Сью Клиболд - Дневники матери

• Название: Дневники матери
• Автор: Сью Клиболд
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-099475-5

20 апреля 1999 года Дилан Клиболд и Эрик Харрис вошли в здание старшей школы в городе Литлтонь, Колорадо, с заряженными ружьями. В течение нескольких минут они бы убили двенадцать учеников и одного учителя, а также ранили еще двадцать четыре человека перед тем, как совершить двойное самоубийство.

Сью Клиболд – мать Дилана – написала книгу «Дневник матери» после шестнадцати лет боли и стыда, терзаясь вопросом: почему ее сын так поступил, и могла ли она что-то изменить.

Это откровенная история их с сыном пути, который она анализирует, пытаясь найти признаки зарождавшихся в сыне проблем, чтобы помочь родителям не допустить ее ошибки, не закрывать глаза на происходящее, даже если это очень страшно и может ранить.

«Дневники матери» наполнены выстраданной мудростью, которая проливает свет на один из самых актуальных вопросов современности – психологические расстройства личности, которые ведут к насилию над собой и другими.

---

Около полуночи стало ясно, что нашим хозяевам пора ложиться спать. Весь день я хотела остаться наедине со своим горем, в тишине, чтобы сосредоточиться на непостижимой ситуации и потере сына. Но в тот момент я почувствовала ужас от того, что останусь одна с правдой, которую невозможно вымолвить.

Рут застелила свежие простыни на гостевые постели в подвале и оставила нас. Байрону пришлось спать на раскладной кровати в комнате нижнего этажа, расположенной прямо около свободной комнаты, где ночевали мы с Томом. Всю ночь я держала дверь открытой, чтобы видеть ногу Байрона под одеялом. Для меня жизненно важно было знать, что он там. Я проверяла эту ногу раз сто.

Когда дом погрузился в темноту, мы с Томом лежали рядом без сна, касаясь руками и плечами друг друга, чтобы хоть немного успокоиться. Мы потеряли нашего сына: Дилан был мертв. Мы не знали, где находится его тело и в каком оно состоянии. Мы не знали, покончил ли он с собой, или его убил полицейский, или же его собственный друг. Несмотря на ужасные вещи, которые мы слышали в новостях, мы все еще точно не знали, что же он сделал.

В ту первую ночь я была совершенно не способна принять мысль о том, что мой сын был вовлечен в чудовищное преступление, и я отказалась от нее. Вместо этого я придумала миллион альтернативных объяснений. Я не могла понять, как Дилан сумел заполучить оружие или зачем оно вообще ему понадобилось. Вместо этого меня мучили миллион других возможных вопросов. Был ли он обманом вовлечен в события, считая, что все снаряжение ненастоящее? Был ли это глупый розыгрыш, который плохо закончился? Может быть, его заставили участвовать под каким-либо давлением? Я говорила себе, что даже если мой сын и был частью того, что произошло, он необязательно застрелил кого-то. Мы с Томом всем сердцем верили, что Дилан не мог никого убить, и мы цеплялись за эту веру не просто часы или дни, а многие месяцы.

В долгие часы той ночи и в последующие дни мой разум только от случая к случаю посещала мысль о том, что были люди, пострадавшие от руки Дилана, но эта нестерпимая мысль ускользала так же быстро, как появлялась. Мне даже сейчас стыдно признаваться в этом. В то время я просто чувствовала себя как сумасшедшая. По многим признакам я ею и была.

После того, как Том заснул беспокойным сном, я укрыла голову подушкой, чтобы заглушить свои рыдания. В первый раз я полностью осознала, как появилось выражение «разбитое сердце» для описания страшного, громадного горя. Боль была настоящей, физической, как будто мое сердце действительно разбилось на неровные осколки у меня в груди. «Разбитое сердце» не было больше метафорой, а стало просто описанием.

Я не спала, и, пока я лежала, мои хаотичные мысли двигались по кругу, как это было весь день. Я сказала детективу, что в прошлые выходные Дилан с большой компанией своих друзей был на выпускном балу, и я все время возвращалась к воспоминаниям о той ночи и следующем дне. Я встала с постели, чтобы проверить сына, когда он рано утром вернулся домой после выпускного. Он великолепно провел время и поблагодарил меня за то, что я купила ему билет. Он танцевал! Не первый раз в жизни, что навело меня на размышления о том, что наш младший сын, казалось, всегда все делал правильно. «Я хорошо поработала с этим ребенком», – думала я про себя, возвращаясь в свою спальню той ночью. А каких-то семьдесят два часа спустя я, вся застыв, лежала в чужой кровати, и это чувство теплого удовлетворения сменилось смятением, нарастающим ужасом и скорбью. Совместить две эти реальности было невозможно.

За день до выпускного бала Дилан, сидя плечом к плечу с отцом, разглядывал поэтажные планы различных комнат в общежитии, сравнивая площади для разных вариантов. Имея рост шесть футов и четыре дюйма (и как человек, который никогда ни с кем не делил спальню), Дилан хотел удостовериться, что ему достанется такое большое помещение, какое только возможно. Тогда я смеялась, глядя на этих двоих, записывающих получившиеся суммы на оберточной бумаге. Это был количественный анализ, и это было так в духе Дилана – выбирать комнату в общежитии в колледже, используя математику.

Эти воспоминания были такими свежими, что все еще оставались живыми, и возвращение к ним привело меня в еще большее замешательство. Было ли это поведением человека, который готовится убить других и себя?

Это начало иметь смысл только тогда, когда я стала больше узнавать о людях, планирующих покончить с собой. Они часто строят вполне конкретные планы на будущее. Пережившие такой опыт члены семьи часто указывают на недавно купленные машины или заказанные круизы. Беседы с людьми, которые сами пережили попытку суицида, помогли ученым пролить свет на эту тайну. В некоторых случаях эти планы на будущее – это способ отвлечь озабоченных членов семьи и друзей от признаков суицидального поведения. Если вы волнуетесь о том, что близкий вам человек намеревается нанести себе вред, не ослабнут ли ваши подозрения, если он закажет круиз?

В других случаях такие планы являются просто знаком или симптомом по-настоящему изломанной логики, царящей в сознании самоубийцы. Они могут сигнализировать о двойственности, которую ощущает человек: желание жить в нем временами столь же сильно, как желание умереть. Человек, который намеревается нанести себе вред, может верить одновременно в обе реальности: и что отправится в отпуск на Карибские острова, и что покончит с собой до того, как ему предоставится шанс сделать это.

Тогда я ничего об этом не знала, и поэтому мысль о том, что Дилан горячо строил планы своей будущей жизни в колледже, одновременно планируя беспорядки с применением оружия, закончившиеся его собственной смертью, казалась абсурдной. И, таким образом, становилось еще более очевидно, что он не собирался принимать в этих событиях участия.

В последующие месяцы и годы мне много раз приходилось сталкиваться с тем, чего я не знала о своем сыне. Этот ящик Пандоры никогда не опустеет; я проведу остаток жизни, сопоставляя ребенка, которого я знала, с тем, что он сделал. Та ночь была последней, когда я могла удержать Дилана в своем сознании таким, каким я видела его при жизни: любящим сыном, братом и другом.

Так и прошла ночь. Когда серо-голубой рассвет, в конце концов, заглянул в подвальные окна, я все еще задавала – вначале Дилану, а потом и Богу – вопрос, который будет мучить и ошеломлять меня, который будет со мной до конца моей жизни: «Как ты мог? Как ты мог это сделать?»

Глава 3. Чья-то еще жизнь

Вчера в мою жизнь вошел самый страшный ночной кошмар, который только можно себе представить. Я даже не могу писать.

Запись в дневнике, 21 апреля 1999 года

На следующее утро у меня было ощущение, что меня без предупреждения перебросили в чью-то еще жизнь.

Всего месяц назад в наш город приехала моя старая подруга. Во время совместного обеда я сказала ей, что никогда не была более довольна жизнью, чем сейчас. Мне недавно минуло пятьдесят. У меня был любящий муж и брак, который выдержал двадцать восемь лет взлетов и падений. Байрон полностью содержал себя и снимал квартиру на двоих с другом. Все проблемы Дилана из-за эпизода, произошедшего в прошлом году, остались в прошлом, он проделал большую работу, чтобы вернуться на правильный путь. Сын уже вышел на финишную прямую перед окончанием школы и проводил время, встречаясь с друзьями и строя планы по поводу колледжа. У меня даже было немного свободного времени для рисования. Я сказала подруге, что самой большой заботой в моей жизни было ухудшающееся здоровье нашего пожилого кота Рокки.

20 апреля 1999 года я проснулась обыкновенной женой и матерью, счастливо ведущей свое семейство через повседневные заботы: работу, школу и домашние дела. Пролетело каких-то двадцать четыре часа, и я стала матерью всеми ненавидимого сумасшедшего стрелка, ответственного за самую страшную стрельбу в школе в истории. А Дилан, мой золотой мальчик, не только умер, но и стал массовым убийцей.

Этот разрыв был так огромен, что я никак не могла вместить его в голову. На протяжении той первой ночи в подвальной гостевой комнате дома Дона и Рут я смогла принять то, что Дилан умер, но мы с Томом все еще полностью отрицали, что он мог убивать других людей.

Больше всего из этих первых дней после Колумбайн вспоминается то, как мы могли такими странными и глупыми способами держаться за нереальность, укрывающую нас от правды, которую мы не могли принять. Но эти искажения не могли нас долго защищать от гнева окружающих или от становящейся все более явной правды о нашем сыне.

Дон и Рут были очень добры и щедры к нам, но они, как и абсолютно любой человек на их месте, оказались абсолютно беспомощны перед лицом нашего замешательства и горя.

Я едва могла говорить. Когда я открывала рот, чтобы что-нибудь сказать, чаще всего я сбивалась на половине мысли. Сама идея что-либо съесть была немыслимой: вилка в моей руке выглядела как некий чужеродный инструмент, а один только запах вкуснейшей стряпни Рут заставлял желудок переворачиваться.