Александр Бутенко - Если бы Конфуций был блондинкой

• Название: Если бы Конфуций был блондинкой
• Автор: Александр Бутенко
• Жанр: Эротика

Книга недорогая, содержит картинки, деструктивных демонов сознания не будит, можно легко доверить даже пенсионерам, депутатам и беременным без риска истерических реакций, рекомендована ангелами в человеческом обличье.

---

Если бы Конфуций был блондинкой Александр Бутенко

Иллюстратор Светлана Бутенко

Иллюстратор Дмитрий Алфёров

Дизайнер обложки Сергей Архандеев

© Александр Бутенко, 2017

© Светлана Бутенко, иллюстрации, 2017

© Дмитрий Алфёров, иллюстрации, 2017

© Сергей Архандеев, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-4449-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 0. Эпиграф

Весьма порой мешает мне заснуть

Волнующая, как ни поверни

Открывшаяся внезапно суть

Какой-нибудь немыслимой херни

(с) Игорь Губерман

Хто не пьет цяй, тот цьмо!

(с) Конфуций

Глава 1. Глория Мунди

Мой дед как-то присел, призадумался, подперев рукой подбородок. Потом вдруг выпалил:

– Скучно без славы. Чем бы мне прославиться? Пойти, что ли, церковь поджечь?..

Я его спросил:

– Так а как люди узнают, что это именно ты поджёг?

– А я буду стоять рядом и объяснять – видите, церковь горит? Это я поджёг! Во-о-от…

Камо грядеши: 65, 32

Глава 2. Арахисовое масло. Боже, храни Америку. И Китай

В первый раз я о нём узнал в школе – к нам приезжали американские христиане, привозили гуманитарную помощь.

Это сейчас никакого американца к нашей школе не подпустят на ружейный выстрел, повесят табличку с надписью «педофил», обольют смолой, вываляют в перьях, обоссут и подожгут, а тогда – приезжай кто хочешь, пропагандируй что хочешь.

Учителя забежали бледные, как библейский конь – «Американцы! Настоящие американцы! Вы смотрите, не смейте ничего говорить, не позорьте нас».

В чём могло заключаться опозоренье, никто не понял, но и без того самим было как-то волнительно – американцы, настоящие американцы – и где? У нас в школе! Вот чудеса!

Мы не знали, какие они. Я американцев представлял только по голливудским боевикам. Искренне считал, что погони и перестрелки в центре любого американского города – это нормально, суровые будни, больше у них ничего и не происходит.

Завидовал им, конечно же – у нас тут не стреляют, и никаких погонь – а у них вон и стреляют, и погони.

Жизнь у них настоящая, а мы прозябаем ни за грош.

Мы сидели в классе, переговаривались.

Влетела завуч и зашипела, как змея с отдавленным хвостом – «Тихо, тсс, тихо!».

Зашли ОНИ. Их было трое.

Двое мужичков, одна тётенька.

В то, что это американцы, сразу верилось – они были опрятные. Вроде бы такие же голубые рубашки, такие же в мелкий рубчик брюки, какие носят хронические инженеры в НИИ – но всё равно как-то по-другому. Так опрятно выглядят или американцы, или Свидетели Иеговы (иногда в одном флаконе).

Нога у тётки была в каких-то восстанавливающих перетяжках, после гипса.

Все трое улыбчивые – что необычно и само по себе, в наших-то широтах; ну и так, как американцы, у нас никто не улыбается – чтобы видно было до основания обе десны.

У нас так даже ослы скалиться не умеют – а они вон легко. Казалось вот-вот, и губа завернётся, как горящая в камине газета.

Тётка, дружелюбно улыбаясь, заговорила. Училка английского её переводила, хотя мы, даже с нашими скудными познаниями, в общем-то смысл улавливали.

Она рассказала, что они ездят по разным странам, везде, где люди нуждаются в помощи, бескорыстно помогают и несут благую весть.

Недавно ломала ногу, и вот теперь пока вынуждена ходить – она дружелюбно попыталась нас развеселить подмигиванием – в таких вот смешных манжетках.

Только самые отважные в этот момент рискнули улыбнуться уголками губ. Тишина стояла совершенно замогильная, каждый молчал, чтобы не опозориться.

Слышно было только, как что-то посвистывает – то ли ветер за окном, то ли чьё-то предобморочное дыхание.

В итоге, они просто начали ходить между рядами, робко клали каждому на парту пару книжечек – детская Библия и ещё какие-то, с картиночками, где совершенно диснеевский, хипповый Иисус с большими, влажными, как у оленёнка Бэмби глазами, трогал каких-то перекошенных страждущих, валяющихся посреди улицы в простынях.

