Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

• Название: Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Прапор
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-7766-0182-7

Роман малоизвестного нашему читателю немецкого писателя Георга Борна посвящен историческим событиям, происходившим во Франции в середине XVII века.

---

— Что значат эти выстрелы? Что происходит в галерее? — почти беззвучно произнесла Мария Медичи.

В зал быстро вошли герцог д'Эпернон и маркиз Галиас.

— Все погибло! — проговорил последний, посиневшими от волнения губами.

— Нас перехитрили, государыня! — сказал герцог. Пока королева-мать собиралась с мыслями и пыталась вернуть самообладание, Элеонора Галигай быстро вышла в соседний зал.

— Надо сейчас же разузнать, что происходит в Лувре! — повелительно проговорила королева.

Но никто не двинулся с места. Казалось, ни у кого не хватало духа выйти за пределы зала.

— Ну, так я сама добуду себе ответ! — вскричала Мария Медичи, бросая презрительный взгляд на своих совершенно растерявшихся сторонников. Она хотела уже выйти в смежный зал, но на пороге появился герцог Гиз.

— Все погибло! — глухо повторил он. — Маршал лежит в галерее, простреленный пятью пулями, мушкетеры осаждают Лувр, народ приветствует короля, который стоит у одного из отворенных окон дворца.

При этих словах Мария Медичи затрепетала. Глаза ее широко раскрылись, побелевшие губы дрожали. Это было уже слишком много для властолюбивой и гордой королевы. Несколько мгновений она стояла как окаменелая, но вдруг подняла руку и быстрым движением распахнула портьеру соседнего зала. Королева мгновенно отпрянула назад — представившаяся ей действительность была ужасна. В ее прихожей стояли мушкетеры. Теперь она стала узницей! Королева-мать выпустила из руки портьеру и упала.

Между тем, к побледневшей от злобы и волнения Элеоноре подошел барон Витри и показал ей указ, согласно которому ее следовало обыскать и отвести в тюрьму.

Весть о дворцовом перевороте быстро распространилась в народе. Парижане толпами бросились к Лувру, громко выкрикивая приветствия королю. Сквозь них прорывались угрожающие возгласы в адрес Кончини и проклятия его супруге — колдунье Галигай. Крики эти слышны были и в покоях королевы-матери. Так долго сдерживаемое озлобление народа прорвалось, наконец, наружу и достигло ушей скрывавшейся в своих покоях Марии Медичи.

Герцог д'Эпернон подошел к ней и усадил ее в кресло. Придворные дамы частью стояли, частью пали перед ней на колени. Некоторые скрывали свои искаженные лица носовыми платками. Маркиз Галиас с холодной решимостью подошел к герцогу Гизу, а великий милостынераздаватель Ришелье встал за креслом, на котором сидела королева-мать.

Элеонора Галигай не возвратилась в зал. Барон Витри отвел ее в хорошо охраняемую камеру городской тюрьмы, где она должна была ожидать решения своей участи от парламента. Муж ее был убит, и тело его в эту же ночь вывезли из Лувра и просто закопали.

Тем временем народ в порыве слепой злобы поджег дворец ненавистного маршала и приветствовал радостными криками падение его стен и гибель скопившихся там награбленных богатств. Несколько человек из прислуги, всегда относившихся к горожанам с нахальной гордостью, было брошено рассвирепевшей толпой в самую пучину пламени. Только один человек, и именно тот, против которого выражалось наибольшее негодование, сумел избежать народной ярости: Антонио покинул гибнущий корабль при первых же порывах бури.

Переворот в Лувре совершился с быстротой и четкостью, достойных удивления. Людовик вынужден был принять требования и советы графа. В полночь дворец был оцеплен мушкетерами, флигель королевы-матери перешел в их руки при соблюдении всех необходимых мер предосторожности. Капитан Ферморель был взят в плен, его швейцарские солдаты получили приказ не оставлять своих квартир под страхом тяжких наказаний. Люинь велел раздать им деньги и вино, и они радостно провозглашали здравицы королю Людовику, вовсе не заботясь и не спрашивая о том, будет ли ими командовать капитан Ферморель или кто-либо другой.

Однако возвратимся в покои королевы-матери, с которой оставалось теперь лишь несколько ее приверженцев. Большинству удалось бежать на юг государства или в свои собственные поместья. Мария Медичи смотрела теперь на происшедшее с мрачным и холодным спокойствием.

Наконец в покои королевы-матери явился граф Люинь в сопровождении нескольких вельмож из свиты короля, перед которыми королева, однако, не сочла нужным подняться с места. Люинь решил продемонстрировать всю свою власть и силу данными ему полномочиями и званием королевского посла.

