Джеймс Берк - Неоновый дождь

• Название: Неоновый дождь
• Автор: Джеймс Берк
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-7909-0082-6

Детективу из полиции Нового Орлеана Дейву Робишо хорошо знакомы и опасные бары Французского квартала, и предательские болота Луизианы, по которым проходят тайные тропы наркоторговцев. Когда Робишо находит в заливе тело проститутки, он, сам того не подозревая, попадает в смертельную ловушку. Он становится мишенью для мафии и коррумпированных полицейских. Охота объявлена, и ветеран вьетнамской войны Робишо должен успеть раскрыть запутанное преступление, пока яростные грозовые дожди южного лета не смоют кровь с городских улиц.

---

Они были уроженцами юга, что чувствовалось почти во всем. Родом из промышленных городков, где располагались текстильные фабрики, консервные и хлопкоочистительные заводы и где молодых людей редко ожидает что-то большее, чем кино на открытом воздухе в субботу вечером с такими же ребятами в заношенных футболках, которые они носили, еще учась в университетах. Мы с ними отошли на двадцать миль от туземной деревни в охраняемую зону, где рядами росли деревья и текла молочно-кофейного цвета речка. Парни сбросили свои вещмешки и винтовки, разделись и стали плескаться на мели, как мальчишки. В разгар дня солнце пригревало сквозь деревья, испещряя землю узорной тенью. Я не спал больше суток и прилег в прохладную невысокую траву под индийской смоковницей, прикрыв глаза рукой, и через несколько секунд заснул.

Я проснулся через полчаса от хихиканья, громкого смеха и дурманящего запаха марихуаны. Кто-то добыл немного камбоджийской красной травки, и весь взвод ею накачался. Я резко поднялся на ноги, спустился по берегу и понял, что всех их забавляет происходящее посередине реки. Борясь с сильным течением, буйвол решил выбраться из воды, но увяз в илистом дне и теперь барахтался, еле доставая носом воздух. Глаза у него широко раскрылись от ужаса, в рогах застрял наносной мусор. Хозяин быка в шляпе французского легионера на своей вытянутой голове, такой худой и костлявый, что напоминал вешалку, метался по берегу, размахивая руками, и кричал нам что-то по-вьетнамски, перемежая речь французскими словами.

Два двоюродных братца из Конро, штат Техас, пробрались вброд к быку, с арканом, связанным из каната, который они стащили из кузова грузовика, принадлежащего морской пехоте. На их загорелых мокрых спинах рельефно проступали мышцы и позвонки, они, смеясь, бросали свой аркан с безумной самоуверенностью девятнадцатилетних мальчишек-ковбоев.

— Осторожно, здесь попадаются выворотни, — заметил я.

— Смотрите, лейтенант, — откликнулся один из них, — рогач с нашей помощью выскользнет из ила быстрее, чем рыло свиньи из грязи.

И тут я вдруг увидел в мутном потоке сучковатые черные корни затонувшего дерева, которые показались над поверхностью воды, как лапа чудовища.

Дерево обрушилось на них с такой силой, что их лица побелели. Нахлебавшись воды, они стали отплевываться, пытаясь отплыть от мутно-желтой пены, окружавшей ствол и корни, которые тыкались им в глаза, заставляя морщиться. Дерево закрутилось в реке, поблескивая грязью, и, набирая скорость, утащило их под воду. Мы все ждали, что они вынырнут позади него, в спокойном месте, отряхивая воду с блестящих на солнце волос, но больше никогда их не увидели.

Три часа мы прочесывали реку баграми и рыли дно абордажным крюком. Но вместо наших людей выловили коробку от ленты французского пулемета, ящик с неразорвавшимися японскими гранатами, которые на берегу стали сочиться ржавой водой и зеленой слизью, американские банки из-под содовой и сеть с грузового судна, в которой запутались мертвые вьетконговцы, должно быть сброшенные с одного из наших вертолетов. Сквозь плотную сеть, туго натянувшуюся в воде, высовывались головы и руки погибших, которые напоминали узников, уставших от своего вечного заключения.

Я написал письма в Конро семьям этих двух ребят, объяснив, что они отдали свои жизни, пытаясь помочь товарищам. Никто не отнимал у них жизнь, они ее отдали. Я не стал писать о своем сожалении, что медалей не дают за простодушие и безрассудное мужество, которых было не занимать сельскому парнишке из Техаса в стране, казалось, созданной для пресыщенных, временно задержавшихся колонистов.

