Р. Скотт Бэккер - Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль

• Название: Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль
• Автор: Р. Скотт Бэккер
• Жанр: Иностранное фэнтези
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-699-99926-2

Опасный поход через опустевшие земли к далекому городу Шайме под началом Воина-Пророка Келлхуса Анасуримбора приближается к кульминации. Заключительный роман трилогии «Князь Пустоты» решит судьбу Священного воинства и будущее Нансурской империи. Рожденные для жестокости рыцари и маги, адепты различных школ и учений сойдутся в битве, чтобы открыть изящную формулу Тысячекратной Мысли, по которой в грядущие темные века будет переписана история.

---

Но было слишком поздно. Атьеаури вскоре вернулся с известием, что Герота сожгла свои поля и плантации. Кианцы сбежали, но весь Ксераш был теперь закрыт.

Несмотря на ужасающие различия, дорога в Ксераш напомнила Ахкеймиону дни, когда он был наставником Пройаса в Аокниссе. Или так он поначалу уговаривал себя.

Один раз кобыла Эсменет захромала после опасного спуска по извилистой дороге в энатпанейских холмах, и Ахкеймион увидел, как несколько десятков рыцарей предлагают супруге Воина-Пророка своих коней. Отдать коня – это как отдать свою честь, поскольку без коня рыцарь не может воевать. Ахкеймион наблюдал подобное, когда сопровождал Пройаса и его вдовствующую мать в ее анплейские владения. В другой раз они встретили тидонских пехотинцев – как оказалось, из нангаэльцев лорда Ийенгара, – которые несли на семи или восьми копьях только что убитого кабана. Этот древний обычай вассалитета Ахкеймион видел однажды при дворе отца Пройаса, Эукернаса II.

Но было и другое. Множество моментов напоминали ему о днях юности, невзирая на ежедневные унижения от пребывания вблизи Эсменет. С одной стороны, люди из свиты Келлхуса обходились с ним почтительно и уважительно, но столь серьезно, что это походило на насмешку: он был учителем Воина-Пророка, и эта должность быстро превратилась в нелепое почетное звание – святой наставник. С другой стороны, он больше не шел пешком. Собственные лошади были мерилом знатности даже больше, чем рабы, и Ахкеймион, жалкий Друз Ахкеймион, теперь имел гладкого вороного коня, предположительно из собственных конюшен Каскамандри. Он назвал его Полдень, в память о несчастном старом Рассвете.

Ахкеймион просто купался в роскоши. Парчовые туники, муслиновые рубахи, войлочные одеяния – такой гардероб предполагал наличие толпы рабов, переодевающих господина для различных церемоний. Посеребренный панцирь дополнили кожаными пластинами, охватывающими живот. В шкатулке слоновой кости пылились кольца и серьги – он считал дурацким обычаем их носить. Пару драгоценных застежек с черным жемчугом он уже кому-то подарил. Амбра из Зеума. Мирра из Великих Солончаков. Даже настоящая постель – в походе! – для кратких часов его сна.

Ахкеймион презирал комфорт еще во время пребывания при конрийском дворе. Ведь он адепт Гнозиса, а не какая-нибудь «анагогическая шлюха». Но теперь, после стольких лишений… Жизнь шпиона была трудной. И то, что в итоге он получил все это, хотя и не мог заставить себя радоваться, почему-то ласкало его душу, проливало бальзам на незримые раны. Порой он проводил рукой по мягкой ткани или выбирал перстень, и сердце вдруг сжимала тоска. Он вспоминал, как его отец костерил тех, кто вырезал своим детям игрушки.

И конечно, были еще политиканы, хотя и сильно ограниченные джнаном, постоянно примыкавшие к Священной свите или уходившие из нее. Все их хитрые маневры быстро превращались в обычную услужливость с появлением Келлхуса и тут же возобновлялись после его ухода. Порой, когда затевалось что-то особенно поганое, Келлхус призывал главных зачинщиков к ответу, и все с напряженным изумлением наблюдали, как он раскрывал тайные мысли людей, которых просто не мог знать. Словно вся их душа была написана у них на лбу.

Этим, несомненно, объяснялось почти полное отсутствие политических игр среди тех, кто составлял ядро Священной свиты, – наскенти с их заудуньянскими чиновниками и знатными представителями Великих Имен. В Аокниссе чем больше человек приближался к отцу Пройаса, тем ближе становился удар кинжала. Политика всегда сводится к погоне за выгодой. Не надо быть Айенсисом, чтобы это видеть. Чем выше человек поднимается, тем больше преимущества; чем больше преимущества, тем яростнее борьба. Верность этой аксиомы Ахкеймион наблюдал при всех дворах Трех Морей. Но она никоим образом не относилась к Священной свите. В присутствии Воина-Пророка все кинжалы прятались в ножны.

У наскенти Ахкеймион нашел дружбу и чистосердечие, каких прежде не знал. Несмотря на неизбежные промахи, первородные по большей части обращались друг с другом по-человечески – с улыбкой, открыто, понимающе. То, что они были не только апостолами и чиновниками, но и воинами, еще более привлекало Ахкеймиона… и тревожило.

