Александр Дюма - Две королевы

• Название: Две королевы
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения

---

Король знал об этих пиршествах. Он без устали повторял Марии Луизе, что она не права, когда ведет себя недостаточно осторожно. При дворе ненависть к королеве вновь ожила, совет в полном составе и его сторонники осуждали Марию Луизу. Она столкнулась с сильными противником, а в политике для преодоления препятствий все средства хороши. Карл II сохранял ясность мысли. Вот уже несколько месяцев у него не было приступов, он руководил государственными секретарями и министрами значительно лучше, чем многие другие монархи, славившиеся своим умом, и, поскольку король довольно энергично сопротивлялся им, а также потому, что была известна власть королевы над ним, все настроились против нее одной.

И опять она стала получать предостережения; опять к ней приходили разными путями послания без подписи, полные недвусмысленных угроз.

О графине речи уже не заходило, все были совершенно спокойны на ее счет. Королеве не называли имя возможного убийцы, но сообщали, что ее ждет смерть. Сначала она не придала этим письмам значения, затем посмеялась над ними. Подобные послания, не имевшие последствий, присылали ей с таких давних пор, что она им уже не верила.

— Это для устрашения, — говорила она, — меня хотят напугать, чтобы я свернула с избранного пути.

В нескольких словах королева рассказала о письмах графине; та отнеслась к ним с величайшим презрением и окончательно успокоила ее.

Как-то утром двор готовился к отъезду в Аранхуэс. Стоял чудесный весенний день; казалось, природа вокруг поет не умолкая, и эта песня отзывалась в сердце королевы. Она получила разрешение ехать верхом. Король собирался сопровождать ее, однако и де Асторга тоже должен был быть подле нее, и Мария Луиза испытывала огромное счастье, что поскачет рядом с ним в такую прекрасную погоду. Мне знакомы эти ощущения, все было именно так, когда я уезжала на свою виллу в долине По вместе с г-ном ди Верруа.

Подъехавший к королеве главный мажордом показался ей печальным, в его приветствии прозвучала боль. Они понимали друг друга без лишних слов — Мария Луиза тут же загрустила. Она искала возможности переговорить с герцогом; но он, не упуская ее из виду, держался на расстоянии, тогда как Нада, напротив, старался подъехать к ней поближе и оттеснить свою госпожу от короля и главной камеристки.

Он скакал на своей лошадке, выделывая разные трюки, к которым все уже привыкли, но в его движениях не было видно прежней легкости. Нада старел: у этих крошечных существ не бывает молодости, а может, они быстро утрачивают ее. Нада шепнул королеве, что хочет поговорить с ней наедине. И едва они приехали в Аранхуэс, где было больше свободы, она отослала всю свиту и пошла к себе.

Нада проскользнул за ней в ее спальню; Мария Луиза приказала ему закрыть дверь и спросила:

— В чем дело, чего ты хочешь от меня?

— Он написал вам, госпожа.

Впоследствии это письмо вместе с остальными было отослано по распоряжению Марии Луизы королеве Сардинии, которая показала мне его и позволила снять копию. Вот оно:

«Сеньора!

Да простит Ваше Величество эту дерзость самому смиренному из ее подданных. Я бы не осмелился рассказать Вам то, что Вы непременно должны знать, но мое безрассудство, заключающееся в том, что я решился Вам написать, извинительно тем, что это послание крайне важно. Мне было передано предостережение, которым я не могу пренебречь, зная, из какого источника оно получено. Жизнь Вашего Величества в опасности: Вас хотят отравить; остерегайтесь всех без исключения.

Я тщательно слежу за всем, что происходит на кухне; стольникам и дворецким отдан приказ, чтобы все блюда предварительно пробовали повара, а затем они сами. Почти ежедневно я присутствую при этом, а если служба при Вашей августейшей особе удерживает меня в другом месте, эту роль выполняет мой заместитель, которому я верю как самому себе. На коленях умоляю и заклинаю мою королеву прислушаться к моему совету и ничего не есть в отсутствие Его Величества короля, не принимать даже конфеты от кого бы то ни было и оберегать жизнь, которая всем нам так дорога.

