Дэйв Ицкофф - Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться

• Название: Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться
• Автор: Дэйв Ицкофф
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-097870-0

Если вас внезапно остановят на улице и попросят назвать имя самого вдохновляющего и забавного актера, скорее всего, вам на ум придет именно его имя. Что заставило его в 2014 году покончить с собой? Ведь у него было все – «Оскар» за «Умницу Уилла Хантинга», 6 премий «Золотой глобус», множество наград за лучшие роли, лучшего комедийного актера, лучшего стенд-ап комика. Целый мир обязан Робину Уильямсу тем, что однажды в кромешной тьме зажегся луч радости и доброты, который пытался осветить все, а в итоге сгорел сам. Целые поколения детей выросли на его фильмах: мы учились по ним умению радоваться и быть счастливым в любой ситуации, дружить и любить, мы смеялись и плакали над его персонажами, переживали за неудачи и радовались за успехи. Казалось, нет в мире человека счастливее Робина Уильямса. Но, к сожалению, по ту сторону экрана его жизнь была совсем другой – всю жизнь он боролся со страхами, низкой самооценкой, тревожностью и депрессией. Он выходил на камеру и помогал нам бороться с нашими демонами, а потом уходил в тень и оставался один на один со своими. И стал Великим. Эта книга – самый полный портрет удивительного человека от рождения до смерти. В ней перед нами предстает настоящий Робин Уильямс – таким, каким его не знали даже близкие люди. Человек, который боролся с депрессией с помощью юмора, но так и не смог примириться с блеском собственной славы. Человек, который ушел слишком рано.

---

Их любовь в том возрасте выражалась в обмене медальонами или прочей ерунде, «что было бесценно», – смеялась Платт. «Мы исписывали целые тетрадки именем любимого. Но могу вас заверить, что мы никогда не целовались и не делали ничего непозволительного. Просто застенчиво стояли рядом, болтали, а потом расходились по домам». Вечерами и по выходным они катались по лесу на велосипедах или же играли с друзьями в «ударь по консервной банке» или «захвати флаг». Как-то случайно она увидела, как Робин играет с другими мальчиками в солдатиков, но осталась в стороне от такого времяпрепровождения. «Это были очень серьезные игры, мне это казалось чрезвычайно скучным».

Потом их недолгие отношения закончились: Робин учился в шестом классе Gorton School, а Кристи – в седьмом классе Deer Path School. Девочка понимала, что будучи ученицей средней школы, она рискует общественным мнением, если будет встречаться с учеником из началки. «Я этого стыдилась, – говорила она. – Когда кто-нибудь спрашивал: ”Он учится в Deer Path?“, я отвечала: ”Нееет, он ходит в Gorton“. Я старалась, чтобы это круто звучало, но это было совсем не круто. Ни разу не круто». Когда Робин был в пятом классе, его одноклассники стали подвергаться хулиганским выходкам детей постарше, приходивших на площадку. Но Робин достаточно ловко научился отражать их нападки. Его друг Джефф Ходжен вспоминал: «Хулиганы хотели поставить меня на место, потому что я был ростом как шестиклассник, если не больше. Они меня держали и били в живот, словно собирались выбить из меня дух. После этого Робин сказал: ”В следующий раз, как только услышишь свист, беги в класс“. Он был очень умным. ”Хочешь, чтобы не было больно?“ Беги быстрей».

При переходе из пятого в шестой класс Робин сильно изменился. Ход-жен говорил, что «всего через год заметил изменения в его взгляде, он становился зрелым. Из улыбающегося, застенчивого пятиклассника Робин превращался в достаточно неулыбчивого подростка».

В седьмом классе Deer Path Middle School у Робина появилась необходимость выговариваться, хотя бы для того, чтобы спасти свою шкуру. «В седьмом классе я стал рассказывать шутки только для того, чтобы меня не трогали, – говорил он. – К тому времени многие были крупнее меня и хотели доказать, что они сильнее, швыряя меня об стену. Здесь училось много здоровенных фермерских детей и детей работников автозавода, а я, когда шел в школу, всегда искал какой-нибудь другой вход и мечтал, чтобы сюда можно было попасть через крышу. Они меня ловили, как только я заходил в школу». Робин не хотел верить, что его задевали, потому что он из богатой семьи. «Откуда они знали, что я богатый? Потому что я сказал: ”Привет, ребята, кто-нибудь из вас играет в лакросс?“ Они думали, что лакросс – то, что находится в церкви».

У Робина не было времени, чтобы оттачивать свои социальные навыки. Через несколько месяцев в этой школе их семья переехала из Лейк Форест в Блумфилд-Хилс. Как вспоминал один из друзей Робина, ничто не предвещало их переезд, но однажды Джон Уэлш сказал: «Что-то его нет в школе. Где Робин?» А они переехали. Он просто уехал. И это была нормальная ситуация, в то время многие приезжали и уезжали.

«Он уехал, не сильно переживая», – говорила Кристи Патт.

Похоже, удивлялся Уэлш, дети руководителей учатся смиряться с быстрыми переменами в их жизни и избегать привязанности со своим окружением, как дети военнослужащих, «переезжающие с одного военного пункта на другой. Это как ранняя репетиция смерти. Сегодня ты здесь, а завтра тебя нет. Мы все это так или иначе понимаем».

