Колин Макиннес - Абсолютные новички

• Название: Абсолютные новички
• Автор: Колин Макиннес
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05154-6

Летом 1958 года Великобританию лихорадит: «рассерженные» уже успокоились, «тедди-бои» выродились в уличных хулиганов, но появилось новое и загадочное молодежное движение — «Моды». Лондон потрясают расовые беспорядки, Лондон свингует, Лондон ждет пришествия «Битлов». Если что-то и повлияло на дальнейшее развитие британской рок-музыки — так это именно лето 1958 года...

«Абсолютные новички» — эпохальный роман о Великой Рок-н-ролльной эпохе. Эпохе «тедди бойз» и, что главное, «модов» — молодых пижонов, одетых в узкие брюки и однотонные пиджаки, стриженных «горшком» и рассекающих на мотороллерах, предпочитающих безалкогольные напитки и утонченный джаз. И одно дело — читать обо всем этом в рок-энциклопедиях, и совершенно другое — познакомиться с «модами» на страницах книги.

---

Морской волк в бейсболке и с татуировкой на голой груди, гласившей «Молись за Меня, Мать», сказал экс-Деб., что его судно еженедельно ходит в Скандинавию, и почему бы ей не прокатиться с ним — все на судне были бы польщены, он заверил ее. Экс-Деб. сказала, что обязательно подумает над этим предложением (и я уверен, что сказала она это серьезно), а Хоп спросил, может ли он записаться в матросы для такой поездки, и все морские чуваки сказали, что ему больше пойдет кочегаром. И вся эта болтовня о море и мореходстве, и о кораблях, уходящих из Лондона, навела меня на мысли о том, что, черт, это просто смешно — я, почти девятнадцатилетний, никогда не покидал город, где я родился, и я принял прямо там решение, что первым делом достану себе новый паспорт.

Когда помещение немного опустело, мы решили перебраться в другое место, и я предложил чайную террасу открытого бассейна, и чтобы Хоп объяснил дебютантам метод искусственного дыхания. Я видел, что Хоплайт, несмотря на свою маленькую победу, был немного расстроен происшедшим ранее, поэтому я сказал:

— Это пустяки, Хоп, маленькие люди живут в маленьких мирах.

— Правда? — сказал Хоплайт.

— Честно говоря, — откликнулась экс-Деб., — и я могу ошибаться, потому что у меня нет никаких моральных качеств — или, по крайней мере, так мне говорят все брошенные мной мужики, — я думаю, что эта игра в разделение всех, кого ты видишь, на определенные сексуальные категории — просто полный абсурд.

— Обуза, что ни говори, — предложил я.

— Нет, просто абсурд. Я хочу сказать, — продолжила экс-Деб., вороша грациозными пальцами свои роскошные кудри, — если целая жизнь каждого, двадцать четыре часа в сутки, снималась бы на пленку, остался ли бы хоть один нормальный человек?

— Я бы им не был, это точно, — подчеркнул Хоплайт.

— Ни ты, дорогуша, ни кто-либо другой, — сказала экс-Деб. — То есть, где начинается нормальность и где она кончается? Я бы рассказала тебе про одного-двух нормальных мужчин, если бы была склонна к этому, — добавила она.

Хоплайт учтиво принял сигарету с близлежащего столика.

— Мир, где создаются заповеди и законы, — сказал он всем нам, — находится слишком высоко над моей бедной детской головой. Но все, что я хочу знать, это вот что: есть ли другой закон в Англии, который нарушают еженощно тысячи счастливых индивидуумов, и никто ничего не делает с этим? То есть, если бы закон знал бы, что тысячи преступлений другого рода совершаются лицами, чьи адреса, имена и др. им известны, неужели они не приступили бы к жестким мерам? Но в нашем случае они отлично знают, что происходит — кто, в конце концов, не знает? Об этом известно все, и это такая скука — за исключением убогих скоплений в парках и классических маневров с мальчиками из хора, против которых искренне выступит любая уважающая себя сука. Игнорируется закон, а чтобы придать ему силу, было затрачено немало денег.

— Иногда, — напомнил я Хопу, — выбираются несколько важных жертв…

— О, да… одно или два дела вынимают из кучи, случайно, повторяю, но почему-то кажется, что выбирают тех, чья карьера дальше стремительно взлетает вверх, вместо того, чтобы окончательно рухнуть, и даже этот вид наказания встречается с каждым днем все реже и реже…

Мы проглотили это.

— Скажу тебе, Хоп, — проговорил я, если когда-нибудь закон и изменят, то 9/10 вашего голубого братства моментально завяжут с этим.

Он посмотрел на меня своими хорошенькими томными глазами.

— О, конечно, дитя, — сказал он. — С таким законом, как сейчас, быть педиком — постоянное занятие для стольких милых старых королев. Они полностью захвачены этим. Они чувствуют себя такими плохими мальчиками, сидя в своих тоскливых маленьких клубах и в гостиничных номерах. О, небеса, я знаком с этим!

Несмотря на летнюю жару, Хоплайт содрогнулся. Экс-Деб. вытянула свои восемь извивающихся рук и поцеловала Хоплайта, что он перенес достойно.

— Не сдавайся, красавец, — сказала она.

