Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!

• Название: Плачь, влюбленный палач!
• Автор: Ольга Володарская
• Издательство: Подвиг
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2004

ЧЕЛОВЕК ехал в переполненном автобусе и страдал. Страдал от толчеи, запаха бензина, шума, грохота ржавых членов таратайки и какого-то томительного беспокойства… Вместе с ним в вонючем, раздолбанном «Лиазе» маялось еще 40 человек. Всех их ЧЕЛОВЕК знал, потому что проработал с ними бок о бок не один год. Ко всем относился равнодушно…

… Ко всем, но не к ТОМУ, кого приговорил к смерти.

ЧЕЛОВЕК еще не решил, каким образом, в какое время, где, чем и зачем совершит казнь… Но одно он знал определенно — она неотвратима.

ПРИГОВОРЕННЫЙ не догадывался об этом. Не подозревал, не предчувствовал. Он шутил, балагурил, пил пиво, даже флиртовал. Был весел бесшабашен, как всегда.

Ему было невдомек, что он приговорен, и что от смерти его отделяют всего лишь сутки.

---

— Нет. Это говорит о том, что он хотел, чтобы подольше не узнали о Витиной смерти, — блеснул интеллектом Кука.

— Ничего подобного! Хоть со светом, хоть без — Витю от двери не было видно.

— Ребя, — встрял Артемон. — Вы че, с дуба упали? Свет этот чувак выключил сразу, как вошел в зал. Он че, застекольщик что ли долбанутый, чтобы при иллюминации мочилово устраивать. Это ж с улицы кто-нибудь увидеть мог.

— Кому смотреть? Все спят, — не унимался Кука. — Потом… черт… мысль пропала… А вот, вспомнил! Рана! Посмотрите на рану…

— Может, не надо, — чуть не плача пискнул Лева. Но Кука, похоже, и не собирался ее демонстрировать, он просто продолжил:

— Рана нанесена очень точно. Один удар — и в сердце. Этого в темноте не проделаешь, — он удовлетворенно кивнул, видимо сам себе понравился. — Так что, говорю вам, свет он выключил потом…

— А какая разница, когда и зачем убийца выключил свет? — недоуменно спросила Изольда.

— И правда, — смутился Кука. — Никакой.

У меня в голове мелькнула какая-то смутная мысль, но тут же пропала. Так что я тоже не смогла объяснить, почему мы прицепились к этому свету. За сим и закрыли эту тему.

— Короче, — резюмировал Артемон. — Пырнуть Витька мог любой из тех, кто типа спит в корпусе.

— А я думаю, что это повар, — шепотом выдал Суслик.

— Это еще почему? — удивилась я.

— Нож-то из столовки.

— И что? Незаметно стянуть любой мог. Ножи на видном месте лежат.

— Но у него такое зверское лицо, — не унимался Суслик. — И мяса он не докладывает.

— Так за это его мочить надо, а не ему, — как бы пошутил банкир.

— А мне кажется, это сторож, — внесла свою лепту в идиотское расследование Галина Ивановна.

— А он-то что вам не докладывает? — хохотнул Артемон.

— Он спортсменов не любит, потому что хромой. Вот и…

— Хромой он, потому что старый, — вмешалась Ксюша. — Ему лет 100, наверное.

— А, может, это… — Галина Ивановна подозрительно зыркнула на Суслика. — Мишаня а это не ты? Ведь он у тебя недавно лаборанточку увел? Ну ту, с косой…

— Вы чего это? — перепугался Суслик. — Чего удумали? Я никого и пальцем…

— Увел или нет? — нахмурился Артемон.

— Увел, но это же не повод…

— Может, и Петюня у тебя кого уводил?

— Нет, — в панике заголосил Суслик.

— Год назад, — прокурорским тоном отчеканила Галина Ивановна, — он отбил у него Катю — бухгалтершу. Я помню.

После этих слов все, даже неспособный на негативные чувства Лева, посмотрели на Суслика с подозрением. Сам же обвиняемый посерел и выпалил:

— А Петя и у Сереги девушку увел. Вот.

— И что из того? — взвился Серый.

— А еще у Стапчука, — продолжал обличать Суслик.

— Чего придумываешь? — взревел радист. — Никакая она мне не девушка была. Я с ней только раз в кино сходил.

— Да этот Петя у всех баб уводил! Он же маньяк был сексуальный!

— У меня не уводил! — хохотнул Тю-тю.

— А еще, — не унимался Суслик, — Петька у Галины Ивановны еще до кризиса тысячу долларов занял, и все не отдавал, может, она разозлилась и прибила его…

— Я тебя сейчас прибью! — взвыла начальница патентного бюро. — За клевету, гаденыш ты эдакий!

— Но ведь занимал? А Галина Ивановна?

— Он не только у меня! У многих! И никому не отдал! — она сделала большие глаза. — Еще Петька шантажировал Стапчука! Я знаю! Он как-то прознал, что Стапчук болеет нехорошей болезнью и скрывает это от жены, потому что заразился не от нее, а от какой-то шальной бабенки… И Петька с него деньги тянул за молчание!

— Я ему всего один раз денег дал, потом только в морду! — закричал радист со своего места. — Потому что вылечился!

Галина Ивановна набрала в грудь побольше воздуха, чтобы на одном дыхании выдать очередную порцию сплетен, но успела, ее перебил Кука. С ехидной улыбочкой на своей младенческой физиономии он произнес:

— Не НИИ, а террариум какой-то.

