Коллектив авторов - Исторический сборник «Память». Исследования и материалы

• Название: Исторический сборник «Память». Исследования и материалы
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4448-0865-8

В истории советского диссидентства исторический сборник «Память», пять выпусков которого вышли в 1976–1982 годах, занимает особое место. «Память» отличалась от других самиздатских и тамиздатских публикаций стремлением к научному, академическому и в то же время неподцензурному осмыслению прошлого. Фактически это была одна из первых попыток организовать в СССР независимое гуманитарное периодическое издание. В современной литературе, посвященной советскому диссидентскому движению, «Память» часто упоминается как важная веха в его истории. Однако настоящая книга является первым научным исследованием, посвященным непосредственно этому сборнику. Опираясь на неопубликованные материалы и интервью с участниками, авторы книги пытаются подробно описать, как возник замысел этого издания, воссоздать последовательность и механизм работы над каждым из пяти выпусков, а также проанализировать материалы сборника. Впервые определен круг авторов «Памяти», приведены данные об авторстве статей, названы источники публиковавшихся в сборнике воспоминаний и архивных материалов. В книгу также включены интервью с создателями «Памяти», проведенные в основном в 2013–2015 годах.

---

Начиная с 1965 года просталинские силы внутри аппарата интенсивно добивались реабилитации Сталина. Эти попытки не увенчались успехом: официального пересмотра решений XX и XXII съездов не произошло ни на XXIII съезде (в марте 1966), ни впоследствии. Но хотя большинство в Политбюро занимало нейтральную позицию в этом вопросе, в целом советское руководство сочло политически целесообразным положить конец разоблачению сталинских преступлений. Александр Бовин, работавший в то время в Центральном Комитете, вспоминал: «Послехрущевское руководство, мало что меняя на верхних, официальных, парадных этажах идеологии, дало понять “местам”, что желательно умерить антисталинские настроения, осадить “очернителей” нашей славной истории»[42]. Этот идеологический поворот выразился как в ужесточении цензуры и преследовании инакомыслящих историков, так и в появлении публикаций, подвергавших сомнению разоблачение культа личности. Однако действия властей были фактически негласными, и потому авторы различных обращений и писем протеста не переставали надеяться, что попытки реабилитации Сталина возможно прекратить.

Письма против реабилитации Сталина

Буббайер назвал «бомбардировку письмами» – как коллективных, так и индивидуальных – в числе основных стратегий диссидентов, видя в них проявление возрастающей «гражданской ответственности»[43] советской интеллигенции. По его оценке, письма протеста писались не столько для того, чтобы повлиять на официальный курс или облегчить участь невинно осужденных, сколько для того, чтобы публично отмежеваться от принятого во имя целого народа курса. В некотором смысле эти письма были средством «внутреннего освобождения»[44]. С такой оценкой можно согласиться, однако следует принимать во внимание постепенность этой эволюции.

Первая волна протестов пришлась на февраль – март 1966 года. В это время проходили и XXIII съезд партии, и суд над Даниэлем и Синявским. Первый открытый политический процесс постсталинской эпохи вызвал большую тревогу в среде интеллигенции. С приближением первого партийного съезда после отставки Хрущева и в связи с учащением выступлений в печати, «направленных, по сути дела, на частичную или косвенную реабилитацию Сталина», группа из 25 деятелей науки, искусства и литературы[45] во главе с Эрнстом Генри[46] направила письмо Л. Брежневу. Подписанты опасались возможного пересмотра решений XX и XXII съездов и предупреждали о появлении «серьезных расхождений внутри советского общества»: такой пересмотр решений «создал бы угрозу нового раскола в рядах мирового коммунистического движения, на этот раз между нами и компартиями Запада». И писем в этом духе было немало. Реабилитации Сталина на XXIII съезде не произошло, однако неосталинистские выступления в печати продолжались.

В сентябре 1967 года в связи с приближением 50-летия Октябрьской революции дети репрессированных коммунистов (43 человека) направили письмо в ЦК КПСС. Напуганные «культурной революцией» в Китае, они опасались повторения катастрофы, погубившей их семьи и их молодость. «Это не должно повториться. Возрождение прошлого ставит под удар идеи коммунизма, дискредитирует нашу систему, возводит в закономерность гибель миллионов невинных людей». Теперь необходимо рассказать «полную правду» о сталинских преступлениях, чтобы поднявшееся «общественное негодование» уничтожило все последствия культа личности. В частности, надо соорудить памятник жертвам репрессий, обещанный Хрущевым на XXII съезде. В заключение авторы письма призывали своих вождей не возвеличивать Сталина наряду с героями Октябрьской революции: «Имени же деспота не место на заменах партии»[47].

В 1968 г. И. Габай, Ю. Ким и П. Якир обратились к деятелям науки, культуры и искусства:

В течение нескольких лет в нашей общественной жизни намечаются зловещие симптомы реставрации сталинизма. Наиболее ярко проявляется это в повторении самых страшных деяний той эпохи – в организации жестоких процессов над людьми, которые посмели отстаивать свое достоинство и внутреннюю свободу, дерзнули думать и протестовать.

