Татьяна Короткова - От первого лица. «Звездные» истории: о времени и о себе

• Название: От первого лица. «Звездные» истории: о времени и о себе
• Автор: Татьяна Короткова
• Жанр: Биографии и Мемуары

В этом сборнике биографических очерков журналист Татьяна Короткова поместила «звездные» истории от первого лица, записанные ею в разные годы для «толстых» журналов. Впервые люди, которых миллионы зрителей ежедневно видят на своих телеэкранах, говорят так откровенно, вспоминают детство, юность, первую любовь…

---

От первого лица «Звездные» истории: о времени и о себе Татьяна Короткова

© Татьяна Короткова, 2017

ISBN 978-5-4485-5261-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лев Гурыч Дорогов История одного незаслуженного актера

СЕРГЕЙ ДОРОГОВ

Недавно в ворохе старых бумаг нашел свою студенческую анкету. Любому занятно сравнить себя прошлого с собой настоящим. На вопрос: «кого бы вы хотели сыграть», я, первокурсник, тогда откликнулся с размахом. Первое – Гамлет, потому что Шекспир написал. Второе – Ленин, потому что его играл наш преподаватель. Третье – Лопахин, потому что Эфрос на эту роль взял Высоцкого…

Подержал я анкету в руке и вдруг понял: все сыграл! И Гамлета, и Ленина, и Лопахина. Пусть в скетч-шоу «6 кадров», но все-таки… Раз на в интернете всюду почему-то пишут, что я – «заслуженный артист России», и даже дату присвоения звания указывают – 2002-й, значит, чем-то, да заслужил, значит, недаром после спектаклей на гастролях ко мне бабушки с внуками подходят:

– Мы с вами ложимся, и с вами встаем!

В том смысле, что наше шоу «6 кадров» всегда рядом, всегда с народом – с утра до ночи… Только все-таки внесу поправку: хоть и отслужил я театру положенные для присвоения звания двадцать лет, я звания этого не имею. Артист я – незаслуженный.

Ролей сыграно много. Но по-настоящему любимым персонажем для меня так и остался Лев Гурыч Синичкин. Большое счастье – получить отличную характерную роль в самом начале пути. И большое напряжение – годами терпеливо ждать следующей роли, в которой ты вновь сможешь раскрыться в полную силу…

За «Синичкина» я и был принят в труппу «Сатирикона», этот театр с ярко выраженной индивидуальностью стал для нас с Федором Добронравовым, провинциальных воронежских актеров, «счастливым билетом». Но приняли меня лишь с третьей попытки, несмотря на рекомендацию Константина Райкина. Первый раз художественный совет «развернул» обратно в Воронеж. Райкин обнадежил: мол, не огорчайся, пустая формальность, пусть поиграют в демократию, годик переждем.

Федя в «Сатириконе» закрепился сразу. Все-таки, сорвали семейного человека с места, пригласили в Москву – ответственность. Он года не выждал – инициировал мой приезд уже через три месяца. Только и вторая попытка оказалась не лучше первой. Тогда Федору пришла блестящая идея – давай, говорит, Синичкина покажем. «Лев Гурыч Синичкин» – мой дипломный спектакль, переросший в большую репертуарную постановку. Водевиль имел невероятную популярность среди молодежи, народ просто толпами валил в наш маленький театр, стоящий посреди Центрального детского парка. А я сливался со своим персонажем, как перчатка с рукой! Да, водевиль – есть вещь…

Показавшись с «Синичкиным», я был принят в труппу «Сатирикона» безоговорочно. Весь состав худсовета жмурился от удовольствия, хохотал и умилялся, глядя, как мы с Федором живописуем сцены про гусара, барышню и приму-фурию. Всплескивали руками: ну вот, Сергей, можете!

Актерская стезя: жизнь – копейка, судьба – индейка. Все зависит от случая… Ну, или почти все.

У нас с Федей Добронравовым одна сюжетная линия жизни. Оба – сентябрьские, родились с разницей в день. На актерский факультет оба поступили лишь с четвертого захода, перед тем пришлось поработать в самой гуще народной: ему на заводе, мне – на стройке. И оба выбрали Воронежский институт искусств, поскольку столица «слезам не верила». Совпадений достаточно. И все-таки, при всей схожести, это разные истории.

Родился я в Казахстане, в городе Щукинске, цветущем оазисе между гор и озер, а вырос в молодом городе Рудный. Детство складывалось, как у большинства мальчишек в то время: вольная борьба, бокс, тяжелая атлетика – перебежки из одной спортивной секции в другую. Папа ушел из семьи еще до того, как я стал первоклассником, но, тем не менее, отношения не прекратились, родители сумели сохранить достоинство в ситуации развода. А потом на мое счастье я окунулся в мир театра. Тезка столичного «Современника» – наш самодеятельный театр располагался в городском ДК. Руководила театром выпускница Московского института культуры по имени Лилия, как и мои родители, в Казахстане она оказалась по комсомольской путевке.

