Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

• Название: Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников
• Автор: Марсель Паньоль
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-17435-1

Марсель Паньоль (1895–1974), драматург и кинорежиссер, первым из деятелей кинематографа ставший членом Французской академии, снявший фильмы, вошедшие в золотой фонд французской классики, в представлении не нуждается. А вот с Марселем Паньолем-писателем нам предстоит знакомиться заново. Впервые на русском публикуются его романы «Жан, сын Флоретты» и «Манон, хозяйка источников», ставшие основой фильмов, снятых самим Паньолем и Клодом Берри, где блистало целое созвездие великолепных актеров от Ива Монтана и Жерара Депардье до Эмманюэль Беар. «Жан, сын Флоретты» и «Манон, хозяйка источников» – это настоящая семейная сага: яркие характеры, отчаянная борьба, любовь, которая порой убивает. Действие разворачивается в живописных горах Верхнего Прованса. В деревушке Бастид-Бланш всего полтораста жителей, но страсти кипят нешуточные. В этом райском уголке благополучие людей зависит от крохотного родника. Под жарким солнцем Прованса обычная вода становится вожделенной ценностью, синонимом самой жизни, именно вокруг воды суждено развязаться войне двух семейств.

---

– Нисколько, – ответил Уголен. – Ровным счетом ничего. Но родник-то есть.

Лу-Папе, улыбаясь, сунул трубку в рот, хитро подмигнул и не спеша принялся раскуривать ее.

– Родник уже засорился на три четверти. А что, если вследствие НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ он вдруг совсем перестанет давать воду? – вполголоса проговорил он.

– Несчастного случая? – недоумевающе повторил Уголен.

– Ну, предположим: ты проходишь мимо ключа с мешком цемента на спине, вдруг спотыкаешься, падаешь, и цемент случайно высыпается прямо в дыру!..

Уголен, помедлив с ответом, вдруг громко расхохотался и закричал:

– Ай да Папе, ай да молодец! Завтра же возьмемся за дело! Так и нужно поступить: НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ, да и только! – Но вдруг посерьезнел. – Но тут все-таки что-то не так! Этот родник кое-кому знаком… Они о нем говорили там, в клубе…

– Верно, но, если чужаки придут взглянуть на ферму, никто из наших им ничего не скажет. Нужно все подготовить и завтра же покончить с этим. Займись цементом. Одной корзины будет достаточно. А еще выточи две-три большие затычки из дерева твердой породы. Размером примерно с бутылку, но с одного конца поуже, и подсуши их хорошенько у очага. А теперь поговорим о другом: я сейчас же напишу письмо Цап-Царапке.

– Кто это?

– Ты ее не знаешь, она уехала отсюда до твоего рождения. Это Мария, дочь Гортензии, из семьи Кастело, что пошла от Жермены. Толстенькая такая, как кубышка, с личиком ангелочка. Ее прозвали Цап-Царапкой, потому что, когда парни хотели поцеловать ее, она царапала им лицо, причем нарочно постригала себе ногти так, чтобы они были острыми-преострыми. Этим она и славилась в деревне, и кюре ставил ее остальным девушкам в пример. Но в конце концов она доцарапалась до того, что осталась старой девой и, когда ее родители умерли, пошла в служанки к господину кюре в Миме. Затем, лет пять назад, папа римский перевел этого кюре в Креспен, она, наверно, еще и сейчас при нем…

– Если только не расцарапала его вконец!

– О нет, в ее возрасте вряд ли выпадает случай кого-либо поцарапать… Она тогда с Флореттой дружила, должно быть, они и до сих пор видятся. Я сейчас напишу ей письмо.

– А что, если она умерла?

– Ну что ты! – воскликнул Лу-Папе. – Еще не все мои сверстники отправились на тот свет!

– Не все, но многие.

– Верно. Ну если она умерла, письмо вернется обратно.

– А как это?

– Да я проставлю на обратной стороне конверта свой адрес.

– А ты не боишься, что письмо с двумя адресами поставит почтальона в тупик? – забеспокоился Уголен.

– Бедный мой Уголен, просто невероятно, какой ты простак. На почте сначала читают адрес на той стороне, где приклеена марка. А потом, если адресат выбыл или умер, переворачивают конверт, видят второй адрес и отправляют письмо обратно. Благодаря чему становится понятно: Цап-Царапка там уже не живет или умерла!

– А кто приклеивает марку, для того чтобы письмо вернулось обратно?

– Да никто, – слегка вышел из себя Лу-Папе. – Марка уже не нужна, потому что первая марка, которую ты приклеил, ничему не послужила, раз твое письмо не дошло туда, куда ты хотел. И на почте…

– Слушай, Папе, не утруждай себя объяснениями: я все равно ничего не понимаю, но это не имеет никакого значения. Напиши ей письмо, посмотрим, что из этого выйдет.

Пока глухонемая убирала со стола, они приготовили все необходимое. Пришлось отыскать чернильницу, добавить в нее теплой воды и уксуса. А перо они потерли песком, и оно стало как новенькое. Наконец они принялись за дело и долго обсуждали каждую фразу – что писать, что не писать. У Лу-Папе был довольно разборчивый почерк, но он не очень заботился об орфографии, которую с легким сердцем переделывал на свой лад.

К полуночи он закончил писать и стал перечитывать письмо вслух. Уголен нашел его творение верхом совершенства и беспечно отправился под звездами к себе в Массакан.

