Александр Образцов - Siltntium! Пугачевские дети (сборник)

• Название: Siltntium! Пугачевские дети (сборник)
• Автор: Александр Образцов
• Жанр: Русское современное

«Пугачев стоял на берегу реки напротив того места, где когда-то предстояло утонуть Чапаеву.

Он стоял в глубокой задумчивости, хотя если бы его внезапно вывели из нее, то он ни за что не смог бы вспомнить, о чем он думал конкретно.

Но эти минуты изменили его жизнь и жизнь страны: он решился…»

---

– Ты знаешь, что Киреева покупают квартирой в области? Что Вадим Боков требует три тысячи в месяц? Долларов! Понимаешь?.. Ты понимаешь, что второй год мы не потянем на всем твоем патриотизме? Что у нас был только один шанс – сразу выскочить во вторую лигу! За один сезон! Да я бы этот фарм-клуб разбил бы! Как пасхальное яйцо!

– Даже как сырое яйцо.

– Ты думаешь, что твой древнерусский город способен содержать вторую лигу? Мы его выдоили за один год!.. Деньги, Юра, деньги… Всё. Я пошел.

18

«ВРЕМЯ МУЖЕСТВЕННЫХ! МЫ ПОБЕДИМ!

Настал час испытаний. После триумфальной победы нашего любимого клуба „Текстильщик“ в первенстве области, когда оказались повержены все команды областного центра, когда наш родной „Текстильщик“ сделал все, и даже больше – мы раздавлены случившимся. Напомним этапы года.

Первую игру весной мы проиграли прошлогоднему чемпиону на его поле. Кто не помнит этого поражения? 1:4! Казалось, нашим надеждам не суждено сбыться. Казалось, наш город никогда не поднимется с колен. И дальше, когда мы вымучили две ничьи на своем поле. И дальше, когда только на финише первого круга мы с трудом зацепились за третье место…

А потом наступил час Петра Киреева! Вся наша команда как будто сбросила чары злого колдуна! Я напомню только фейерверк побед, не называя соперников – по этим победам все их вспомнят без подсказки. Вот они, эти победы второго круга: 3:2 (2 гола Киреева – и далее в скобках), 5:2 (3 гола), 1:0, 2:1 (1 гол), 4:2, 3:0 (2 гола), 9:0 (7 голов!!), 7:1 (5 голов!), 5:0 (3 гола), 11:0 (8 голов!), 1:0, и, наконец, последняя игра сезона, по снегу и грязи в областном центре с третьим призером „Машиностроителем“ – 8:2 (7 голов Петра Киреева!!)! Итого Петр Киреев забил в первенстве области 46 мячей. Это ли не заявка „Текстильщика“ на переходные игры с командой второй лиги, влачащей жалкое существование, так называемым „фарм-клубом“ нашей областной „Звезды“, влачащей не менее жалкое существование в первой лиге?!

Оказывается – нет. Не было еще случая, чтобы чемпиону области отказывали в переходных играх! И это случилось! Когда мы невиданно сильны! Когда даже „Звезда“ отказалась играть с нами товарищеский матч!

Но будем мужественны и сильны в час испытаний. Не всё продается и покупается, не всё решается в тиши кабинетов вдали от народа. Иногда народу надо сплотиться и помолчать недобрым молчанием, чтобы чиновники трепетали в своих кабинетных замках. Чтобы молчание народа говорило больше любых манифестаций и акций протеста.

Что ж, и в следующем году мы камень на камне не оставим от амбиций областного центра. Мы используем этот год для укрепления связей команды с населением нашего древнерусского города, для планомерной и целеустремленной учебы. Для фундаментального обоснования наших дальнейших шагов во вторую лигу российского футбола.

Время бить в набат! Весь следующий сезон мы посвятим тому, чтобы справедливость восторжествовала!

Наше дело правое, как говорили наши предки. Мы победим.

Ванда ПУШКАРЬ».

19

Киреева Голомазов видел в окно своего номера. Тот купил в киоске журнал, перелистал его. Потом засунул в карман куртки. Две девицы подлетели к нему, но так же и отлетели. Вид на излучину реки с дальним сосновым бором на том берегу сейчас, без снега, был рыжеват, свинцов. Киреев тоже засмотрелся на заречье. Решался. С третьего этажа его фигура была сплюснута. «Если Киреев уйдет, то я…» – не додумал Голомазов.

– К вам можно, Владислав Юрьевич?

– Входи, Петр. Садись. Я тебе в чай коньяка капну. Теперь тебе можно. Там всё можно. Когда уезжаешь?

– Да я не… В понедельник.

– Бумаги все подписал?

– Подписал.

– Крутанут они тебя. Надо было со мной посоветоваться. Очень тонкое это дело, Петр. Мы через три года будем в первой лиге и сменим там твою «Звезду». Так вот пойми, что ты нам тогда уже не нужен будешь. За три года ты там превратишься в чурку с ушами. Будешь стоять на линии штрафной и злится. Там другие законы, Петр. Там никто тебя уже не будет любить. Там тебя будут кушать. Ты договор кому давал читать? Матери?

– Матери.

– Что она? Плакала?

– Плакала.

– Он при тебе? Дай-ка я прочту.

Голомазов читал, читал… Затем начал медленно рвать бумагу на всё более мелкие клочки. Киреев сидел спокойно.

– Для тебя стараюсь.

– Я понимаю, Владислав Юрьевич.

– Веришь, что мы выйдем в премьер-лигу?

– Нет.

– А зачем остаешься?

– А я не остаюсь, Владислав Юрьевич. Это вы ксерокс порвали.

Голомазов помолчал.

– Я ведь действительно тебя не возьму, Петр.

– Я знаю. Мы бы с вами все равно разругались. Лучше раньше. Я же, Владислав Юрьевич, не очень футбол люблю, не то, что вы. Это для меня денежная работа, и всё. И я дальше первой лиги не собираюсь. Мне мое здоровье дороже.

– Ну, тогда давай. Двигай. Вон там выход. Руки не подам.

20

Голомазов уезжал тем же поездом, что и приехал год назад. Так же зеленели сосны на том берегу, так же…

Так же вокзал был мерзл и гулок. Так же…

А! Что там говорить…

Щебенка

– Что-о? – с удивлением и угрозой сказал Буцало, начальник района.

– Как? Да вы с ума сошли!

Он бросил трубку и побежал на причал.

Приемосдатчица практикантка Ухова стояла у горы гранитного щебня, напоминая то ли сюрреалистическую картину, то ли поговорку о горе, родившей мышь. Мышка была в джинсах, сзади торчал хвостик рыжих волос, а спереди – две задорные дульки.

Буцало остановился рядом с ней, посмотрел на гору и почесал затылок.

– Сколько здесь… – заговорил он сам с собой.

– Пятьдесят тысяч тонн, – с готовностью ответила Ухова.

– Ты откуда знаешь?

– Ну, приблизительно.

– Приблизительно… Всё взяли, до последней машины?

– Всё.

– Ну, ладно, – сказал Буцало, помолчав. – Пошли к тебе документы проверять.

Начали проверять документы.

Ухова поставила чай и, посмотрев на толстую шею Буцало, вздохнула. Что-то она последнее время начала замечать за собой нехорошие мысли при виде мужчин. Видимо, здесь грузчики были виноваты с их вольными разговорами.

– Ну и дьявольщина, – сказал Буцало, закуривая. – Нич-чего не пойму.

– Я, Иван Соломоныч, всё, как вы сказали, делала, – привычно испугалась Ухова.

– Да при чем тут ты… По бумажкам всё окей… Куда мне его девать?

– вдруг взорвался Буцало. – Днепрогэс строить, что ли, на даче?

– Списать… – нерешительно посоветовала Ухова.

– Ты на каком курсе учишься?

– На третьем. Чаю хотите?

– Вот. Окончить институт не успела, а уже в курсе. Налей.

Буцало пил чай и мрачно листал накладные.

– Так ведь лишнее – это хорошо. Если б не хватало… – сказала Ухова, пытаясь представить себя руководителем производства.

– Лишнее? Хорошо, да? А ты планирование изучала?

– Изучала.

– Так вот лишнего быть не должно. Если есть лишнее, то плохо поставлен учет. А за это мылят шею… Куда же мне ее девать, щебёнку чертову?..

– Но как же так, – спросила Ухова, мучаясь вместе с Буцало, – откуда лишнее?

– Откуда!.. А вот оттуда лишнее, что идет недогруз – везде! Пишут тыщу тонн – грузят восемьсот, везут восемьсот – выгружают шестьсот, на машины грузят четыреста. А по бумагам – тыща… И вот какой-то сукин сын начинает выдрючиваться! Пишет тыщу и грузит тыщу, тыщу выгружает, а я должен вертеться, как… как блоха! Если один такой попадает в производство, то производство летит в трубу! Поняла?

– Нет.

– Ты по философии рубишь хоть немного?

– Рублю.

– Так вот… Ты знаешь, что человеческое существование абсурдно по самому большому счету?

Ухова представила с одной стороны свои тайные мысли, а с другой – дела, которыми она вынуждена была заниматься в действительности – хотя бы эту гору щебёнки, и твердо ответила:

– Знаю.

Буцало удивленно покосился на нее и уже серьезно продолжал:

– А если существование абсурдно, то здравый смысл – это не что иное, как камуфляж, поняла? Это чтобы такие, как ты, не тронулись рассудком. Вот ты смотришь на эту щебёнку, и тебе кажется, что ты одна во всем мире – умная, а остальные – идиоты. Так?

– Так, – ответила Ухова, решившись быть абсолютно откровенной.

– Вот. И тебе начинает казаться, что ты – самое важное лицо в мире… Хотя все твои мысли у тебя в глазах нарисованы.

– Да что вы говорите? – высокомерно сказала Ухова. – И о чем я думаю сейчас, по-вашему?

Иван Соломоныч совсем уже пристально посмотрел ей в глаза и ответил:

– А ты думаешь – что это у него шея такая толстая? Какой он, думаешь, уже старый, но еще крепкий… Так? Дальше не надо?

Ухова так покраснела, что мочки ушей, казалось, вот-вот брызнут рубином.

Иван Соломоныч с едва заметной усмешкой некоторое время смотрел на полыхающую Ухову, находя в этом грустное удовольствие, и закончил так:

– Как тебя зовут-то?

– Марина…

– У тебя деньги есть свободные?

– Деньги?.. Есть… немного.