Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2

• Название: Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Прапор
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-7766-0183-5

В остросюжетном историческом романе Георга Борна отражены страницы истории Франции эпохи правления Людовика ХIII и Людовика XIV.

В центре повествования — жизнь королевы Анны Австрийской, трагическая судьба одного из ее сыновей, известного как Железная Маска.

---

Большое влияние Мазарини на короля можно объяснить не одной только привязанностью и уважением к нему Анны Австрийской, но и тем, что главной целью жизни Людовика в то время были развлечения и удовольствия и что он почти все время проводил в обществе прекрасных племянниц кардинала.

Гортензия и Олимпия, вернувшись с дядей ко двору, справедливо заняли одно из первых мест при дворе благодаря красоте и воспитанию.

Король очень часто проводил время в их обществе. Особенно ему нравилась Олимпия Манчини, которая сумела привязать его к себе.

Ей льстило ухаживание короля, хотя многие принцы и герцоги почитали за честь, когда племянницы всемогущего кардинала позволяли им ухаживать за собой.

Людовик с каждым днем все больше и больше сближался с Олимпией, не встречая никакого сопротивления с ее стороны.

В один прекрасный вечер, когда племянницы кардинала были с королем в Сен-Жермене, случилось то, что проницательные люди давно уже предвидели.

Чудесная аллея, тенистые аллеи парка, аромат цветов — все располагало к прогулке.

Людовик вышел из мрачных высоких комнат замка подышать воздухом.

Уже вечерело, последние лучи заходящего солнца слегка золотили верхушки деревьев, тихий ветерок о чем-то шептался с молодыми деревцами, точно передавая им какую—то важную тайну или нашептывая им слова о божественной любви. Во всем огромном парке не было слышно ни звука. Вокруг было царство тишины.

Король, удалив свиту, стал бродить по прекрасному парку.

Подойдя к опушке леса, он вдруг увидел что-то светлое на скамейке, полузакрытой кустарниками.

Людовику захотелось узнать, кто или что это.

Парк и лес тонули в мягком, бледном полусвете заходящего солнца, луна только начинала всходить.

Людовик подошел, крадучись, и, разведя тихонько ветви, с изумлением отскочил назад.

Перед ним сидела прекрасная Олимпия, откинувшись на спинку скамейки, с книгой в руках.

Она была одна. Вокруг — ни души.

Прелестная девушка уединилась в этом уголке, чтобы никто ей не мешал, и, зачитавшись, не заметила, когда наступил вечер.

Людовик на цыпочках подошел и вдруг поцеловал полуоткрытую шею Олимпии.

Она вскочила, тихо вскрикнув.

Король громко засмеялся.

— Ай-ай-ай, мой прекрасный друг! Как же вы это так долго здесь засиделись? — сказал он. — Посмотрите, уже луна взошла!

— Как вы меня испугали, ваше величество!

— Не сердитесь, милая Олимпия, лучше возьмите меня под руку и пойдемте! Действительно, вечер чудесный! Мне самому хотелось бы подольше наслаждаться им. Можно вас попросить украсить его вашим присутствием, Олимпия?

— Вы оказываете мне большую честь, ваше величество.

— Оставьте же, наконец, эти избитые фразы, говорите со мной, как с человеком, не льстите, я прошу, я требую, впрочем, нет! Как я могу требовать чего-нибудь! Я смею только надеяться и желать!

— Разве вы никогда не замечали, ваше величество, — ответила Олимпия, положив руку на руку короля, — что я вполне принадлежу вам и только тогда наслаждаюсь жизнью, когда бываю рядом с вами?

— Ваши слова доставляют мне огромную радость, Олимпия. Я не могу описать того волнения, которое охватило меня, когда я увидел вас, сидящей здесь одиноко! Я готов отказаться от всех пиров, от всех радостей за один час, проведенный с вами наедине, здесь, под деревьями, где никто не видит, никто не слышит нас… Да, не сомневайтесь, Олимпия, не смотрите на меня с такой вопросительной улыбкой. Я только говорю то, что чувствует мое сердце.

— О, если бы я могла верить этому, ваше величество!

— Можете, должны, Олимпия! — страстно воскликнул король, остановившись перед слегка дрожавшей девушкой и притягивая ее к себе, — я люблю вас, вы должны быть моей!

— Боже мой!.. Что это?..

— То, чего я не могу преодолеть! Будь моей!.. Скажи, что и ты меня любишь, и ты хочешь вечно принадлежать мне… Одно твое слово и — Людовик твой!

Олимпия не сопротивлялась. Король прижал ее к груди и поцеловал в губы. Она тихо ответила на поцелуй.

— И ты меня любишь!.. Теперь я вижу это, — страстно шептал Людовик, — ты моя.

— Если только судьба не разрушит этого блаженства… — прошептала Олимпия.