На самом деле постоянные переезды травмировали Робина, и он все время готовил себя к тому, что в любой момент может случиться следующий переезд. Каждый раз, когда Робин приезжал в новый город и приходил в новую школу, он чувствовал себя неловко. «Я всегда был новым мальчиком, – сказал он однажды. – Это делает тебя другим».

Этот последний переезд в Блумфилд-Хилс в уединенный особняк Стоникрофт был для Робина особенно тяжелым. Здесь было положено начало странному периоду в его жизни, частично проведенному на свободе, а частично – в изгнании на чердаке, где Робин мог искать способы развивать свою неуемную фантазию. Нельзя сказать, что он был непопулярен среди соседских детей, просто детей вокруг было не так уж и много. «По соседству нет других детей, – говорил он. – Я сам себе придумывал друзей. ”Можно прийти с тобой поиграть?“ ”Не знаю, мне надо спросить у себя“. Робин проводил много времени со Сьюзи, няней и горничной, которая помогала им еще в Чикаго, а затем продолжила работать в их семье, когда они переехали в Стоникрофт; с Джоном и Джонни Эчен – темнокожей супружеской парой, прислуживающей семье, и их сыном Альфредом, который был старше Робина на несколько лет и который иногда с ним играл.

Робин преодолевал долгие периоды душевной боли, когда Роб уезжал по делам или на отдых, а Лори уезжала с ним, не осознавая, как эти разлуки сказывались на их сыне. «Я и не понимала, как одинок был Робин, – через много лет признавалась Лори. – Но я должна была быть с Робом. Я ему не доверяла. Давай, не глупи. А Робин страдал, и я этого не замечала. Он много лет провел в одиночестве. Иногда ты думаешь, что ты великолепная мать, а это совсем не так».

Но Робин не был совсем одинок в своем заточении на верхнем этаже. Его неиссякаемая коллекция игрушечных солдатиков переехала с ним в Стоникрофт, и теперь, когда у него появилось больше места где развернуться, и никто не диктовал ему, как в них играть, его вымышленные баталии стали более сложными и витиеватыми. В укрытии на третьем этаже генералы конфедерации могли сражаться с новобранцами с автоматами, а рыцари на конях – с нацистами. Он говорил: «Мой мир заключался в тысячах игрушечных солдат, с которыми я разыгрывал битвы Второй мировой войны. У меня была целая танковая дивизия, 150 танков, и доска размером 10 на 3 фута, которую я засыпал песком для битвы за Гуадалканал».

Также Робин находил утешение и в вечерних выступлениях его любимых комиков, которые стали чем-то большим, чем совместное времяпрепровождение с отцом. Держа кассетный магнитофон перед телевизором, он использовал этот устаревший метод, чтобы записать выступления и иметь возможность воспроизводить их в любое время. Подросток бесконечно слушал эти записи и учился подражать комикам, уделяя особое внимание не только содержанию выступлений, но и тембру и темпу речи, такту и интонации. Комедия стала для него наукой, как химия, и при наличии определенной формулы из языковых инструментов и техник хохот в зале был гарантирован. Если бы Робину не с кем было делиться этими умениями и знаниями, ему бы это стало не нужным. Он говорил: «Мое воображение стало моим другом, моим товарищем».

Робин был зачислен в Detroit Country Day School, элитный многокорпусный институт, основанный в 1914 году. Это было самое строгое учебное заведение из тех, что он посещал: с дресс-кодом для всех студентов, согласно которому они были обязаны носить спортивные куртки, свитера, галстуки и брюки в голубой и золотой расцветке, и девизом на латыни mens sana in corpore sano, означавшим «в здоровом теле здоровый дух».

В старшие классы школы допускались только мальчики, что создавало между ними определенную напряженность. Робин рассказывал, как для того, чтобы успокоить бушующий тестостерон, «привозили целый автобус девочек из женской школы и ставили на танцах перед нами. И как только ты спрашивал: "Это был твой язык?", они загоняли девочек обратно в автобус и увозили. Я бежал следом и кричал: "Подождите, вернитесь, что это такое было? Для чего они нужны?"»

Школа была устроена так, чтобы подготовить своих учеников к престижным вузам и руководящим постам, и Робин добился значительных успехов благодаря этой строгости. У него были хорошие оценки, он преуспевал как спортсмен. Сначала на протяжении недели подросток попробовал себя как футболист, а затем занялся американским футболом и борьбой. Имея крепкое, упругое, волосатое тело, Робин сумел стать профессиональным борцом, его невозможно было победить, до тех пор пока он не попал на финал соревнований в Мичигане, где ему в соперники поставили «какого-то ребенка, который выглядел на двадцать три года и уже начинал лысеть».

Вывих плеча заставил Робина покинуть команду, но парень получил неоценимый опыт того, «как выместить свою агрессию на ком-то, равном тебе по размеру». Также Робин был благодарен за свои отношения с тренером команды Джоном Кемпбеллом, открытым инакоборцем Detroit Country Day, который также был председателем исторического департамента и консультантом команд Модели ООН и Политического симулятора. Его дочь описывала Джона Кемпбела как непримиримого либерала – «реального идеалиста, реально разделяющего левые взгляды, реально верящего в демократию», – который обожал спорить со своими студентами, заставляя их тщательно проверять свои аргументы.