Карл Уве Кнаусгор - Моя борьба. Книга четвертая. Юность

• Название: Моя борьба. Книга четвертая. Юность
• Автор: Карл Уве Кнаусгор
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-00131-419-6

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера – еще меньше. Зато его окружает невероятной красоты природа, от которой захватывает дух. Поначалу все складывается неплохо: он сочиняет несколько новелл, его уважают местные парни, он популярен у девушек. Но когда окрестности накрывает полярная тьма, сводя доступное пространство к единственной деревенской улице, в душе героя воцаряется мрак. В надежде вернуть утраченное вдохновение он все чаще пьет с местными рыбаками, чтобы однажды с ужасом обнаружить у себя провалы в памяти – первый признак алкоголизма, сгубившего его отца. А на краю сознания все чаще и назойливее возникает соблазнительный образ влюбленной в Карла Уве ученицы…

---

– Прямо вот так? В красное с синим?

– Именно!

Он зажал между коленей бутылку и с хлопком вытащил пробку.

– Волшебный звук! – воскликнул он.

– Я только в душ по-быстрому сгоняю, ладно? – спросил я.

Он кивнул:

– Разумеется. Я пока музыку послушаю, хорошо?

– Конечно.

– В вежливости нам с тобой не откажешь, – рассмеялся он.

Я прошел в ванную, торопливо разделся, пустил воду и залез под душ, потер под мышками и между ног, потом ступни, откинул голову и намочил волосы, после чего выключил воду, вытерся, слегка уложил волосы гелем и, обернув вокруг бедер полотенце, прошел в гостиную, мимо Нильса Эрика, который, демонстративно закрыв глаза, сидел на диване и слушал Дэвида Силвиана, и юркнул в спальню, где натянул свежие трусы и носки, белую рубашку и черные брюки. Застегнув рубашку, я завязал черный галстук-боло и вернулся в гостиную.

– А мне говорили, что если хочешь очаровать местных девчонок, – начал он, – то как раз вот так одеваться не надо. Только не белая рубашка, не боло с орлом и не черные брюки.

С остроумным ответом я не нашелся.

– Ха-ха, – сказал я, налил себе бокал белого вина и залпом выпил его.

У него был вкус летних ночей, танцующей толпы на дискотеке, расставленных по столам ведерок со льдом, блестящих глаз, обнаженных загорелых рук.

Меня пробрала дрожь.

– Нечасто пьешь? – спросил Нильс Эрик.

Я насмешливо посмотрел на него и опять наполнил бокал.

– Ты нового Криса Айзека слышал? – спросил я.

Он покачал головой. Я подошел к проигрывателю и поставил пластинку.

– Он отличный! – заверил я.

Некоторое время мы сидели молча.

Я скрутил самокрутку и закурил.

– Ты прочел мой рассказ? – спросил я.

Он кивнул. Я встал и чуть убавил громкость.

– Я сейчас перед выходом его прочел. Знаешь, Карл Уве, хороший у тебя рассказ получился.

– Думаешь?

– Да. Рассказано живо. Но больше мне сказать особо нечего – я не литератор и не писатель.

– А было что-то, что тебе больше всего понравилось?

Он покачал головой.

– Нет, ничего особенного. Там весь текст ровный и красивый. И гармонично все.

– Хорошо, – сказал я. – А как тебе финал? По сравнению с остальным текстом?

– Финал сильный.

– Я как раз так и хотел, понимаешь, – сказал я, – чтобы неожиданно получилось, вот это с отцом.

– Да, так и вышло.

Он наполнил свой бокал. Губы у Нильса Эрика уже покраснели от вина.

– А ты, кстати, читал «Битлз»[22]? – спросил он.

– Ясное дело, читал, – сказал я, – это мой любимый роман. Я и писать решил после того, как прочитал его. Его и еще «Белые негры» Амбьёрнсена.

– Я так и думал, – кивнул он.

– Правда? Что, похоже получилось?

– Ага, похоже.

– Прямо слишком похоже?

Он улыбнулся:

– Нет, не сказал бы. Но что именно они вдохновили тебя на то, чтобы написать этот рассказ, заметно.

– А про кровь как тебе? Примерно в середине, там, где все в настоящем времени?

– А я, по-моему, и не заметил.

– Вообще-то мне самому этот фрагмент больше всего нравится. Там про то, как он смотрит на Гордона и видит кровь, и артерии, и плоть, и жилы. И повествование получается такое насыщенное.

Нильс Эрик кивнул и улыбнулся.

А потом снова повисла тишина.

– Писать оказалось проще, чем я думал, – сказал я, – это мой первый рассказ. Раньше я статьи для газет писал и прочее такое. Поэтому я сюда и приехал – хотел попробовать книгу написать. Сел, начал – и все, ничего страшного. Никакой магии.

– Ясно, – ответил он, – ты и дальше собираешься этим заниматься?

– Да, я только в этом смысл и вижу. Хочу на каждых выходных по одному рассказу писать. Ты, кстати, читал Хемингуэя?

– Разумеется. Как же без него.

– Вот и у меня чуть похоже. Сразу к делу. Просто и ясно. И по существу.

– Да.

Я снова налил вина и выпил его.

– Ты не думал, как оно все было бы, если бы ты попал в другую школу? – спросил я.

– В смысле?

– Ну, ты же попал в Хофьорд совершенно случайно. Мог бы попасть еще куда-нибудь. А там бы и люди были другие, и события не такие, как здесь.

