Чабуа Амираджиби - Дата Туташхиа. Книга 4

• Название: Дата Туташхиа. Книга 4
• Автор: Чабуа Амираджиби
• Издательство: Известия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1979

В романе известного грузинского писателя Ч.Амирэджиби на широком фоне жизни Грузии конца XIX–начала XX вв. рисуется образ человека, не мирящегося с нравственными позициями общества, отошедшего от него, ведущего поиски в нравственной сфере. Сюжет романа построен на острых ситуациях.

---

Выйдя из укрытия, Туташхиа вскочил на забор и устроился поудобнее.

– Ну, раз так, ты лошадей знаешь. А теперь поднимись, дружок, и подойди поближе. Дело у меня к тебе есть. Я – Дата Туташхиа.

У Джагалия чуть сердце не разорвалось, но делать нечего,, подошел, и вовсе оробев.

– Я коня привел. Такого другого коня во всей Грузии не сыщешь, а за ним нужен уход, хорошие руки, умелые. Вот тебе двадцать пять рублей... бери!

То ли сон, то ли обман, то ли ловушка... Джагалия уже прощался с детьми, внуками и всей родней, но руку все же протянул и, почувствовав, как деньги оттянули карман, подумал: может, не сон и не капкан?

– Вот так-то. Днем его из конюшни не выводи. Корми и пои как надо. В чистоте и холе держи. Придет к тебе от меня человек и скажет, кому и когда надо будет этого коня отвести. Сделай милость, повтори все, что я тебе сказал.

Абраг заставил Джагалия затвердить также то, что надо будет передать человеку, которому он отведет коня.

– А теперь ступай и отведи его в стойло!

Джагалия от страха едва волочил ноги. Вышел Ноко Басилая с мешком, из которого высовывалась кошачья голова. Кот тоскливо мяукал, а Джагалия никак не мог взять в толк, зачем Туташхиа понадобился соседский кот. Когда же Ноко увел лошадь Туташхиа, Мосе Джагалия вообразил, что Туташхиа обменял свою лошадь на кота. Он чуть ума не лишился от всей этой чертовщины, и бог знает, что бы еще взбрело в его воспаленную голову, если б он снова не услышал голос Туташхиа:

– Не думай, Мосе, что я про твои дела не знаю. Полиция дает тебе три рубля в месяц, чтобы ты примечал тех, кто по ночам приходит к Ноко Басилая. Я тебе это прощаю, но брось ты это паршивое занятие. Зачем тебе на старости лет совесть за трояк продавать? А теперь иди забирай коня, смотри за ним, да и о своей голове не забывай!

Джагалия увел коня, а Дата пожелал Ноко Басилая спокойной ночи и ушел.

То, что Туташхиа никогда б не вошел в дом, предварительно не выяснив, что творится в нем и вокруг него, тем более что в этом доме его дважды обкладывали,– сообразить большого ума не требовалось, да я и не собираюсь относить это за счет глубокой мудрости Мушни Зарандиа. Неожиданность была в том, что именно это обстоятельство Зарандиа и попытался обратить в свою пользу. Прежде чем попасть к Бечуни Пертиа, ему надо было разузнать, что происходит в ее доме, а для этого следовало понаблюдать за ним откуда-нибудь поблизости. На склоне горы, над самым домом Бечуни Пертиа, расположилась небольшая мельница. Разумеется, в этих местах Туташхиа мог появиться лишь ночью. Для разведки нужно время. Раз, другой обозреть окрестность – этим не обойдешься, нужно здесь побыть, осмотреться как следует. И собаку мельника должно взбудоражить длительное присутствие незнакомого человека, и так или иначе, но она даст хозяину знать и заставит его насторожиться. Дальше все зависело от сноровки и смекалки подкупленного Зарандиа мельника. В случае, для Зарандна идеальном, мельнику удалось бы убить абрага. На самый худой конец мельник должен был успеть сообщить полиции, что Туташхиа сидит в доме Бечуни Пертиа. Шарухиа, хозяин мельницы, отказался бы сотрудничать с полицией даже в молодые годы, а сейчас, когда он был глубоким стариком, никакая сила не заставила бы его выдать преследуемого человека. Вербовать его было бессмысленно, и Зарандиа нашел другой выход. Он отыскал подходящего человека, некоего Бониа, дал ему пятьсот рублей и навел на мысль купить мельницу Шарухиа. Бониа хорошо знал в лицо Туташхиа. Он привел с собой презлейшую овчарку и поселился на мельнице. В ту дождливую ночь, когда Туташхиа передал Джагалия коня, заканчивался четвертый месяц житья Бониа на мельнице.

Пройдя двенадцать верст, Туташхиа в третьем часу ночи подошел к мельнице. Собака подняла отчаянный лай и разбудила спавшего на тахте Бониа. Шагах в десяти от бесновавшейся овчарки Туташхиа воткнул в землю острым концом палку, вытащил из мешка кота с болтавшейся на лапе бечевкой, привязал его к палке и направился к мельнице.

Бониа еще не успел сообразить, кто бы это мог быть, как вошел Туташхиа. Хозяин приблизил к лицу вошедшего коптилку и при ее свете тотчас узнал Туташхиа. Револьвер у мельника лежал под подушкой, но то ли он понял, что так в прямую ему не опередить Ту– ташхиа с выстрелом, а, может быть, просто растерялся и ничего похожего ему и в голову не пришло, так или иначе, но момент был упущен.