Обычно в пути, передвигаясь толпой или цепью, они шутили и спорили, бились об заклад, а иногда просто пели красивые гимны, которым их научил Келлхус. Глаза их сияли без каких-либо льстивых мыслей или устремлений, голоса были чистыми и громкими. Ахкеймиона это поначалу раздражало, но вскоре он присоединялся к ним, пораженный словами этих песнопений и переполненный радостью, которая позднее уже казалась невозможной – слишком простой, слишком глубокой. Затем он видел окруженную слугами, покачивающуюся в седле Эсменет или труп в придорожной траве – и вспоминал о цели путешествия.

Они направлялись на войну. Убивать. Они ехали завоевывать Святой Шайме.

В такие мгновения разница между его нынешним положением и временем, когда он был наставником Пройаса, проявлялась очень ясно, и нежность воспоминаний, заполнявшая все вокруг, превращалась в жесткость, холод и ощущение опасности.

О чем он вспоминал?

Священное воинство несколько дней шло маршем по одному из бесконечных ущелий, рассекавших предместья Энатпанеи, когда горстка длинноволосых варваров – сурду, как потом узнал Ахкеймион, – явилась к Келлхусу под знаком Бивня. Они сказали, что много столетий хранили айнритийское наследие и теперь желают выразить почтение тем, кто пришел их освободить. Они станут глазами Священного воинства, насколько смогут, и покажут Людям Бивня тайные проходы через нижние гряды Бетмуллы. Ахкеймион не расслышал из-за толпы всех слов, но увидел, как предводитель сурду преклонил колена и протянул Воину-Пророку кривой железный меч.

Непонятно, почему Келлхус приказал схватить варваров. Потом их подвергли пытке, и тогда открылось, что их подослал Фанайял, сын Каскамандри. Он присвоил себе титул отца и теперь собирал всех, кто у него еще оставался, в Шайме. Сурду и правда были айнрити, но Фанайял захватил их жен и детей, чтобы мужья увели Священное воинство в сторону. Похоже, новый падираджа был в отчаянии.

Келлхус приказал публично содрать с них кожу живьем.

Вид вождя с кривым мечом мучил Ахкеймиона весь остаток дня. Он опять был уверен, что уже видел что-то подобное – но не в Конрии. Это не могло быть… Тот меч, который он помнил, был бронзовым.

И вдруг он все понял. То, что казалось воспоминаниями, то, что наполняло все вокруг призрачным ощущением узнавания, не имело отношения к его пребыванию при конрийском дворе в качестве наставника Пройаса. Это даже не имело отношения к самому Ахкеймиону. Он вспоминал древнюю Куниюрию. Те времена, когда Сесватха воевал вместе с другим Анасуримбором… С верховным королем Кельмомасом.

Ахкеймиона всегда поражало, сколько всего в нем не принадлежало ему. Теперь же его потрясло осознание противоположного: он все больше становился тем, кем никогда не был и не должен был стать. Он превращался в Сесватху.

Когда-то давно прозрачная броня Снов давала ему некую неуязвимость. Того, что ему снилось, просто не существовало – по крайней мере, это происходило не с ним. Но, попав в Священное воинство, он вернулся в легенду. Пропасть между его жизнью и миром Сесватхи сужалась; по крайней мере, в том, чему он становился свидетелем. Но даже сейчас его существование оставалось банальным и жалким. Он вспоминал старую шутку Завета: «Сесватха никогда не ходил по нужде». То, что Ахкеймион переживал, всегда могло исчезнуть в безмерности того, что он видел в Снах.

Но теперь, когда он был наставником Воина-Пророка и его левой рукой?

В каком-то смысле он стал равен Сесватхе, если не превзошел его. В каком-то смысле он тоже больше не испражнялся. И осознания этого хватало, чтобы обделаться от страха.

Странно, но сами Сны уже не были так мучительны. Тиванраэ и Даглиаш снились чаще прочего, и Ахкеймион по-прежнему не мог понять, почему видения отражают тот или иной ритм событий. Они были подобны чайкам, что кружат в воздухе и чертят бесцельные узоры, напоминающие нечто близкое, но так и не складывающееся в ясную картину.

Он все еще просыпался с криком, но яркость Снов потускнела. Поначалу он связывал это с Эсменет. Он думал, что у каждого есть своя мера страданий: подобно вину на дне чаши, они могут плескаться, но никогда не перехлестывают через край. Однако тягостные дни в прошлом никогда не заканчивались спокойной ночью. Тогда он решил, что дело в Келлхусе. Это – как и все, что касалось Воина-Пророка, – стало казаться мучительно очевидным. Из-за Келлхуса масштаб настоящего не только совпадал с масштабом Снов, но и уравновешивал их надеждой.

Надежда… Какое странное слово.

Знает ли Консульт, что они сотворили? Как далеко способен видеть Голготтерат?