Колин Макиннес - Абсолютные новички

• Название: Абсолютные новички
• Автор: Колин Макиннес
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05154-6

Летом 1958 года Великобританию лихорадит: «рассерженные» уже успокоились, «тедди-бои» выродились в уличных хулиганов, но появилось новое и загадочное молодежное движение — «Моды». Лондон потрясают расовые беспорядки, Лондон свингует, Лондон ждет пришествия «Битлов». Если что-то и повлияло на дальнейшее развитие британской рок-музыки — так это именно лето 1958 года...

«Абсолютные новички» — эпохальный роман о Великой Рок-н-ролльной эпохе. Эпохе «тедди бойз» и, что главное, «модов» — молодых пижонов, одетых в узкие брюки и однотонные пиджаки, стриженных «горшком» и рассекающих на мотороллерах, предпочитающих безалкогольные напитки и утонченный джаз. И одно дело — читать обо всем этом в рок-энциклопедиях, и совершенно другое — познакомиться с «модами» на страницах книги.

---

— Эмберли, — сказал мне М-р П., — очень волнуют насущные вопросы. Он — автор передовиц.

— Неужели? — сказал я. — Я всегда хотел знать, как они выглядят. Вас не волнует, что никто не читает вашу чушь?

— О, читают.

— Кто?

— Члены парламента… зарубежная пресса… люди в Сити…

— Да, но я имею в виду кого-нибудь настоящего?

Вендис рассмеялся.

— Знаешь, Эмберли, — сказал он, — кажется, этот юный парень кое-что соображает.

Эмберли выдал смешок, вызывавший мурашки.

— Передовицы направлены на более интеллигентные слои общества, — какими бы малочисленными они ни были.

— Вы хотите сказать, что я болван?

— Я хочу сказать, что ты ведешь себя, как болван.

Мы остановились возле одного из зданий на Пэлл Мэлл, похожее на заброшенную ночлежку Армии Спасения, и Эмберли Дроув вылез, долго говорил о чем-то с Вендисом через окно, потом сказал мне «Молодой человек, я содрогаюсь при мысли, что будущее нашей страны находится в ваших руках», и не дожидаясь ответа (а его бы и не последовало), поднялся по лестнице, одним шагом перемахивая три ступеньки, и исчез в своем центре.

Я перелез на переднее место рядом с Вендисом.

— Он слишком молод, чтобы так себя вести, — сказал я. — Ему надо подождать, пока он не станет более пожилым.

Вендис улыбнулся и сказал мне:

— Я думал, он тебе понравится.

Я хотел было поднять тему фотографии, но дело в том, что мне показалось, что В. Партнерс был слишком парализовывающим. Он был так спокоен, вежлив и саркастичен, что складывалось впечатление, что он просто ни во что не верил — вообще ни во что — так что все, что я нашел сказать, через какое-то время, было:

— Скажи мне, М-р Партнерс, для чего нужна реклама? Вернее, для чего она нужна?

— Это, — сказал он тут же, — вопрос, на который мы должны отвечать без промедления.

Теперь мы остановились возле классифицированного здания в районе Мэйфер, и он сказал мне:

— Я должен забрать кое-какие бумаги. Хочешь заглянуть?

Я могу описать атмосферу этого притона, сказав вам, что он был похож на очень дорогой склеп. Конечно же, все сотрудники уже ушли, и свет везде был тусклым, что делало все это немного потусторонним. Это действительно было похоже на склеп или надгробие, на нечто большое, сделанное людьми, чтобы доказать что-то, во что они не верят, но очень хотят. Офис Вендиса находился на втором этаже, исполненный в белых, золотых и розовато-лиловых тонах. Бумаги лежали на столе в цветных папках, и я спросил, что в них содержится.

— Это для Рождества, — сказал он мне.

— Я не врубаюсь.

Он взял одну папку.

— Здесь описан продукт, — сказал он, — который, как мы надеемся, заполнитприлавки под Рождество.

— Но сейчас июль.

— Мы должны планировать все загодя, не так ли?

Сознаюсь, я содрогнулся. Не от его идеи вложения денег в Рождество, потому что этим занимаются все, а от самой идеи праздников, возвращающихся снова и снова, словно ежегодный кошмар. Счастливое Рождество всегда вселяет в меня ужас, ибо ты не можешь зайти к друзьям, так как все крепко заперлись в своих собственных крепостях. Это можно учуять уже, когда листья покрываются золотом, потом начинают приходить эти поганые открытки, и все собирают их, словно трофеи, чтобы показать, как много у них приятелей, и весь этот ужас достигает апогея в тот самый момент, около трех часов пополудни в этот священный день, когда Королева выступает перед покорной нацией. Это дни мира на земле и доброй воли среди людей, никто во всем Королевстве не думает о тех снаружи, кроме кошек за дверью, каждый спокойно смотрит сны о самом себе и тянется за Алка-Зельтцером. В течение двух или трех дней, и это правда, англичане пользуются теми улицами, где больше ни разу не посмеют появиться до конца этого долгого года, потому что по улицам мы должны мчаться в спешке, а не стоять на них. Студенты распевают ужасные рождественские гимны для крестьян на железнодорожных станциях и в вагонах, чтобы показать, что этот праздник — милосердный, и разрешен всем, а не только богеме. И когда все это заканчивается, люди ведут себя так, будто всю нацию постигло смертельное горе, — то есть они ошеломлены, мигают так, как если бы были все это время погребены, и медленно возвращаются к жизни.