— Я пришел к вам как посол его величества короля, облеченный всей безграничностью его власти, — проговорил он, гордо выпрямляясь.

Мария Медичи поняла значение этих слов и медленно поднялась со своего кресла.

— Я с нетерпением жду услышать то, что желает сообщить мне король после всего, что здесь произошло, граф, — ответила она.

— Его величество искренне сожалеет о только что происшедших событиях и о тех обстоятельствах, которыми они были вызваны. Теперь король решил взять на себя дела правления. Вы же, государыня, вероятно, не сочтете себя в должной безопасности, оставаясь в Лувре?

— То есть как это? Что это значит?

— Его величество желает, чтобы вы отказались от дел правления, которые отныне перейдут в кабинет самого короля. Поэтому он послал шевалье д'Альберта…

При этих словах графа сам шевалье появился в дверях зала.

— Его величество удостоил шевалье д'Альберта чести проводить вас в Люксембургский дворец сегодня же ночью, — резко продолжал Люинь, — и там охранять вас от всякого беспокойства.

— В Люксембургский дворец шевалье должен сопровождать и охранять меня! — с горечью повторила Мария Медичи. — Называйте вещи своими именами, граф. Меня просто приказано арестовать, посадить в тюрьму и приставить ко мне тюремщика.

— Если вашему величеству угодно так понять смысл высочайшего повеления, — ответил граф, слегка пожимая плечами, — то я не смею возражать.

— Но ведь это неслыханное насилие! — вскричала королева-мать. — Я желаю видеть короля, моего сына, и переговорить с ним.

— К сожалению, это невозможно! — возразил Люинь, становясь ей поперек дороги. — Его величество слишком занят, да и флигель этот лишен всякого сообщения с остальными частями дворца.

— Прекрасно задуманная и мастерски исполненная игра! — созналась Мария Медичи дрожащим голосом.

— В которой выиграл тот, кто действовал энергичнее, — подхватил граф резко. — Мы были хорошо осведомлены и имели все основания к тому, чтобы действовать подобным образом. Если бы обнародовать все принесенные жалобы, то можно было бы открыть в высшей степени скандальный процесс. Вследствие этого правительство его величества предпочло принять самые быстрые и решительные меры предосторожности.

— Король желает, чтобы я уехала непременно этой же ночью? — спросила королева.

— Непременно, ваше величество! Карета ожидает вас у малых ворот Лувра, — отвечал Люинь. — Шевалье будет иметь честь сопровождать вас. Если вы пожелаете, то и придворные дамы ваши могут последовать за вами.

— О, как ко мне милостивы! — горько и злобно вскричала Мария Медичи. — Проводите меня, герцог д'Эпернон, и вы, милая герцогиня Бретейль, разделите уж с нами нашу печальную и неожиданную участь.

Герцогиня опустилась на колени и со слезами поцеловала руку королевы-матери. Мария Медичи простилась со всеми придворными, после чего подала руку герцогу д'Эпернону. Шевалье д'Альберт и фрейлина пошли за ними.

Внизу у малых ворот стояла закрытая карета для государственных преступников. Королеву-мать не пощадили, не избавили от унижений, посадив в карету с военным конвоем, который сопровождал ее вплоть до Люксембурга. Здесь ей предстояла одинокая жизнь узницы.

Герцог Гиз и маркиз Галиас по повелению короля были посажены в Бастилию, из которой был освобожден принц Конде. Милостынераздаватель Ришелье был удален от двора и получил назначение епископа в Люсон. с тем, чтобы посвятить себя делам исключительно церковным. Остальные приверженцы королевы-матери также были частью удалены, частью изгнаны, и Лувр скоро совершенно очистился от лиц, неприятных ставшему во главе его графу де Люиню.

Всемогущий любимец короля прибег к самым гнусным интригам для того, чтобы удалить от Людовика даже тех его приближенных, которые чем-либо могли препятствовать его честолюбивым планам. В их числе были престарелый герцог Сюлли и принц Генрих Конде, поскольку именно эти люди могли стать на дороге Люиня. Он жаждал безраздельной и неограниченной власти и мечтал сделаться первым министром и маршалом Франции и, овладев душой слабого, всегда нуждавшегося в руководстве, Людовика, править страной так же самовластно, как это делал Кончини.

Король оказался под полным влиянием своего любимца и даже не пытался противиться власти этого человека, который управлял им с истинно демонской хитростью.

Результатом дворцового переворота стала лишь перемена имен правителей, а вовсе не перемена правления, которой так желал и которую так радостно приветствовал народ.