Дженнифер Нивен - С чистого листа

• Название: С чистого листа
• Автор: Дженнифер Нивен
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-104295-0

Все думают, что знают Либби Страут, ведь когда-то пресса окрестила ее «самым толстым подростком Америки». Но мало кому интересно, что Либби, пытаясь справиться со смертью матери, просто заедала свое горе. Теперь же она готова начать жизнь с чистого листа: пойти в старшие классы, встретить новых друзей и, возможно, даже новую любовь…

Все думают, что знают Джека Масселина. Он – веселый и симпатичный парень, душа любой компании. Однако за этой маской Джек скрывает собственную тайну. Тайну, которая делает его еще более одиноким, чем Либби.

Встретившись, смогут ли они изменить друг друга и стать счастливыми? А еще доказать, что настоящая любовь смотрит глазами души…

---

– Где они?

– На трибунах. – Она по-прежнему икает, но уже не так сильно. Взгляд ее упирается в стену, и она начинает читать.

– Какого…

Мои глаза следуют за ее взглядом.

– Я знаю, верно? Думай о хорошем. По крайней мере на стене не твое имя.

Джек

Кам по-прежнему совершает круги почета, когда из здания школы выходят две девчонки. Одна из них чуть отстает, но другая шагает прямо через футбольное поле. Она бегло смотрит на нас, и наши взгляды встречаются. А потом она направляется прямиком к Каму.

Сначала он ее не замечает, что само по себе чудо, поскольку эта девушка совершенно громадных размеров. Но затем я понимаю, что он видит ее, прибавляет скорость, смеется и убегает прочь. Сет сидит очень прямо, словно пес, высматривающий белку, и бормочет:

– Какого черта?..

Как только девушка приближается к нему, Кам рвет вперед, словно на форсаже, а девчонка припускает за ним. Я вскакиваю на ноги, потому что это лучшее зрелище из всех, что я видел. В том смысле, что она летит.

Сет, как дурак, принимается хлопать в ладоши.

– Вот черт. – Он орет на Кама и ржет аж до синевы, топая ногами и пиная трибуны, а я все это время болею за девчонку.

– Беги! – реву я ей, хотя об этом никто не знает. – Давай! Нажимай! Напирай!

Наконец, Кам перелезает через забор и рвет по улице прочь от нас. Словно бешеная газель, девчонка вслед за ним преодолевает забор, и единственное, что мешает ей поймать Кама, – это грузовик, как раз в тот момент проносящийся по улице. Она стоит на тротуаре и пристально глядит вслед Каму, а потом идет, а не бежит обратно к школе. Она пересекает футбольное поле, и наши взгляды снова встречаются. Головы она не поворачивает, просто следит за мной глазами, и я с уверенностью говорю вам, что она жутко рассержена и раздосадована.

Шесть лет назад

Либби10 лет

Я захожу на игровую площадку, и Мозес Хант кричит мне:

– Эй, а вот и толстомясая! Как дела, жирдяйка?

– Сам жирдяй, – отвечаю я, хотя он вовсе и не такой, но я ведь тоже не толстая.

Он искоса смотрит на столпившихся вокруг него мальчишек, которые все время ходят за ним по пятам и повторяют все его проделки, даже когда он пукает или выкрикивает ругательные слова, которым его научили старшие братья. Он снова переводит взгляд на меня и собирается что-то сказать. И я знаю, что бы он там ни выдал, мне не хочется это выслушивать, поскольку никто не может сказать ничего хорошего ртом, который, похоже, только что проглотил лимон с косточками и кожурой.

Он раскрывает свой надутый и перекошенный от лимона рот и произносит:

– Тебя никто никогда не полюбит. Потому что ты жирная.

Я смотрю на ноги и на живот. Развожу в стороны руки. Если я жирная, то это для меня новость. Возможно, пышечка. Немного пухленькая. Но я ведь всегда была такой. Я пристально гляжу на Мозеса и на других мальчишек и девчонок у качелей. Насколько мне известно, я не выгляжу намного полнее любого из них.

– А по-моему, нет.

– Ну, значит, ты не только жирная, а еще и тупая. – Мальчишки просто падают от смеха. Лицо Мозеса стремительно приближается ко мне, как кулак, и он раскрывает рот так широко, что, похоже, там смогли бы угнездиться все голуби Амоса. – Мотай домой, толстомясая. Солнце не светит, когда ты выходишь… – Он распевает это на мотив колыбельной песенки. – Ты такая здоровенная, что луну заслоняешь. Мотай домой, толстомясая, домой, к себе в комнату…

«Сам тупой», – думаю я. И шагаю мимо него. Я направляюсь к качелям, где вижу Бейли Бишоп и других девчонок. Мозес оказывается прямо передо мной.

– Мотай домой, толстомясая…

Я делаю шаг в другую сторону, но он снова преграждает мне дорогу. Теперь я двигаюсь в сторону лесенок для лазания и качания, где могу спокойно посидеть. Но он снова встревает:

– Я не пущу тебя туда. А вдруг ты их сломаешь.

– Не сломаю. Я уже лазала по ним.