* * *

Через час я сидел в чудесном старом баре на Мэгезин-стрит, который отделяла от округа Гарден огромная территория жилых домов — некрашеных деревянных строений девятнадцатого века, с провисшими переходами и грязными двориками. Они напоминали мне негритянские кварталы, построенные у плантаций в округе Иберия. В самом баре, как и во многих других зданиях на Мэгезин-стрит, были сетчатые двери, а на больших фасадных окнах — вертикальная деревянная решетка. Внутри тянулась длинная барная стойка из красного дерева с медным поручнем, работали потолочные вентиляторы, на стенах висели эмблемы пива «Хэдекол» и «Дикси-45», орешков «Доктор Натс», политические плакаты с портретом графа К. Лонга и доска, на которой мелом были написаны названия команд высшей лиги и результаты игр. Хозяин заведения когда-то был игроком «Лафайет Буллс» в несуществующей ныне лиге «Эванджелин» класса С. Он так до конца и не смог проститься со вчерашним днем. Он продавал плохо упакованные сигареты и табак «Вирджиния Экстра», разложив их без коробочек на полках, вечером по четвергам накрывал клеенкой столы для пула и готовил суп из окры без курицы, как обычно его готовили в сельских барах, никогда не вызывал полицию, чтобы успокоить какого-нибудь хулигана, на полках бара держал большие банки из-под рассола, наполненные сваренными вкрутую яйцами, и готовил такой острый boudin, что можно было разрыв сердца получить. В помещении с мягким светом всегда было прохладно, в патефоне-автомате всегда было полно пластинок с зайдеко и каджунской музыкой, а в глубине бара, под эмблемой красного пива «Джакс» и покачивающимися лампами с жестяными абажурами, работяги играли в пул.

Арчи, хозяин бара, взял у меня пустую тарелку из-под boudin и протер стол тряпкой. Он был темноволосым каджуном с широким круглым лицом и маленьким ртом. Руки были покрыты черными волосами. Я протянул ему пустой стакан, чтобы он его снова наполнил.

— Ты знаешь, почему этот коктейль называют «острым», Дейв? — спросил он. — Потому что он так ударяет в голову, что, кажется, тебе выбили все металлические зубы.

— Звучит непривлекательно.

— А потом, в один прекрасный день, весь мозг оказывается сожженным.

— Можно мне еще стакан джина?

— Не люблю спорить в ущерб собственной выгоде, но я просто ненавижу, когда ты садишься у стойки и прислушиваешься к тому, что требует твой желудок.

— Может, тебя утешит, если я скажу, что сам не в восторге от этого?

— Ну хоть сегодня отдохни. Устроишь себе проблемный день в другой раз, если захочешь.

Я отвел глаза. Он был мне другом и честным человеком, и поэтому я был перед ним безоружен, хотя знал, что в состоянии довести любого, даже старого друга, до инсульта, чтобы спасти свое положение.

— Меня сейчас еще кое-что тревожит. Ты светишься, — сказал он.

— О чем ты?

— Когда носишь на бедре пистолет размером с буханку кукурузного хлеба, некоторые начинают беспокоиться.

— Вот возьми, — сказал я, отстегивая кобуру с пояса. — Пусть полежит под стойкой до моего ухода.

— Да что с тобой творится, Дейв? Пытаешься ускорить свое падение? Зачем навлекать на себя столько несчастий?

— Он не заряжен.

— Да я говорю о сегодняшнем вечере. Значок у тебя забрали. Это значит, что ты уже не можешь разгуливать по улицам, как Уайетт Эрп.

— Знаешь что-нибудь о генерале в отставке по имени Джером Эбшир из Притании?

— Немного знаю. Его сын часто захаживал сюда.

— Он рьяный коммунист?

— Нет, не думаю. О нем всегда говорили, что он отличный парень. Хотя сын у него был не подарочек. Он приходил сюда со своей бейсбольной командой, когда поступил в Туланский университет. Большой такой, белобрысый, рука, которой он подавал, была у него как плеть. Он любил устраивать тут борьбу на руках, драки и веселье. Жаль, что он пропал во Вьетнаме.

— А кто-нибудь знает, что с ним произошло?

— Слухи ходят разные. Попал в плен, бежал, вьетконговцы его казнили, что-то в этом роде. Мой мальчишка тоже там побывал, но вернулся домой жив-здоров. Сказать по правде, Дейв, даже представить страшно, что бы я делал, если бы его потерял.

— Мне нужно пройтись. Увидимся как-нибудь, Арчи.

— Надеюсь. Не торопи ход событий без необходимости, старик.

Я поехал в округ Гарденс. Этот район был застроен домами, возведенными в 1850-е годы. Каждый был с широким крыльцом и верандой на третьем этаже, каждый украшен рядом колонн с завитками волют, на окнах — частый переплет, к входу шла тропинка через выложенный кирпичом дворик, на лужайках стояли вышки для обзора. Вдоль улиц рядами росли дубы, а сами дворики были густо засажены всевозможными южными цветами и деревьями: цветущим миртом, азалией, бамбуком, магнолией и банановыми деревьями, гибискусом, кустами красных и желтых роз. До меня доносился запах костров для барбекю и плеск воды в бассейнах. Это был исторический район, охраняемый государством, район, в котором постоянно устраивались приемы в саду, перетекавшие с одной пышной, аккуратно подстриженной лужайки на другую.

Дом Джерома Гэйлана Эбшира не был исключением. Кирпичная стена освещалась зажженными свечками в бумажных воронках, стоявшими в цветочных клумбах. Сквозь высокое окно, расположенное за крыльцом, я увидел, что в большой гостиной в свете канделябров толпятся гости. Громкий разговор было слышно даже на улице. Где-то в глубине, на лужайке, играл оркестр.