‹…› Каждое ваше молчание – ступенька для нового процесса над Даниэлем или Гинзбургом. Исподволь, с Вашего молчаливого согласия, может наступить новый 1937 год[48].

Большая доля антисталинских писем пришлась на год 90-летия Сталина. В январе 1969-го в журнале «Коммунист» выступили Голиков, Мурашов, Чхиквишвили, Шатагин и Шаумян[49]. В своей программной статье «За ленинскую партийность в освещении истории КПСС» авторы сетовали:

отдельные авторы вместо подлинной партийной критики ошибок и недостатков, связанных с культом личности, чернят героическую историю нашего государства и ленинской партии в период строительства социализма, изображают эти годы как сплошную цепь ошибок и неудач. ‹…›

КПСС вскрывала и впредь будет смело вскрывать недостатки и ошибки, возникшие в ходе великой созидательной работы. ‹…› Но подмена глубокого и всестороннего изучения героического опыта КПСС коллекционированием сомнительных фактов об ошибках и издержках, выпячивание и смакование недостатков и просчетов – дело недостойное, не имеющее ничего общего с научным исследованием[50].

Статья вызвала бурю ответных писем. Против нее открыто выступили Рой Медведев[51], Леонид Петровский[52] и Петр Якир[53]. В том, что неосталинистские нападки исходят от официального печатного органа ЦК КПСС, авторы этих обращений усматривали особую угрозу. «Таким образом, авторитетом центрального органа КПСС доведена до апогея продолжавшаяся несколько лет просталинская кампания», мрачно заключал Петр Якир. Рой Медведев писал:

…общая линия журнала «Коммунист» – линия согласованного наступления на весь тот курс партии, который был провозглашен на ее XX и XXII съездах ‹…› Более того, эта статья, опубликованная в официальном журнале ЦК КПСС, уже стала основой для деятельности комитетов по печати, издательств, редакционных коллегий, органов цензуры. Нам известно, однако, что эта статья не обсуждалась на Политбюро ЦК КПСС или на секретариате ЦК КПСС. Как же понять в этом случае выступления журнала «Коммунист»? Мы считаем, что его нельзя понять и оценить иначе, как фракционное выступление, наносящее вред единству нашей партии и всего коммунистического движения[54].

К концу десятилетия поток открытых писем против реабилитации Сталина стал иссякать – под деморализующим влиянием чехословацких событий и репрессий против инакомыслящих. Но, с другой стороны, среди авторов протестных писем и «подписантов» появились люди, готовые бороться до конца. Методы их борьбы качественно изменились, и к 1970 году они перешли от борьбы со сталинизмом к более широкой задаче – защите гражданских прав.

Таким образом, письма против возрождения культа личности сыграли значительную роль в формировании диссидентства. Однако затем, по мере того как внутри диссидентского движения начали формироваться различные – порой противоположные – политические направления, антисталинизм перестал служить объединяющим «правым делом» и потерял былое значение и остроту. Тем не менее нравственная задача «восстановления исторической правды», поставленная антисталинистами в 1960-х годах, сохранила актуальность и в 1970-х.

Призыв диссидентов к «восстановлению исторической правды»

Уже в 1960-х годах в антисталинских письмах прослеживается новый мотив: осуждение сталинских преступлений как нравственный долг перед памятью погибших. Призывы к восстановлению ленинских норм законности, вторящие официальному дискурсу, постепенно заменяются призывами к «восстановлению исторической правды». При этом слово «правда» подразумевает не столько научную истину, затемненную идеологически окрашенной риторикой, сколько справедливость для невинных жертв репрессий. Более того, включение в антисталинский дискурс нравственного мотива позволяет увязать борьбу против реабилитации Сталина с задачей предотвратить возрождение сталинизма. Таким образом призывы к гласности в отношении к недавнему прошлому постепенно перерастают в более широкие выступления за свободу слова.

«Убийство правдивого слова – оно ведь тоже идет оттуда, из сталинских окаянных времен», – писала Лидия Чуковская[55]. Лев Копелев не видел опасности в том, чтобы свои взгляды выражали также и неосталинисты; наоборот, запрет был бы равносилен возвращению «сталинизма под другим именем». И потому он призывал всех к открытому диалогу, ибо «больше всего сторонники и реставраторы культа Сталина страшатся свободного обмена мнений, гласности, конкретной исторической правды, настоящей марксисткой критики»[56].

Однако другие антисталинисты пессимистично замечали, что свобода слова соблюдается лишь в отношении их оппонентов. Григорий Свирский, выступая в Союзе советских писателей, говорил: «Искоренение дискуссионных книг – симптом особо опасный. Это значит – не нужны мыслящие люди. Мыслящий в условиях произвола – это, в потенции, инакомыслящий»[57].