Нихлоровцы переглянулись. Зарделись, засмущались и, устыдившись своего недавнего поведения, поникли. Даже Галина Ивановна подавилась воздухом и села, не сказав ничего. Только Суслик все никак не мог успокоиться, он то и дело вскакивал, дергал руками, беззвучно шевелил губами и хрипло вздыхал.

— Короче, так, — пробасил Артемон. — Про этого Петюню мы все поняли. Гнида, а не человек был. С ним все ясно, но Витька-то за что? Какие версии?

Версий ни у кого не было. Витька не у одного из нас такой жгучей ненависти, как Петюня, не вызывал. Оставалось думать, что его убрали либо как свидетеля, либо… на турбазе орудует маньяк, и Виктор стал его следующей жертвой…

— Я знаю кто! — выдал Суслик торжественно. — Это Санин с Маниным. Они вчера лыжи украли, я сам видел. И еще что-то, вроде теннисную ракетку. Инструкторы, наверное, их вычислили, вот воры их и ликвидировали. Один одного убил, другой другого.

— Тогда следующим будешь ты, — протяжным шепотом произнесла я.

— Почему это? — запаниковал Суслик.

— Ты последний свидетель. Сам говоришь, что видел.

— Я погорячился! Я ничего не видел! А если и видел, никому не скажу! — истерично завопил он. — Честно!

— Миш, замолкни, а? — устало пробормотала я. — От твоих истерик голова болит. Как и от твоих дурацких версий. Придумал, то же мне, чтоб из-за облезлых лыж… Да они их и украли только по привычке или чтобы форму не терять. Санин с Маниным пол нашего НИИ вынесли и продали, и, заметь, никого еще не убили.

Все молчали — видно выдохлись. И в этой тишине раздался робкий голос Зорина:

— Я есть хочу.

После этих слов все поняли, что хотят того же. Особенно, как оказалось, проголодался Серега — в его животе заурчало так громко, что это урчание можно было принять за работу двигателя машины «КАМАЗ».

— А где здесь хавчиком можно разжиться? — спросил Артемон, плотоядно облизнувшись.

— В столовой, — резонно заметил Кука. — Так, наверняка, в холодильниках полно еды.

— Ой, че-то не хочу я той еды, — закапризничал банкир.

— Не хочешь — не ешь, — буркнула Галина Ивановна. — Жди, когда тебе омаров привезут. На вертолете.

Артемон не удосужил ее ответом, но больше не одного дурного слова в адрес столовской пищи мы от него не услышали. Даже когда он давился холодной клейкой перловкой, выковырянной со дна кастрюли, ни разу не пожаловался.

— Ну пошлите уже, — переминаясь от нетерпения, позвала Сонька. Она с похмелья бывает очень прожорливой.

— Пошлите, — кивнул Артемон и повел нас в столовую.

12.

Мы бродили по обширной столовской кухне, открывая все, в чем могло храниться съестное: кастрюли, бачки, холодильники, шкафы и хлебницы. Улов был невелик. Кроме хлеба и консервов, нашлось еще немного каши, о которой я уже упоминала, вчерашнего супа, компота и прочих «объедков». В большом количестве было обнаружено сырое замороженное мясо, но готовить его никто не пожелал, так как все испугались гигантской электроплиты, не известно как приводимой в действие.

Оставались консервы и хлеб. За них мы поначалу и принялись.

Первые 10 банок опорожнили молча, слышно было только сопение и довольное почавкивание. Вторую партию поедали уже за светских разговором.

— А вкусная штука, оказывается, эта сайка с горохом, — облизываясь, изрек Зорин.

— И тушенка холодная ничего идет…

— А я икру ем. Ложками. Правда, минтаевую…

— О! — пробормотал с набитым ртом Артемон. — Сто лет не ел кильку в томатном соусе. Зашибись закусочка.

— А я только ее и ем, — скривился Серега. — Надоело. Дайте мне супа.

— Но он холодный. И на поверхности жир плавает, — передернулась Изольда.

— Жир это хорошо. Я люблю сытно поесть.

Бухгалтерша скривилась, но кастрюлю подала. Глядя на него, все остальные перестали воротить нос от остатков вчерашних трапез и застучали ложками по кастрюлям, выгребая со дна кошмарное варево.

Наконец, все наелись. Сытые, перемазанные перловкой и томатом, откинулись на спинки стульев.

— Уж и не помню, когда с таким кайфом ел, — благодушно пробасил Артемон. — И чего я все лобстеров хаваю, килька-то лучше. Мне че-то в последнее время обрыдла эта экзотика! Трюфели всякие, суши, мать их! А тут ваще… Меня дружбан в индийский ресторан затащил. Клевое место, говорит, танец живота, говорит, это он с турецким перепутал, ну да ладно… Приперлись. Смокинги напялили, все дела, думаем в чумовой кабак зарулили, надо ж выглядеть… Ты там не была? — спросил Артемон у меня. — Не? И прально. Там, знаешь, какие столики? У меня табуретка в детсаде выше была. А под жопинс вместо стула подушка. Представь, как мы в своих смокингах корячились… К тому же кругом какие-то сигареты вонючие понатыканы, благовония по ихнему… Ну да ладно. Сели, мы, значится, на эти подушки, к нам тут же какой-то Саид в чалме подбегает — меню тащит. Мы смотрим — а там одни матные слова… — после этой тирады, он полез в карман, достал оттуда бумажник со скромным логотипом «Гуччи» и выудил из него бумажку.