Ещё каждому по апельсину – апельсины были совершенно точно иноземными – у нас таких не продавалось – большие, оттенка червонного золота.

А ещё – дали по куску хлеба, и начали намазывать сверху что-то, из большой банки, пестревшей иноземными словесами.

Это было оно, арахисовое масло.

Я тогда вообще не представлял, что такое существует.

Да, я ничего не знал об Элвисе Пресли, заработавшем на почве неадекватной любви к арахисовому маслу ожирение, приведшее его к скоропостижному отбросу коньков.

Учителя начали шикать – много не ешьте!

Это было божественно! Я на тот момент мало что пробовал вкуснее.

Я обожал арахис, но подумать не мог, что его можно вот так зрелищно намазывать на хлеб.

Но потом настал горький миг – американцы уехали, масло забрали с собой.

Я стал им завидовать еще более люто – мало того, что у них там перестрелки и погони, так еще и в перерывах между очередной погоней и перестрелкой они жрут арахисовое масло.

Боже, судьба моя горькая, зачем, зачем, Боже, зачем ты, диснеевский Иисус, послал меня сюда, в эту часть мира, где нет перестрелок, погонь и арахисового масла?!

Горе, горе мне, неразумному! Пеплом посыпаю главу свою.

Шли годы. Пропал формат разъезда американцев с гуманитарной помощью.

Начали скудновато, но появляться разные вкусности.

Дорогой, но иногда позволяемый, в наш макрокосм вполз Макдональдс. И остался.

Я ждал, ждал, когда оно появится, арахисовое масло.

И дождался. Оно появилось. Я стоял в магазине, и не верил глазам – peanut butter. Характерная баночка. Made in Texas.

Дорогая, конечно, но не дороже сладкой детской мечты.

Купил. Осторожно открыл. Вдыхал аромат и готов был расплакаться.

Это действительно было оно, после такой долгой разлуки. Мои мучения и терзания были вознаграждены.

Спасибо, Иисус! Прости, что я совсем не сберёг книжки с картинками тебя – они оказались неинтересными.

Когда пошла вся эта современная хренотня, ну, санкции там, вставание с колен и разная прочая дребедень – я в числе основного испугался за арахисовое масло. Оно ведь в Штатах делается, а Родина наша богата радетелями, которые мне начнут объяснять, что сегодня я играю джаз, завтра Родину продам, и оттого необходимо срочно отбросить от себя эту богопротивную гидру, запретить ввоз арахисового масла, а то, что и ввезли – давить бульдозерами на границе.

Ну, вы знаете, как оно у нас, что мне вам рассказывать.

А вот недавно наткнулся на масло, сделанное в Китае. Это уж вряд ли пропадёт.

По вкусу идентично.

Мне полегчало. Можно жить.

…Интересно, что стало с теми американцами, что угощали нас маслом и апельсинами? Погибли, небось, во время очередной перестрелки.

Камо грядеши: 73, 92

Глава 3. Поезд по России

Поезд по России – сто грамм и вперёд.

Она. За дверями вагона последнего. Она. В небеса провожали пропащего.

Должно быть, поезд – самый точный российский символ.

Дорога. Либо в абстрактное «домой», либо в абстрактную «чужбину». Ну, либо, тоже по-русски, этапом.

Стужа, за окном проносятся нескончаемые просторы, неприкаянная земля, вечно обречённая ждать хозяина.

Есть в этом особая, надрывная романтика. Есть что-то очень русское в стремлении взять билет в плацкартный вагон, и ехать – ехать, ехать, ехать… Просто ехать, ниоткуда и в никуда. То ли на полустанок детства, то ли на этаж, где отпевают.

Ехать ради дороги. Ради ощущения своей малости и ничтожности перед звенящей, холодной вечностью, где стирается грань между живыми и мёртвыми, где в воды Леты можно входить дважды, трижды, многажды.

Рассказы попутчиков об умершем зяте, родившейся дочери, уехавшем служить на Камчатку племяннике.

Обрывки чьих-то воспоминаний – стариковских сожалений об ушедшем, страданий о настоящем.

О будущем? Нет, о будущем говорят мало. Оно всегда абстрактное. Там вроде как должно стать лучше, несмотря на то, что день ото дня становится только хуже. Такой уж парадокс.

Дорога ради дороги.

Горький пакетик чая в стакане – не помощь в пути, он и есть путь, самоцель и Уроборос русского бытия. Влажный матрас, гремящие рундуки.

Люди, с серыми и голубыми глазами – едут в дорогу ради того, чтобы пить чай, слушать разговоры, дышать углём, сыроватым холодом плацкарта.