* * *

В ожидании ответа от Цап-Царапки они не сидели сложа руки.

В одно прекрасное утро, чуть свет, Лу-Папе зашел за Уголеном. Накануне в клубе он всенародно объявил, что пойдет на другой день в холмы по грибы, поскольку уже наступил грибной месяц – ноябрь. На нем было два больших ягдташа с перекрещенными на груди ремнями: в одном была еда и две бутылки вина горлышками наружу, в другом – инструменты.

Уголен уже ждал его, завтракая турецким горохом и репчатым луком. На столе стояли две конусообразные затычки, изготовленные из ветки каменного дуба и высушенные в горячей золе очага.

– Думаю, маленькая будет как раз, – сказал Лу-Папе. – Сними башмаки и надень туфли на веревочной подошве. У тебя есть лом?

– Я его отнес туда вчера вечером. Спрятал в кустах вместе с кувалдой, резцом, большой ножовкой и киркой.

Он хорошенько зашнуровал туфли, встал со стула, поднял наполненный до половины мешок и перебросил его через плечо.

– Это цемент, – пояснил он. – Цемент для НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ!

* * *

Молча поднялись они до Розмаринов, держась под соснами.

Как-то неуверенно забрезжил рассвет, занималась бесцветная заря, стояла тишина, нарушаемая еле слышным «цик-цик» певчих дроздов.

Лу-Папе спрятался на вершине небольшой отвесной скалы, прямо над родником, за поросшей растительностью глыбой, откуда он мог в одно и то же время наблюдать за окрестностями и руководить работой.

Первым делом Уголен спилил все побеги на смоковнице, потом принялся за корни. Эта работа заняла много времени: чтобы не шуметь, он не ударял киркой, а втыкал ее в землю, нажимая на нее ногой и используя как рычаг, после чего отгребал взрыхленную почву мастерком… Корням не было конца, но, поскольку они уходили вниз к самой голове источника, откуда била вода, почва постепенно превращалась в жижу… К десяти часам ему удалось вырыть у скалы полукруглую яму глубиной в полтора метра.

Пот катился с него градом не только от физического напряжения, но и главным образом оттого, что он боялся быть застигнутым на месте преступления. Кучей выбранной земли можно было наполнить две тачки, она не могла не привлечь внимания случайного прохожего. Конечно, в эту ложбину никогда никто не заходил, но именно в подобные минуты, как правило, появляется единственный за целый год случайный прохожий.

Время от времени Лу-Папе шепотом говорил:

– Давай, Куренок, давай… Нет никого, но поторопись.

– Я вкалываю на всю катушку. Но корни не дают… Кроме больших, еще и пропасть других, поменьше.

Он водил туда-сюда ножовкой по жидкой грязи, которая, к счастью, слегка приглушала звуки.

К полудню, за два часа вынув с дюжину корней, он наконец принялся за последний, самый крупный корень. Поскольку на дне ямы Уголен не мог работать в полную силу, тот долго не поддавался. Обвязав корень веревкой и укрепив узел железной проволокой, он вылез из ямы и принялся дергать за веревку. При третьем рывке корень поддался, и на дно ямы хлынула пока еще невидимая под заволновавшейся жижей вода.

Уголен запаниковал: если яма слишком быстро наполнится водой, как он отыщет то отверстие на дне, которое нужно заткнуть?

– Папе, давай сюда быстрее! Вода меня перегоняет! – вполголоса позвал он.

Лу-Папе без лишних слов стал спускаться к нему, но уровень воды в яме перестал подниматься. Уголен увидел, как обрушилась небольшая насыпь, огораживающая колодец с одной стороны, и на ее месте образовалась воронка с водоворотом: именно туда уходила вода.

– Браво! – воскликнул Лу-Папе. – Это и есть подземная канава Камуэна Старшего. Вода, наверно, вытекает из канавы дальше, вон там внизу, где тростник…

– Если кто-то увидит всю эту воду, нам крышка! – застонал Уголен.

– Не дрейфь, Куренок. Погоди, сейчас и отверстие увидим… Вон оно в скале, как раз перед тобой!

Вода стала не такой грязной, как раньше, и они различили бьющую со дна ямы струю. Уголен, опершись о края колодца, медленно опустился вниз.

– Ой, Матушка-заступница! Ледяная!.. Ног не чувствую…

Вода, прочистив подземную канаву, теперь утекала быстрее, чем прибывала, и уровень ее в яме пошел на убыль.

Уголен опустил руку в воду по локоть и сказал:

– Нашел… Отверстие тут… Я до него дотронулся. Кажется, подойдет маленькая затычка… Это тот большой корень не давал воде течь… Еще кусок остался…

Лу-Папе протянул ему затычку. Уголену пришлось присесть на корточки, чтобы загнать ее в дырку.

– Ой! Просто невероятно, насколько задница чувствительнее ног. А забить затычку будет не так уж легко из-за воды…

– Пока просто вставь ее и держи! Воды сейчас станет меньше. Но сперва наполни горшок, я приготовлю раствор.

Он подал горшок Уголену, тот набрал в него воды и передал ему обратно.

Через минуту уровень воды уже опустился ниже деревянной затычки, из-под которой все еще вырывались тонкие струйки. При третьем ударе молотком не стало и их.

Лу-Папе размешивал песок и цемент с гравием. Затем они вылили раствор на дно ямы и принялись утрамбовывать его, пока тот полностью не покрыл затычку.