— Но кто же осмелится разрушить его, кто может разлучить нас? Ведь я король, разве не в моей власти приблизить к себе того, кого я захочу? Ты моя вполне… я тебя люблю и хочу обладать тобой!

— Быть с вами мое единственное счастье, ваше величество!

— Сегодня же я позову кардинала и сообщу ему о своем решении, с ее величеством тоже поговорю, — сказал Людовик.

— Я буду молиться за исполнение нашего желания, ваше величество!

Король обнял Олимпию одной рукой за талию и пошел с ней по полутемной аллее, кое-где освещенной ясным светом луны.

Она нежно прижалась к нему. Мысль, что король принадлежит ей, наполняла ее гордостью и блаженством.

Она позволила ему еще раз поцеловать себя, пока они шли к террасе, и проводить до своих комнат.

Нежно простившись с ней и пообещав вскоре дать о себе знать, Людовик сейчас же отправился в ту часть замка, где Мазарини обыкновенно жил во время пребывания короля в Сен-Жермене.

Кардинал, видимо, удивился такому позднему приходу короля.

Он был занят заключением мирного договора с Испанией и, казалось, обрадовался, увидев Людовика.

Кто знал Мазарини, тот заметил бы, что кардинал явно преследовал какую-то цель.

Он с какой-то особенной дипломатической миной, почтительно и радостно улыбаясь, подвел короля к креслу, сам остался стоять у стола, покрытого разными бумагами.

— Так поздно и еще за работой, ваша эминенция, — сказал Людовик, — у вас слабое здоровье, оно может и пострадать от этого.

— Я день и ночь стараюсь для вашего будущего, ваше величество, — ответил Мазарини. — Это единственная цель моей жизни, ради которой я готов пожертвовать всем.

Не надо делать больше, чем нужно, ваша эминенция!

— Это похоже на жестокий упрек, ваше величество, но у меня другое правило. Я всегда говорил, что надо сделать столько, чтобы быть довольным собой… А делать приходится тем больше, чем больше задач ставишь перед собой! Но я не жалуюсь, я один заплачу за это, только в настоящую минуту мне хотелось бы с честью завершить свой труд, ваше величество!

— А!.. Так этим вы и были заняты?

— Да, ваше величество.

— Могу ли я узнать, в чем дело?

— Я составляю важный договор с Испанией, ваше величество.

— И он будет заключен, ваша эминенция?

— Надеюсь, ваше величество, если мои расчеты окажутся верными.

— До сих пор они всегда были точны, ваша эминенция.

— Благодарю вас за похвалу… Но теперь это зависит не от одного меня.

— Как это понимать, ваша эминенция?

— Сейчас успех моего последнего, очень важного плана во многом зависит от вашего величества. Осуществление его поможет укрепить ваш трон и лично для вас будет большой поддержкой.

— Вы совершенно справедливо придаете такую огромную роль этому договору, ваша эминенция, я согласен с вами, чувствуя заранее, что он будет очень много значить для Франции в будущем.

— Я рад слышать это от вас, ваше величество. Мне кажется уже сейчас можно рассчитывать на успех, так как вы благосклонно отнеслись к моим планам.

— Но каким же образом именно я могу способствовать их осуществлению?

— Вы играете здесь главную роль, ваше величество. Без вашего участия договор в том виде, в каком я его задумал, невыполним, — ответил Мазарини.

— Как это понять?.. Вы считаете необходимым путешествие в Мадрид?

— Мои планы идут дальше, ваше величество… Повторяю, без вашего согласия договор нельзя привести в исполнение.

— Но это нужно! Не скрывайте, в чем состоит моя роль?

— В браке вашего величества с инфантой Испанской! Людовик вскочил… этого он никак не ожидал! Мазарини

мягко улыбался успокаивающей улыбкой.

— Мой брак с инфантой, — вскричал Людовик, — ни за что, ваша эминенция!

— Позвольте узнать, ваше величество, почему этот союз так неприятен вам?

— Да, я скажу вам, господин кардинал! Я никогда не женюсь на инфанте, потому что… ну, потому что люблю другую!

Мазарини должен был сделать над собой большое усилие, чтобы не рассмеяться, — это вывело бы из себя молодого короля.

— Потому что любите, — повторил он, — неприятная помеха! Но я утешаюсь надеждой, ваше величество, что вы выбрали такую принцессу, союз с которой может иметь большее значение, чем брак с инфантой. В таком случае мой труд был напрасен, потому что если вы нашли державу, союз с которой может быть для вас важнее союза с Испанией, то я готов беспрекословно согласиться с выбором вашего величества.

Людовик смутился на минуту.

— Я сделал такой выбор, на который потребуется непременно согласие вашей эминенции, — сказал он, — но я надеюсь, что он польстит вам и заставит стать на мою сторону.