Франк Трентманн - Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

• Название: Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней
• Автор: Франк Трентманн
• Жанр: Экономика
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-088674-6

Почему мы потребляем так много? Какие исторические процессы сформировали наш материальный образ жизни? Трентманн анализирует рост массового потребления на мировой арене в контексте истории, экономики, социологии и политики. Вы узнаете, как желания и характер потребителей меняли развитие общества, влияли на науки, направляли политику и экономику.

---

В краткосрочном периоде Наполеоновские войны обеспечили восстановление монархии, а в долгосрочном послужили формированию двух сил, начавших сотрясать Европу, – национализма и либерализма. Хотя главной целью этих движений было предоставить нациям независимость и дать людям свободу, они также внесли свой вклад в развитие потребления. В отличие от Маркса, тяготеющего к абстракциям, его современники относились к потреблению более практично. Вильгельм Рошер, основатель национальной экономии Германии – науки о национальной или исторической экономике, которая позже приобрела большое влияние, – объяснял в 1854 году: «Считается, что человек, который заплатил 20 долларов за пальто, полностью истратил эти деньги тогда, когда пальто совершенно износилось». Рошер, как и многие, ссылался на Мирабо, стремившегося превратить расточительных аристократов в аграрных модернизаторов. Неуместным потреблением он считал все, что потреблялось без пользы. Землевладелец, которые взимает аренду, но при этом не проводит никаких ремонтных работ, постепенно уничтожает свой основной капитал. Национальный характер определяет потребление, но и потребление, в свою очередь, так же влияет на нацию. Для Рошера любовь британцев и голландцев к комфорту и чистоте являлась примером самого правильного отношения к потреблению. По мнению Рошера, именно такой подход ведет к «настоящему здоровому и красивому наслаждению жизнью», отбрасывая в сторону «ненужную кичливость». Рошер шел «по стопам» таких писателей, как Мориц фон Притвиц, прусский генерал-лейтенант кавалерии, который смирился с поиском удовольствий и решительно провозглашал: «Больше наслаждаться значит больше жить, а больше жить значит чувствовать себя настоящим человеком!»[265] Благополучие нации зависит от того, насколько продуктивным окажется потребление. Интересно, что национальные экономисты были уверены в том, что цивилизация сокращает издержки. «Чем цивилизованней люди, – писал Рошер, – тем реже они полностью уничтожают ценности вещей и тем чаще используют их повторно, например, старое постельное белье может сгодиться на тряпки»[266].

Когда между производителями и потребителями случаются конфликты, правительству стоит встать на защиту последних, советовал Рошер. Национализм превратил социальный баланс в конечную цель. Немногие серьезные либеральные мыслители зашли так же далеко, как популярный французский экономист Фредерик Бастиа, который хотел, чтобы потребители управляли всем. Тем не менее либерализм изменил тональность политических дебатов и подарил потребителю более надежную защиту. Самым лучшим примером изменившегося отношения к вещам вновь является памфлет, написанный анонимным «потребителем», недовольным защитой производителей шелка в Англии в 1833 году. Потребители – это не какая-то особая группа: «любой рабочий – потребитель»; автор памфлета чувствовал необходимость выделить слово курсивом, так как на тот момент этот термин еще не получил широкого распространения. «Не существует никакого другого стандарта общественной пользы продуктов, кроме как их соразмерность с желаниями и потребностями потребителей». Любой, кто считает, что общественной жизнью следует управлять, руководствуясь другими соображениями, серьезно заблуждается. Опыт не оставляет и тени сомнения в том, что «люди или нации богаты наличием полезных товаров [и] что объектом торговли или бартера является приобретение товаров, которые мы хотим приобрести»[267].

