Джулия Джонс - Ученик пекаря

• Название: Ученик пекаря
• Автор: Джулия Джонс
• Издательство: ООО «Издательство АСТ»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018802-1

Двадцать лет назад, падая с неба, разбилась надвое звезда — и был то знак, что зачаты в единый миг двое детей, которым суждено изменить мир. Двое, чьи судьбы связаны невидимой нитью. Двое, коим суждено противостоять друг другу...

Один из них — с рождения обреченный Тьме «кровавый принц» Кайлок, отцеубийца и безумец, плетущий черные сети преступления...

Другой — юный ученик пекаря Джек, на челе которого лежит печать Воина Света — предначертание высокого и тяжкого жребия героя...

Рано ли, поздно ли — но Кайлок и Джек сойдутся в последнем бою!..

---

Джек думал о Мелли. Его тревожило, что солдаты, взявшие его в плен, скоро схватят и ее. Рано утром они проехали через какую-то деревушку, провожаемые враждебными взглядами поселян. Трафф спросил у одной женщины, не видела ли она девушку, идущую из леса на восток. Две серебряные монеты развязали женщине язык, и она поведала:

— Да, проходила тут одна — чучело чучелом. Темноволосая, как ты говоришь, и в мешке. — Женщина прищурилась, соображая что к чему. — Я ее, бедняжку, еще пожалела и сказала: иди, мол, в Дувитт.

— Когда это было?

— Не помню, право, — четыре или пять дней назад.

— Далеко ли до Дувитта?

— К полудню доедете — вот так прямо, на восток. Ошибиться нельзя — тут все дороги в Дувитт ведут.

Они выехали из деревни — по дороге они двигались куда быстрее, чем по лесу. Джек, перекинутый через спину лошади, почти не заметил, как деревья сменились полями. Зато он разглядел, что дорога тут широкая и гладкая — признак плотной населенности и достатка. Город, куда они едут, должен быть зажиточным.

Он горячо надеялся, что Мелли не осталась в этом Дувитте. Если она еще в городе, люди Баралиса наверняка ее схватят.

Мелли спустили веревку, крикнув: «Держись!» Мелли совсем не улыбалось быть вытащенной из ямы на веревке — она не знала, выдержит ли это ее больное плечо. Ей пришло в голову, что, если она не станет хвататься за веревку, ее не смогут вытащить из ямы, а стало быть, и высечь не смогут. Она упрямо затрясла головой в ответ на приказание держаться за веревку.

— Если не ухватишься за веревку, шлюшка, я прекращу твою гулящую жизнь раз и навсегда. — Мелли упорствовала. — Вот что: в последний раз говорю — берись за веревку, не то я велю мастеру Хальбиту нагреть куриного жира и вылью его прямо на твое смазливое личико. А ну живо!

Мелли взялась за веревку. Плечо сразу отозвалось болью, и горючие слезы обожгли глаза. Мелли обмотала конец вокруг пояса и крепко ухватилась руками. Потом сцепила зубы и почувствовала, что ее тянут вверх. Когда ее голова поравнялась с краем ямы, двое мужчин подхватили ее под мышки и вытащили наружу. Мелли едва не падала в обморок от боли. Она была горда, как и отец, и потому изо всех сил старалась не доставить удовольствия этому сброду, лишившись чувств, словно кисейная барышня.

Мелли огляделась. На площади собралось куда больше народу, чем вчера. Толпа заволновалась, увидев Мелли. Но крики «шлюха» и «воровка» больше не задевали ее — она пропускала их мимо ушей. Толпа, приняв это за проявление высокомерия, совсем взбесилась, и крики стали еще злее. В мужчине, обозвавшем ее рябой шлюхой, Мелли узнала Эдрада и невольно улыбнулась. Хуже она, с точки зрения толпы, поступить не могла. Вокруг завопили:

— Ни стыда ни совести!

— Глядите, как эта сучка о себе воображает! — В Мелли снова полетели гнилые фрукты и овощи. Мужчины, державшие ее, заорали, прося перестать, — им тоже доставалось.

Мелли вывели на середину площади, где стоял деревянный помост. Один из стражей заставил Мелли взойти на помост спиной к толпе и привязал ее руки на уровне плеч к столбу.

Мелли стало страшно. Она больше не видела толпы, но слышала насмешки и свист. Как только стражник отошел от нее, обстрел возобновился. Мелли закусила губу, чувствуя, как твердые предметы барабанят по ее спине и по ногам. Но ожидание было всего тяжелее.

Никто как будто не торопился приступить к наказанию. Мелли предполагала, что быть выставленной на поругание толпы составляет часть ее кары. Улюлюканье и оскорбления не утихали. Мелли чувствовала, как возбужден народ: он хотел зрелища, хотел крови.

Внезапно настала тишина, и Мелли оглянулась, вывернув шею. Появился судья, сопровождаемый человеком с веревочным кнутом. Не с каким-нибудь хлыстиком для верховой езды — с настоящим кнутом, толстым и жестким, с завязанным на конце узлом. Мелли содрогнулась, и толпа загудела.

Судья еще раз перечислил совершенные Мелли преступления — он делал это патетически, с расстановкой, давая толпе время поулюлюкать после каждого пункта. Перечень стал длиннее против вчерашнего — теперь в него входили конокрадство и мошенничество. Когда судья закончил, толпа пришла в раж.

— Высечь ее!