Мое письмо, в отличие от других, не смутная догадка. В нем — правда, и она не оставляет сомнений. Посол Франции получил такое же сообщение, но из другого, столь же надежного источника; ему можно, ему необходимо доверять. Я живу лишь тем, что хотел бы повториться во многих лицах, чтобы уберечь мою королеву от страшной опасности, ни на секунду не отходя от нее, ибо мне кажется, что только я один могу ее спасти. Таков мой долг и таково мое счастье… Приказывайте, Ваше Величество, я готов повиноваться; позвольте мне охранять Вас и устранять Ваших врагов; я не прошу от моей королевы никакой иной награды, даже если она сочтет, что такая страсть, как моя, заслуживает этого.

Самый смиренный, самый преданный и самый пылкий из Ваших слуг, де Асторга».

Письмо было написано по-французски без единой ошибки — так, как я его привела здесь. Герцог потратил много ночей и дней, чтобы овладеть этим языком. Он учился думать на нем, чтобы обрести почву для духовного общения с королевой.

Возникает желание быть любимой испанцем, коль скоро этим людям присущи столь утонченные и деликатные понятия.

Королева быстро прочитала письмо. Во время чтения она сильно побледнела. На этот раз она испугалась: герцог де Асторга был не из тех людей, что позволяют себе пугать без оснований. Она стала расспрашивать карлика, и его не пришлось уговаривать, чтобы он рассказал все, что ему известно помимо сказанного в письме.

Герцог не мог назвать лицо, приславшее предупреждение. Он поклялся честью хранить его имя в тайне, но человек этот занимал положение, позволяющее знать все, — когда-то королева оказала ему содействие, и он навсегда остался благодарен ей за это. Разглашение тайны могло стоить ему жизни, но он знал совершенно определенно, что смерть королевы предрешена; для выполнения этого поручения уже назначен агент, неизвестны были только его имя и способ, которым он воспользуется.

— Госпожа, — добавил Нада, — остерегайтесь; позвольте нам оберегать вас еще ревностнее и ни слова не говорите обо всем этом никому, даже королю.

VI

С этого дня королева не знала ни минуты покоя; в своих письмах она признавалась, что смерть может настичь ее в любой момент и что она всего боится, после каждой еды вверяет душу Богу и, несомненно, погибнет так же, как ее мать.

Ее дядя, король Людовик XIV, написал ей собственноручно, что отдал приказ своему послу оберегать ее и предупредить совет: в случае если королева заболеет хотя бы на три дня и ее недомогание будет похоже на отравление, он потребует вмешательства стран Европы.

Мария Луиза прочитала это письмо, скрыла его от Карла II, чтобы не огорчать его, и велела передать г-ну де Ребенаку, что она просит его принудить к такому же молчанию Государственный совет Испании. Затем в большой тайне она пригласила молодого монаха-августинца, о котором ей рассказывали, и исповедовалась ему, поскольку не испытывала никакого доверия к Сульпицию, считала его шпионом инквизиции и самым опасным из своих врагов. Сделать это было непросто, ибо никогда еще во дворце короля Испании, где само имя исповедника заставляло дрожать каждого, от короля до ничтожнейшего слуги, не плелись сети такой дерзкой интриги.

Возможностью этой исповеди она также была обязана герцогу де Асторга. Он отправился в Толедо к своему дяде, архиепископу, пожалуй самому просвещенному, а может быть и единственно просвещенному прелату в этой невежественной стране. Его доброта, его милосердие были известны всем; он раздавал все свои доходы беднякам, ограничиваясь лишь самым необходимым, и порой ходил в дырявой сутане, лишь бы как можно больше помочь нуждающимся.

Герцог приехал в Толедо, рассказал архиепископу о положении королевы, посвятил его в свои страхи, сомнения и попросил совета:

— Королева не может и не должна доверять монаху, которого ей навязали, ваше преосвященство, и вы это понимаете не хуже меня. Надеяться на то, что удастся открыто заменить его на другого, не приходится. Но кажется, я знаю один способ, хотя не уверен, что мой план выполним; в любом случае, я нуждаюсь в вашей поддержке и защите.

— Можете положиться на меня во всем.

— Нет ли в вашей епархии смелого, усердного, умного и просвещенного священника, который согласился бы пожертвовать собой ради своей повелительницы? Ему придется рисковать жизнью, я вас предупреждаю.

— А разве вы не рискуете своей?

— Речь не обо мне, а о вашем монахе; найдете вы такого?

— Думаю, да.

— Хорошо. И вы уверены в нем?

— Безусловно, он француз.

— Еще лучше.

— Но француз, чья мать из Толедо; он говорит по-испански, как мы с вами, и его никто никогда не примет за иностранца. А как вы проведете его во дворец?