— Ты выглядишь задумчивым, — сказал этот чувак Партнерс.

— Конечно! Сама мысль о планировании всего этого в середине июля! Мне действительно жаль вас.

— Спасибо, — сказал он мне.

Потом я быстро взял себя в руки и, удобно усевшись на треснувшую софу, обтянутую белой кожей, — дабы он не смог меня вышвырнуть до того, как я закончу, — я рассказал ему о планах своей выставки и спросил, чем он может помочь. Он не рассмеялся, что уже говорило о многом, и сказал:

— Я не видел ни одной твоей фотографии.

— У Дидо есть некоторые…

— Ах, те. Да. Но есть ли у тебя что-либо более подходящее для экспонирования?

Я вытащил папку из своего внутреннего кармана, ее я ношу с собой как раз для таких случаев, и дал ему. Он внимательно просмотрел их против света и сказал:

— Они не коммерческие.

— Конечно, нет! — воскликнул я. — В этом весь смысл,

— Их нужно показать кое-кому, — продолжил он. — Но они хорошие.

Он положил их на стол, посмотрел на меня с «милой» улыбкой (я мог бы ему вмазать), и сказал:

— Я очень занятой человек. Почему я должен делать что-то для тебя?

Я поднялся.

— Единственная возможная причина, — сказал я, глядя ему в глаза настолько хладнокровно, насколько я мог, — это твое собственное желание.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я займусь этим.

Я пожал его руку.

— Ты — милый кот, — сказал я ему.

— Вот здесь, боюсь, — сказал он мне, — ты очень сильно ошибаешься. Выпьем чего-нибудь?

Он медленно подошел к зеркальному шкафу.

— Мне тоник, — сказал я, — и на этом спасибо.

Я отклонил предложение В. Партнерс поужинать, потому что всегда считал, что если кто-нибудь сделал вам неожиданную услугу (неожиданную как для вас, так и для самого него), лучше всего держаться некоторое время подальше от него, чтобы обещание въелось в разум, иначе через какое-то время он может моментально отказаться. Так что я попрощался с ним и отправился в пустынные углы Мэйфер, потому что я хотел зайти в джаз-клуб, по известным причинам.

Естественно, вы поняли, что «Подозрительный», о котором шла речь раньше, вовсе не джаз-клуб. Это обычный кабак, где обитают некоторые представители джаз-общества, а джаз-клуб — это гораздо большее место, где собираются все любители потанцевать и послушать, и не пьют ничего, кроме безалкогольных напитков и кофе. Тот, куда я стремился, назывался «Клуб Дикки Ходфоддера», и он состоял из огромного подвала, бетонных ступеней, ведущих в него, швейцара, ничего не делающего, продавца билетов, гм, продающего билеты, бара с вышеупомянутыми напитками, нескольких сотен поклонников обоих полов, и, конечно же, оркестра Дикки Ходфоддера собственной персоной под управлением Ричарда Х. собственной персоной. Они довольно весело играют нечто не совсем попсовое, а иногда их сменяет группа Кусберто Уоткинс и Гаитянские Обеа, о них лучше вообще не говорить (и не слушать). Цель моего похода была не совсем эстетической, так как я подумал, что могу встретиться здесь с типом по имени Рон Тодд.

Этот Рон Тодд — Марксист; и он очень близко связан с движением блюза и баллад, пытающимся доказать, что вся фолк-музыка — искусство протеста, что кажется довольно приемлемым, а также — хотя, может, это хочет доказать только Рон Тодд — что это искусство каким-то образом зависит от достижений СССР, т. е. тюремные песни Миссисипи созданы для того, чтобы воспевать спутники. У Рона есть могучие контакты на стройках, и я хотел спросить у него, можно ли как-нибудь устроить, чтобы экс-Деб., Хоплайт, я собственной персоной и моя камера водрузились на один из этих огроменных кранов на южном берегу и сделали пару снимков? Почему я подумал, что могу найти его здесь? Потому что я знаю, что ему нравится певец из ансамбля Кумберто Уоткинса, так как у него в репертуаре есть песни на одном из французских диалектов про движение сопротивления Наполеону, кажется, так, и Рон хотел бы, чтобы он исполнил их на фестивале блюза и баллад, устроенном самим Роном на ледовом катке в Денмарк Хилл.

Но, между прочим, когда я спустился под землю, первым человеком, окликнувшим меня, оказался не Рон, а та, кого я вовсе не ожидал встретить здесь, а именно Большая Джилл. На ней были ее вельветовые джинсы и шерстяная кепка с длинным свисающим помпоном, она сидела за столом, заставленным пустыми бутылками из-под Пепси, и выглядела жалко. Но когда она позвала меня, ее голос звучал громко, чисто и полностью перекрыл команду Ходфоддера.

— Одна, Джилл? — сказал я. — Все юные звездочки слишком заняты, чтобы составить компанию?

— Садись, жеребец, — сказала она, — и насладись зрелищем.