Я был маленького роста. Когда меня буквально за руку привели в этот театр, Лилия очень обрадовалась: как раз ставили спектакль «Трень-брень» Погодина и нужен был мальчишка-озорник на главную роль. Я смотрел на «артистов» снизу вверх. Настоящие взрослые мужчины и женщины. Днем – путейцы, машинисты, экскаваторщики, вечером – мушкетеры, чеховские интеллигенты, танцовщицы. Люди стремились сюда сразу после работы, не всегда успевали переодеться и умыться, как следует. Занятия строились по программе театрального училища: этюды, разминки, наблюдения, анализ, репетиции. Денег артистам за самодеятельность никто не платил, но ноги сами «бежали» в ДК, актеры собирались по зову души, а публике на спектаклях мест не хватало. Кстати, в итоге профессионалами сцены оказались трое студийцев «Современника» – очень неплохой урожай для заштатного казахского городка.

Старшие надо мной постоянно подшучивали. Перед первой премьерой, когда я должен был радостно и легко вылететь из-за кулис с портфельчиком в руке, кто-то добрый подложил мне в портфель парочку кирпичей. Я и так волновался до потери пульса, а тут – рванул портфель и опешил: портфель был неподъемный! Но собрался с духом и боевое крещение прошел вполне успешно, зритель мою оторопь не заметил, хлопали и кричали «молодец»… Потом-то я узнал, что дебютанту обязательно следует стресс перебить стрессом. Сам стал устраивать такие актерские «засады», что мама не горюй…

Еще одно пристрастие из детства: игра на гитаре. Мне очень хотелось попасть в школьный ансамбль, и мама купила самую дешевую гитару, какая была в магазине. На бирке было написано «Super Star» и что-то еще – иероглифами. Но я оказался упертый. Твердые мозоли на пальцах, кепка и гитара-недоразумение из жеваной китайской бумаги быстро сделали меня лидером среди дворовой шпаны. Я пел модные песни, заправски подпиливал лады, а потом и вовсе приобрел отечественный инструмент и стал солидным человеком.

Сейчас у меня дома три гитары, немецкая, американская и корейская. Кстати, Витьке Добронравову первые уроки игры на гитаре давал я, но педагог из меня никакой, тут ангельское терпение нужно… Когда собираются компании, акустическая «американка», обязательный атрибут застолья, идет в ход. Раньше, случалось, ночами сидел, что-то подбирал-сочинял. Сейчас времени нет, съемки, антрепризы…

Я мог поступить в театральный вуз с первой же попытки. Приехал в Свердловск, мне там очень обрадовались, легко прошел три тура. Но на последнем этапе мастер, набиравший курс, узнал, что я занимался в народном театре и «снял меня с дистанции» с клеймом «испорчен художественной самодеятельностью».

Трагедия актерской профессии начинается с того, что педагоги, набирая курс, заранее знают, каким будет дипломный спектакль. И перед абитуриентами стоит задача вслепую попасть в эту «комплектацию». Про то, что видение мастера и твоя личная органика могут не совпадать, я уж и не говорю.

Свердловская история – первый рубец. Но мне было шестнадцать, в юношеском возрасте обиды переживаются не так остро. Я вернулся домой и поступил в институт рабочих профессий. Осенний призыв «обрубил» все вопросы. Отслужил, едва дождался дембельских погон. Демобилизовавшись, рванул с компанией ребят в Москву. Но опоздал – в июле практически во всех театральных вузах актерские курсы уже оказались набраны. Стало ясно: чтобы поступить в Москве – нужно там жить.

Стартовая позиция очередного «покорителя столицы» была далеко не самой плохой: 21 год, основательная «испорченность самодеятельностью» и 90 рублей в кармане. В Москве тогда на всех «проходных» висели объявления: «требуются». Остановился я у подруги своей знакомой. Переступаю чужой порог, там – муж. Покумекали, и он устроил меня к себе в «Мосфундаментстрой-4» СУ-185, бригада возводила американское посольство, была занята на реконструкции Кремлевской стены и прочих внушительных объектах.

Заселился в общежитие в Орехово-Борисово и стал капровщиком, или сваебойщиком – рабочим строительной машины для забивания свай. Работа немудреная: дергаешь за одну веревку – груз бьет на форсунку, смесь от давления взрывается, молот подлетает вверх и начинает стучать. Для того чтобы остановить движение, есть другая веревка. Я два раза едва успевал выскочить из-под сваи: то трос порвется, то вовремя не заглушится. Но риск хорошо оплачивался, на руки выходило по четыреста рублей в месяц, и через какое-то время я уже не знал, куда деньги девать.