Овчарка, унюхав кота, разбушевалась еще больше. С хрустом и треском ворочались мельничные жернова. Туташхиа сбросил бурку, нашел на стене гвоздь и повесил ее над головой Бонна, который как сидел, так и не поднимался с тахты.

– Подвинься, Бониа, отдохну немного.

Бониа подвинулся к изголовью. Абраг кивнул в изножье. Бонна перекочевал на другой край тахты, не сказав ни слова. Левой голенью Туташхиа ощутил прикосновение твердого предмета, сунул руку под подушку, вытащил оттуда новенький револьвер и рассмеялся от всей души – как было не порадоваться своей проницательности! Бонна сполз на пол, к коленям абрага:

– Нужда прижала! Взял грех на душу! Прости меня, Дата, не убивай, не пусти детей по миру. Я все скажу... Жив буду, вернее меня никого под небом не найдешь!

– Что верности в тебе хоть отбавляй, это я вижу. Поди сядь вон на ту табуретку. Разделываться с тобой мне ни к чему.

– Тогда зачем же ты пришел, Дата-батоно? – спросил Бониа, несмело улыбнувшись.

– Что тебе обещали за меня? – тоже улыбнулся абраг. Бонна хотел было прикинуться дурачком, но понял, что тут не пофинтишь.

– Мельницу купили, овчарку дали, пятнадцать рублей в месяц платят, ну и...

– Говори!

– Пять тысяч посулили, если убью тебя,– выдавил он из себя.

– Да, в большом убытке и ты, и они... А ты когда-нибудь убивал?

Бониа чуть заметно качнул головой:

– Выучили, как стрелять... на эту оказию... в Кутаиси.

– Как же ты на такое дело пошел – и толку в нем не знаешь, и уметь ничего не умеешь?

– Да кабы не нужда и горе, разве б я пошел, Дата-батоно? Прошлый год – тиф: двух покойников из дому вынес. Год уж скоро, поминать надо, а я на могилу еще и камня не положил... Кукурузы и чего еще соберу – хватает моим на два месяца, больше не растянешь. Четверых народил, а все девочки. Поставлю я их на ноги, подниму, так без приданого кому они нужны? – Бониа только что не плакал.

Разъяренная собака рвалась с цепи. Под мельницей тоскливо плескалась вода. – Видно, на твоих товарищей пес лает, Дата-батоно, пусть войдут... что им под дождем-то мокнуть?

Туташхиа пропустил это мимо ушей, и, когда он заговорил, Бонна поначалу не мог понять, ему ли он говорит или сам с собой разговаривает:

– Волка из его логова тоже за добычей гонит голодный скулеж щенят. Но голодный и злой волк думает не только о том, чтобы кого-то задрать. Он соображает, как бы не напасть на такого, кто ловчей его и сам его сожрать может. А вот дальше этого волчьих мозгов уже не хватает. Потому что он зверь, а не человек из рода человеческого. Человеку же положено думать: если уж я кого-то и съем, так того, чья жизнь не дороже моей собственной... – Дата Туташхиа взглянул наконец на мельника, который глаз с него не сводил, и сказал:– Чтобы облегчить долю такого, как ты, может, и не стоило убивать такого, как я? Тебе это в голову не приходило, а, Бониа?

– Приходило! – живо отозвался мельник. – Мельница, знаешь, такое место... сидишь думаешь, и чего только через голову твою не пройдет...

– Ну и как?

– А я вот что надумал, Дата-батоно.. – Миролюбие Туташхиа разогнало его страх, и он даже расположился потолковать с умным человеком. – Ведь ты посмотри, как получается. Все, что ты хочешь и в чем у тебя была нужда, все у тебя есть, Дата-батоно, и ничего тебе уже не надо, и пет у тебя ни в чем особой нужды. А чего я хочу и в чем моя нужда, у меня из этого пока ничего нет. Все свои желания ты сам уже исполнил, а захоти ты еще чего – богатства, знатности, имения,– тебе и это добыть ничего не стоит. А за моими дочками не дай хоть клочка земли и капли денег, кто их возьмет?! Такой бабы, как моя Дзабуниа, во всем Самурзакано не сыскать было. А погляди, на кого она теперь похожа – па ободранную суку, прости меня, господи,– и все с нужды и забот... – Бонна сглотнул слезы и тяжело вздохнул. – А если у такого, как я, поубавится горя от смерти такого, как ты... Ты вон каким умным слывешь.. Мне ли тебе говорить, рано ли, поздно, найдется же прохвост, у которого дотянутся до тебя руки... достанутся тогда эти денежки какому-нибудь удачливому да счастливому, а у него и без них всего сверх головы,– где тогда бог и правда, скажи мне?

– Ну и сукин ты сын, Бониа... Послушать тебя, так неправедней и злей нет па земле человека, чем Дата Туташхиа, а то бы сам он к тебе пожаловал, увидел бы твоих дочек, губы распустил и сказал: на тебе ружье, Бониа, стреляй в меня, Христа ради, и готовь приданое споим ангелочкам!

Абраг дотянулся до револьвера, находящегося на тахте, и кинул его к ногам Бонна: