ты переедешь ко мне жить. Как ты на это смотришь?

— Как человек, стоящий среди огромных куч мусора, — ответила я первое, что пришло в голову. — А может, не стоит так торопиться. Давай повстречаемся немного, узнаем друг друга…

— Не иначе с ума сошла, — Герт сочувственно приложил руку к моему лбу. — Да ведь мы с тобой знакомы двадцать лет, ты меня знаешь как облупленного. Все, бросай свои дамские отговорки, уберем здесь все, и переедешь. Мало, видите ли, она меня знает! Ничего, успеешь еще получше узнать.

— Подожди, Герт, — я прервала его возмущенную тираду, — я не в том смысле, что мы мало знаем друг друга, а в том, что мы взрослые люди и у каждого из нас есть какие-то свои привычки, пристрастия… А тут постоянно жить с другим человеком… Сам же говорил про ошибки и конфликты.

— Но кто-то меня быстро поставил на место, — напомнил Герт, — так что давай подумай немного, а потом все же решай, а то мы так с тобой до шестидесяти лет не поженимся. А в шестьдесят кому мы такие старые развалины будем нужны?

Вот и поговори серьезно с этим шутом гороховым. Я замолчала и попыталась продвинуться еще немного вперед. Герт, видимо, тоже вспомнил, зачем мы сюда забрались, решительно отшвырнул коробку из-под «Унитрона», сдвинул в сторону какую-то подставку, собрал в узел тряпье, видимо, вышедший из употребления сценический прикид, и добрался наконец-то до стены.

Картина. В столь плачевном состоянии мне картины видеть еще не приходилось. Слой пыли на полотне смело мог соперничать по толщине с гамбургером, продаваемым в «Макдоналдсе». Герта такое явное пренебрежение к произведению искусства, видимо, тоже смутило, потому что, бросив мне: «Подожди», он вернулся к куче тряпья и ожесточенно принялся там рыться. Вернулся он через пару минут с какой-то длинной тряпкой, судя по всему, когда-то ярко-оранжевой, но теперь весьма блеклой и невзрачной.