— Не сдамся! — ответил Хоплайт, вставая.

Я подвез его на своей Веспе, но высадил его там, откуда он не смог бы увидеть, куда я направляюсь, потому что это был глубоко личный и, в принципе, довольно странный случай, а именно — моя ежегодная прогулка с Папашей посмотреть дневной спектакль Передник На Службе Его Величества.

В далекие, далекие времена, задолго до стереосистем «хай-фай» и долгоиграющих пластинок, Папаша держал в нашем кислом доме на Хэрроу роуд приспособление, сделанное им самим из старых велосипедных частей, будильников и жестянок из-под крема. На нем он проигрывал всем желающим, а таковыми являлись мы, дети, коллекцию пластинок, которые он умудрялся откуда-то доставать, на большинстве из них не было ни одной дорожки, и невозможно было различить, какой инструмент играет, не говоря уже о мелодии, если у вас не было чутких ушей и большого количества опыта. И среди этой коллекции, хранившейся в запертом железном сундуке под столом в подвале, была пачка пластинок Г. и С., мы все ее обожали и могли спеть все слова, те, что удавалось разобрать. Итак, до того, как Верн и я выросли и стали ненавидеть друг друга, и до того, как я узнал от парней, что весь этот Г. и С. слащав и старомоден, мы пели дуэтом с моим полубратом, а иногда даже старый Папаша присоединялся к нам, и получалось трио, или он пел части припева, казавшиеся нам скучными или слишком сложными для понимания. Все это происходило, надо сказать, в то время, когда Ма не было дома, или когда она была слишком занята.

Этот Передник всегда был самой любимой вещью у меня и у Папаши, я думаю, в основном из-за удивительного начала — дружелюбного, милого, веселого и полностью сумасшедшего — и множество раз мы пели вместе партию Капитана и его команды, даже когда я вырос и стал мужчиной, и даже когда мы с ним идем в какие-нибудь публичные места. Так что каждый год, когда наступает день рождения Папаши, мы идем на дневной концерт, конечно, Папаша держит это в тайне, и сидим, поглощая в восторге шоколад и мороженое, окруженные другими любителями Г. и С.

Даже если вы уже видели этих котов, вы ни за что не поверите, что они на самом деле существуют. Самое главное в них — это, несмотря на то, что живут они где-то в столице, вы ни разу не видели кого-нибудь, похожего на них, пока этот праздник Г. и С. не собирает их всех вместе, заставляя их выбираться из своих лежбищ. Штука в том, что хоть никого из них нельзя назвать отжитком прошлого, среди них нет ни одного, кто бы выглядел принадлежащим сегодняшнему дню. Их одежда, если быть точным, не старомодная, а домашнего производства. И хотя они ведут себя, судя по их аплодисментам, очень оживленно, выглядят они полностью нейтральными, я могу назвать это только так. Они, конечно, выглядят, хорошо, но только потому, что никто никогда не говорил им, что есть такая вещь, как «плохо».

В принципе, если подумать, они почти, как мой Папаша: он отлично вписывается в эту компанию. Когда я посмотрел вокруг, то увидел, что его лицо светится и улыбается, и его губы составляют никому не слышные слова — иногда и слышные, особенно когда дело доходит до вызова на «бис» или воодушевляющих припевов. И когда Капитан пел эту великолепную мелодию со своей командой, я знал, что самая великая мечта моего старого Папаши — быть рядом с ним на этих шканцах; да, именно здесь и прямо сейчас мой бедный старик потрясающе веселился.

Во время антракта я спросил у Папаши, есть ли какие-нибудь новости о Маме и Верне.

— Твоя мать, — сказал он, — продолжает говорить, что хочет с тобой встретиться.

— Она знает мой адрес, — сказал я.

— Я думаю, что она хочет, чтобы ты пришел к ней.

— Ясное дело. Ну, что ж, скажи Ма, что Главное Почтовое Управление предоставляет отличные услуги, и открытка будет стоить ей 3 пенни.

— Не будь так жесток со своей Мамой, сынок.

— И это говоришь ты?

— Да, сынок, я. Мне не нравится, когда ты много себе позволяешь по отношению к своей матери.

— Позволяю! Она дьявольски много позволяла себе по отношению к нам все эти годы!

Этот небольшой спор с Папашей вспыхнул довольно неожиданно, как всегда и случается, особенно между родственниками, и я понимал, конечно, что старый бедный Папаша никогда не мог бы согласиться со мной в том, что Мама была стервой, ибо он и сам наделал множество ошибок, так что при этом он пожертвовал бы своим достоинством. Также Папаша очень любит традиции и иногда ведет себя, как отец, или очень сильно старается, и его трудно переубедить.

Так что возникла пауза, и мы наблюдали за любителями Г. и С., восхищенно болтавшими вокруг нас.

— А Верн? — спросил я довольно скоро.

— Он нашел себе работу.

— Да ладно!

— В пекарне, ночами.

— С этого дня я прекращаю есть хлеб.

Папаша улыбнулся, и тоненькая пленка льда растаяла.

— А постояльцы? — спросил я его.

— Кое-что изменилось, — аккуратно сказал Папаша. — Мальтийцы уехали. У нее вместо них теперь какие— то киприоты.