– И, самое главное, сейчас не мы, а двое других красавцев сидели тут, слушали вино и пили Криса Айзека. Или наоборот. Винили пилы и пилили винил. Нет, все переврал. Или перервал? Все шиворот навыворот! Нет, выворот за шиворот! Короче, полный винегрет! – Он расхохотался. – Выпьем, Карл Уве, – и спасибо судьбе за то, что тут сидишь именно ты, а не кто-нибудь еще!

Мы подняли бокалы.

– Хотя, будь тут еще кто-нибудь, я, пожалуй, и ему то же самое сказал бы, а?

В дверь позвонили.

– Это, похоже, Тур Эйнар. – Я встал.

Когда я открыл дверь, он стоял, повернувшись ко мне спиной, и оглядывал окрестности. Горные склоны окутывал сероватый августовский свет, казалось, совершенно иного происхождения, чем тот, что струился с неба, потому что небо было синее и блестящее, словно металл.

– Здоро́во! – сказал я.

Тур Эйнар нарочито медленно повернулся ко мне. Мол, вот он я, и времени у меня вагон.

– Привет, – сказал он, – можно к тебе?

– Естественно, заходи.

И он зашел, двигаясь с продуманной обстоятельностью, которую я отметил в нем в тот самый момент, когда с ним познакомился. И любое свое движение он сопровождал улыбкой. Он поднял руку и поздоровался с Нильсом Эриком.

– О чем перетираете? – спросил он.

Нильс Эрик улыбнулся.

– Перетираем про рыбу, – ответил он.

– Про рыбу и кисок, – сказал я.

– Соленая рыба и свежие киски или свежая рыба и соленые киски? – спросил он.

– А растолкуй-ка, в чем соль, – подыграл ему я.

– Растолкуй соль или растолки соль? Потому что это две большие разницы. Как и рыба с кисками. Впрочем, сходство имеется. И немалое.

– Растолкуй соль? – повторил я.

– От растолкуя слышу! – Он расхохотался и, подернув вверх брюки, уселся возле Нильса Эрика.

– Ну что? – спросил он. – Подвели итоги недели?

– Как раз подводим, ага, – ответил Нильс Эрик.

– Похоже, компания отличная складывается, – сказал Тур Эйнар.

– Ты про учителей? – спросил я.

– Ага, – ответил он. – Вообще-то я всех и раньше знал, кроме вас двоих.

– Но ты же не местный? – уточнил Нильс Эрик.

– У меня бабушка тут живет. Я сюда с детства приезжаю на лето и на Рождество.

– Ты же и в гимназии тут учился, да? – спросил я. – В Финнснесе?

Он кивнул.

– Ты не знаешь тут одну девчонку – ее Ирена зовут? – спросил я. – Из Хеллевики?

– Ирена, ага, – он расплылся в улыбке. – Не так хорошо, как хотелось бы. А что? Ты ее знаешь?

– Знаю – это сильно сказано, – сказал я, – но я ее в автобусе встретил, когда сюда ехал. Мне показалось, она ничего так.

– Вы с ней сегодня вечером увидитесь? Такой у тебя план?

Я пожал плечами.

– По крайней мере, она тоже прийти собиралась, – сказал я.

Когда мы спустя полчаса вышли из квартиры и двинулись вверх по холму, меня переполняла чистая радость, какую обычно приносит белое вино, – мысли наталкивались друг на дружку, словно пузырьки, а затем лопались, выпуская на волю спрятанный в них восторг.

Мы сидели у меня в квартире, думал я, замирая от восторга.

Мы – коллеги и постепенно становимся друзьями, думал я.

И я написал охрененно крутой рассказ.

Восторг, восторг, восторг.

И этот свет, тускловатый здесь, внизу, среди людей и людских предметов, словно бы сопровождаемый тонко отполированным мраком, который, растворяясь в свете, не одолевал и не вытеснял, а лишь слегка приглушал и смягчал его, такой сверкающе ясный и чистый там, в вышине.

Восторг.

А еще тишина. Шум моря, наши шаги по гравию, какие-то звуки откуда-то издалека – стук двери или оклик, и все это в коконе тишины, которая будто вырастала из земли и окутывала нас чем-то, что я хоть и не называл изначальным, но ощущал именно так, вспоминая тишину в Сёрбёвоге и летние ночи моего детства, тишину над фьордом у подножия огромной, полускрытой в тумане горы Лихестен. Эту же тишину я, захмелевший, ощущал и здесь, шагая в гору вместе с моими новыми друзьями, и хотя ни тишина, ни свет вокруг не были для меня главными, настроение они создавали.

Восторг.

Восемнадцать лет, иду на вечеринку.

– Вот там она живет, – Тур Эйнар показал на дом, мимо которого я проходил несколько дней назад.

– Большой дом, – сказал Нильс Эрик.

– Да, она с парнем живет, – добавил Тур Эйнар, – его зовут Видар, и он рыбак.

– А кем еще ему быть? – пробормотал я, остановившись возле двери и протянув руку к звонку.

– Просто открывай и входи, – скомандовал Тур Эйнар, – мы же в Северной Норвегии!

Я распахнул дверь и вошел в дом. Откуда-то сверху доносились голоса и музыка. Над лестницей висели клубы табачного дыма. Мы молча разулись и поднялись на второй этаж. Двери там не было, прямо располагалась кухня, слева – гостиная, а дальше направо – видимо, спальня.

В гостиной сидела компания – человек десять, они болтали и смеялись. Сидели они впритирку, за столом, уставленным бутылками, стаканами и пепельницами и заваленным сигаретными пачками, – все коренастые, у многих усы, возраст, судя по виду, от двадцати до сорока.