– А вдруг сломаешь. Твоя туша уже, наверное, расшатала фундамент. А в следующий раз, когда ты туда залезешь, все просто рухнет, чтоб я сдох. Может, вместе с площадкой. Наверное, ты тут все расшатываешь, пока стоишь. И наверняка мамашу свою придушила, когда села на нее.

Мальчишки продолжают умирать со смеху. Один из них катится по земле, хохоча во все горло.

Ростом я ниже Мозеса, но пристально смотрю в его темные, бездушные глаза. И все, что мне приходит на ум, это – впервые в жизни я узнаю́, что значит, когда меня ненавидят. Я вижу ненависть, словно она выпирает у него из зрачков.

Остаток перемены я стою, прислонившись к стене на краю площадки, и гадаю, что же я такого сделала Мозесу Ханту, что он меня возненавидел, и понимаю: что бы там ни было, возврата назад не случится. Мое нутро твердит мне: «Ты никогда ему не понравишься, что бы ты ни сделала, как бы ни похудела, как бы ни старалась относиться к нему по-хорошему». Это жуткое чувство. Ощущение, как что-то навсегда меняется. Будто приближаешься к углу улицы, заходишь за него, а лежащая впереди улица темна и безлюдна или же кишит дикими псами, но назад пути нет, только вперед, прямо в центр стаи.

Я слышу визг, и моя подруга Бейли Бишоп на лету прыгает с качелей, ногами стремясь к земле, возносясь к небу волосами, ярко-золотистыми, как восход солнца.

Я машу ей, но она меня не видит. Неужели она не замечает, что меня нет рядом? Я снова машу рукой, но она слишком поглощена бегом. Я думаю: «Будь я Бейли Бишоп, я бы тоже бегала». У нее такие длинные ноги, как столбы. «Будь я на месте Бейли Бишоп, тоже не высматривала бы, куда же делась подруга. Я бы просто бежала, бежала и бежала».

Настоящее время

Либби

Девушку зовут Айрис Энгельбрехт. Вот что я узнала за последние пять минут: она с рождения страдает избыточным весом благодаря сочетанию гипотериоза и еще чего-то под названием «синдром Кушинга». Родители ее в разводе, у нее две старшие сестры, и все у них в семье страдают избыточным весом.

– Тебе нужно рассказать обо всем директору.

– Нет, – качает головой Айрис.

Мы возвращаемся в школу, вокруг никого нет. Я пытаюсь увести ее в сторону главного здания, где находится кабинет директора, но Айрис все как-то мешкает.

– Я пойду с тобой.

– Не хочу усугублять ситуацию.

– Усугубляет ситуацию то, что Дэйв Камински думает, что может с тобой такое творить.

– Я не такая, как ты. – На самом деле, она подразумевает: «Я не такая храбрая, как ты».

– Тогда я сама пойду, – отхожу от нее.

– Не надо – Айрис догоняет меня. – То есть спасибо, что погналась за ним, но я хочу, чтобы все это дело замялось, а так не случится, если я обо всем расскажу. Наоборот, оно раздуется. Раздуется до того, что мне придется все время о нем думать, а я не хочу. Сегодня же первый школьный день.

И снова я слышу то, о чем она молчит: «Мне не хочется, чтобы все это преследовало меня целый год, даже если у меня есть полное право врезать ему по зубам».

С моим психологом, Рейчел Мендес, мы встречаемся в парке. В течение двух из последних трех лет мы видимся с ней каждый день. Еще когда я лежала в больнице, она стала первым человеком, кроме папы, кто заговорил со мной как с нормальной девчонкой. Чуть позже она стала моей домашней учительницей и своего рода сиделкой, остававшейся со мной, пока отец был на работе. Теперь она моя лучшая подруга, и мы встречаемся здесь раз в неделю.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Парни. Идиоты. Люди.

В центре парка раньше располагался зоосад, но его в 1986 году закрыли после того, как медведь попытался откусить одному из посетителей руку. От зоосада осталась широкая каменная плита, служившая основанием для медвежьей клетки. Мы сидим на ней и смотрим на площадку для гольфа, и я киплю от негодования, опасаясь, что у меня сейчас взорвется голова.

– Парень совершил гадость, а девушка, ставшая жертвой этой гадости, не хочет ничего рассказывать.

– А эта девушка в опасности?

– Нет. Парень, похоже, подумал, что это невинная шалость, но ему нельзя было так поступать, и это не должно сойти ему с рук.

– Мы не можем сражаться вместо других или вместе с другими в чужих битвах, как бы нам этого ни хотелось.

Но мы можем гоняться по улице за ублюдками, которые их терроризируют. Я думаю: как же проще была жизнь, когда я не могла выйти из дома. По телику целыми днями гоняли сериал «Сверхъестественное», и я читала, читала и читала плюс подглядывала в окно за соседскими мальчишками.

– Как твое чувство тревоги?

– Я жутко злюсь, но дышу.

– А что с едой?

– Стрессового влечения не было, однако день еще не закончился.

И мне предстоит вынести еще целый учебный год. Хотя я почти три года без эксцессов ела скучную и питательную пищу, Рейчел и мои врачи беспокоятся, что все может кончиться срывом в дикое, неуемное обжорство, потому что у меня расстроена психика. Они не понимают одного: дело тут вовсе не в еде. Пища никогда не была ответом на вопрос «Почему?». По крайней мере не прямым и не главным ответом.