Средние классы в Нидерландах и Англии стали первыми, кто украсил свою жизнь роскошью и примирился с миром вещей. В буржуазных семьях из других частей континента продолжала доминировать культура сдержанности, умеренности и самоотречения, однако и здесь в конце XIX века чувствовался ветер перемен. Мало где еще идеалы простой жизни и самодисциплины пользовались такой же популярностью, как в Швейцарии; в конце концов, именно Женева была родиной Руссо. Главными инструментами рационального подхода к жизни считались экономия, накопление сбережений и планирование на будущее. С их помощью, полагали швейцарцы, можно перехитрить жестокие экономические силы и достичь более высокого культурного развития. Мысль о потворстве своим желаниям наполняла швейцарского буржуа ужасом. И все же во второй половине XIX века все меньше и меньше людей ориентировались на традиционные идеалы, хотя по-прежнему встречались и такие, как Герольд Майер фон Кнонау, преуспевающий государственный архивариус Цюриха, который и сам выглядел скромно, и хозяйство вел просто. Как и в других буржуазных семьях, его сын получал карманные деньги с десяти лет и должен был записывать все свои расходы, чтобы развивать самодисциплину и бережливость. В то же время существовали и такие швейцарцы, как Жозефина фон Вайлер, богатая вдова из Берна, которая в 1855 году вышла замуж за еще более богатого человека, чем ее покойный муж, на каникулы снимала дома в Ницце и Париже и тратила во время своих путешествий огромные суммы денег на новые платья, экипажи и лошадей. В конце XIX века пуританский стиль в интерьере домов буржуа стал постепенно уступать место бархату и яркому декору. Доселе пустые стены и полы теперь украшали обоями и коврами. Люстр стало больше, обеды сервировали богаче. В 1860-х годах юная Амели Мозер объясняла своим родителям-буржуа траты на новый гардероб тем, что излишняя сдержанность в одежде так же бросается в глаза, как и излишняя роскошь[268].

Тех, кому с детства прививали пуританские ценности, эти новые принципы иногда ставили в тупик, заставляя принимать психологически непростые решения. За завтраком буржуа демонстрировали свою сдержанность, ставя на стол либо масло, либо джем, но никогда первое и второе вместе. Однако вечером на званом ужине шампанское текло рекой, подавались всевозможные виды рыбы и дичи. Бернскому хирургу Эмилю Теодору Кохеру, который позже получил Нобелевскую премию по медицине за работы в области физиологии щитовидной железы, домашний комфорт и удобства виделись опасным «идолом», и он заставлял свою жену избавляться от материального «балласта» и вести более возвышенную духовную жизнь. Впрочем, подобные убеждения были не более чем фантазией. Более интенсивное потребление и комфорт стали частью образа жизни людей. В то время как некоторые, например, высокопоставленный бернский чиновник Эммануэль фон Фишер, беспокоились о том, что потребление (особенно эти «бесполезные мелкие ежедневные траты») истощит благосостояние, другие вставали на защиту роскоши. В 1890 году либеральный теолог Конрад Камбли пересмотрел отношение к ней с точки зрения реформированного христианского учения[269]. Роскошь, заявил он, вовсе не грех. Скорее это сила, делающая человека цивилизованным. В конце концов, общества, в которых роскошь отсутствует, являются варварскими. Конечно, писал он, далеко не каждый предмет роскоши – это добро. Однако если вещи, окружающие человека, соответствуют его рангу, то они лишь способствуют его развитию и развитию общества в целом. Камбли был не первым, кому пришла в голову подобная мысль. Желая проследить изменения в отношении разных наций к потреблению, мы не можем не отметить, что Камбли в результате пришел к выводу, крайне созвучному с тем, который полтора века назад сделал Дэвид Юм, защищавший «безобидную роскошь».

В течение XVII–XVIII веков маятник потребления пришел в движение. Покупки, комфорт, пристрастия и желания – все это увеличивалось и становилось более совершенным, рождая беспокойство о злоупотреблениях и порочности, которые несет с собой мир вещей. Больше вещей – больше страхов. В то же время эти два столетия отличаются от предыдущих появлением новых ценностей, защищающих рост потребления, а также привычек, позволяющих ему расти. И это было лишь начало.

3 Империя вещей

Возможно, единственную теорию, отличающуюся от большинства взглядов на потребление, предлагает нам геополитика. Экономисты сосредотачивают свое внимание на индивидуумах в их стремлении максимизировать удовольствие и минимизировать страдания. Социологи рассматривают потребление как желание людей подражать определенной группе или выделиться из толпы. Прочие ученые рассматривают особенности менталитета – например, склонность романтиков к мечтам о будущих радостях – или конкретные действия, связанные с потреблением – например, приготовление пищи или обустройство дома. Изучение политики мировых держав интересно тем, что в нем отсутствуют подобные подходы. Классические теоретики империализма мало что могли сказать о желании иметь вещи, об их приобретении и использовании. Для Джона Аткинсона Гобсона, Генриха Фридъюнга и Йозефа Шумпетера, деятельность которых пришлась на конец XIX века, сразу после раздела Африки между европейскими державами, империализм основывался на финансовом капитализме и агрессивном национализме, другими словами, на «атавистической» аристократии, которая держалась за феодальную власть и славу. Если потребители и присутствовали в их теориях, то лишь в качестве жертвы заговорщиков, обогащающих меньшинство за счет большинства.