— Шкуру с нее спустить!

— Никакой пощады шлюхе!

Тогда судья произнес приговор:

— Тридцать ударов веревкой! — И толпа разразилась восторженными воплями.

Вчера говорилось — двадцать! Мелли оцепенела от страха. Человек с кнутом показывал свое орудие зрителям, держа его над головой, чтобы могли видеть и дети, и стоящие в задних рядах. Потом он хлестнул кнутом сверху вниз, зажав узловатый конец в ладони, и толпа затихла.

Он взошел на помост, и тень его упала на Мелли. Толпа затаила дыхание. Мелли напряглась в ожидании удара. Палач отвел кнут назад, помедлил долю мгновения и обрушил его на спину Мелли. Мелли услышала звук удара, прежде чем ощутила сам удар, и тут же судорожно дрогнула от боли и потрясения. Толпа дружно ахнула.

— Один, — начал считать судья.

Кнут взвился опять и обрушился на Мелли с ужасающей силой. Он вышиб весь воздух у нее из груди, и тонкое платье лопнуло.

— Два.

От боли у Мелли хлынули слезы. Палач высоко поднял кнут и с размахом опустил его на хрупкую спину. Теперь веревка впилась в обнажившееся тело.

— Три.

Кнут поднялся и опустился, оставив рубец на нежной коже. Показалась кровь.

— Четыре.

Веревка хлестала, вздувая кожу и раздирая плоть.

— Пять.

Мелли почувствовала теплую струйку крови, текущую вдоль хребта.

— Шесть.

Кнут взвился вверх, но тут в толпе возникла какая-то суматоха, отвлекшая палача. Мелли слишком ослабела, чтобы обращать на это внимание.

По камням зазвенели копыта — какие-то всадники въехали в толпу. Судья побагровел от злости.

— Кто такие? — заорал он. — Ступайте прочь и не мешайте экзекуции!

— Если вы сей же миг не развяжете девушку, — ответил убийственно спокойный голос, — я прикажу своим людям изрубить вас, добрых горожан, в капусту.

— Не посмеешь, — не слишком твердо сказал судья.

— Веск, Харл. — Двое конных, обнажив длинные мечи, выехали вперед. Толпа, объятая страхом, застыла недвижимо.

— Делай, что он говорит, — развяжи ее, — пролепетал судья. Палач заткнул кнут за пояс и перерезал ножом путы, привязывающие руки Мелли к столбу.

Мелли едва удержалась на ногах. Все вокруг плыло. Она ослабела от боли, и спину жгло огнем. Она повела вокруг глазами и увидела едущего к ней предводителя всадников. Это он разорвал на ней платье в лесу. Мелли пришла в смятение. Всадник с угрюмой усмешкой схватил ее своими сильными руками и поднял на коня. Чаша переполнилась: все вокруг потемнело, и Мелли лишилась чувств.

Глава 13

Баралис лежал в постели. Последние несколько дней стали худшими в его жизни. Он был на грани смерти, да и теперь едва оправился. Слабый, обливающийся потом, он ворочался на простынях. Ясность мысли изменила ему, его мучили видения, терзали демоны, и тело не знало покоя.

Он получил сильные ожоги, но это не было худшим из зол. Он совершил страшную ошибку. Поняв, что сейчас будет зарезан, он выплеснул на убийцу всю свою мощь — стремление выжить толкнуло его на это. Он не рассчитывал, не сдерживал себя — он спасал свою жизнь. Сила вырвалась из него так неистово, что он утратил над ней власть.

Сразу же поняв, что перестарался, он попытался втянуть излитое обратно — и не сумел. Слишком сильным и свирепым был выплеск — теперь он обрел собственную волю. Баралис мог лишь наблюдать за ним со стороны. Он сделал то, чего не должен делать ни один мастер, — отпустил вожжи. Он вывернул себя наизнанку — и остался пуст, а его сила теперь бушевала вне его. Если бы не заботы Кропа, Баралис мог бы и умереть.

Он совершил ошибку, которой устыдился бы новичок. Все годы учения в него вдалбливали первейшее правило чародея: не прыгать выше головы. Он как сейчас помнил руку учителя на своем плече. «Ты, Баралис, отмечен и благодатью, и проклятием, — говорил тот. — Благодать — это твой дар, а проклятие — твое честолюбие. Ты ворожишь слишком яростно. Ты не умеешь сдерживаться и когда-нибудь дорого заплатишь за свою дерзость».

Его всегда пытались обуздать, завидуя его одаренности. И кто? Кучка старых дураков, открывших в нарушение закона школу ворожбы. Они желали доказать народу, что ворожба сама по себе не может быть злой и Борк заблуждался, когда осудил ее. Им позволяли существовать так долго только потому, что Лейсс издавна кичился своим либерализмом. Теперь, конечно, все изменилось.

Там, поблизости от Сухих Степей, крестьянин должен быть семи пядей во лбу, чтобы вырастить хоть какой-то урожай. Отец Баралиса и ворожил понемногу. Он происходил из длинного рода удачливых хозяев, творивших чудеса на скудной почве Лейсса. И женились они промеж себя, словно в диких племенах: на кровных сестрах, на троюродных тетках, на падчерицах — чтобы кровь не разжижалась. Ворожба копилась у них в крови, а простаки-соседи ведать об этом не ведали и приписывали хорошие урожаи хозяйской сметке.