Александр Бутенко - Если бы Конфуций был блондинкой

• Название: Если бы Конфуций был блондинкой
• Автор: Александр Бутенко
• Жанр: Эротика

Книга недорогая, содержит картинки, деструктивных демонов сознания не будит, можно легко доверить даже пенсионерам, депутатам и беременным без риска истерических реакций, рекомендована ангелами в человеческом обличье.

---

Ощущать это дразнящее прикосновение – вот он, Смысл. Великий смысл всего и вся, вьётся как балтийская салака, шаркает хвостом – хватаешь его, а он выскальзывает. И вновь дразнится. Скручивается то в знак Ом, то в стихи тоскующего поэта, то в истину на дне винной бутылки.

Нигде так близко не дразнится иллюзия Постижения Смысла, как в поезде.

Лежишь на полке, насквозь прозаичная ситуация – а кажется, что абсолютно всё понял.

И неразборчивые голоса из динамиков полустанков – сладкоголосые сирены. И влажный матрас – ласковый плен.

Вечный фронтир – доехать, дойти, добрести. Поддержать тело горячим дошираком, смахнуть оцепенение дум.

Разбежаться от разгульности вагона-ресторана, палёной водки на последние, до великой медитации перестука колес.

Одиночества, расфасованные по полкам вагонов, как яйца в холодильнике. Как брикеты в морозилке.

Этот человек – мясо. Этот – брюква. Этот – банка пива. А этот уже испортился – выбросить пора.

А когда дорога подходит к концу, то даже самую яркую радость от возвращения в родные места вытесняет грусть – а Смысл вновь ускользнул. Вновь махнул хвостом и исчез. Подразнился, поматросил и бросил.

Ушёл соблазнять других.

Дорога завершается. До новой дороги, и нового горького пакета чая в гранёном стакане, в алюминиевом подстаканнике.

Камо грядеши: 60, 41

Глава 4. Как я уверовал в Бога

Дело было так: жил я ещё на Пятницком в Москве, а прямо под домом, в соседнем подъезде, был круглосуточный магазин.

Там продавалась сангрия. Настоящая испанская – вкусная до невероятности. Пьётся как компот, аж мурлыкаешь. А потом – хрясь, и хмель накрывает, приятный такой, южный, окутывающий.

И стоил тетрапак сангрии, как сейчас помню, 96 рублей. Дороже, чем в безакцизной Андорре, рае алкоголика, но вообще – почти даром за такую вкусноту.

А я выпить не дурак был. Но с деньгами сущая чересполосица – то есть они, а то мелочь на проезд собираю.

И вот – часов 11 вечера. Денег нет. Безумно, просто до одури, хочется сангрии.

Сотня, всего одна сотня деревянных рублей может спасти гиганта мысли, отца русской демократии, но этой сотни нет.

И возопиет гигант мысли, отец русской демократии.

Все юбилейные десятки и двушки уже израсходованы. Коллекционные два доллара одной купюрой – их и разменять негде, а ежель бы и было – на то время это меньше шестидесяти рублей.

Как неадекватный алкаш-подорва клянчить у продавщиц, увещевая, что завтра принесу? Не прокатит. Даже несмотря на то, что они меня в лицо знают – я завсегдатай.

Корешам позвонить? Да тоже, редко беспокоящая совесть восстаёт – звонит хмырь посреди ночи, сто рублей на сангрию клянчит – горестная картина. Не того желал я уважаемым мною людям.

Чё делать? Делать чё?!

Начал перерывать всё, в поисках сотни.

Посмотрел коллекцию денег, купюр и монет – ничего подходящего.

Перерыл зимние куртки – а вдруг где купюра осталась? Нет.

Перерываю одежду, потрошу книги, смотрю – может, где заначки есть? Я однажды нашел пятихатку в книге, осталась от жены после развода. Избалован прецедентом.

Перерываю и Бога молю – «Господи, яви чудо, ниспошли сотню! Ты вино в кровь превращаешь, чудны дела твои – тебе сотню мне ниспослать – тьфу, фигня».

Осталась крайнее – я взмолился: «Господи, яви чудо! Если явишь – я в тебя уверую!».

И вдруг… Я не понял, что произошло – я перерывал какую-то одежду, какие-то бумаги, коробки, что-то дёрнул, и прямёхонько после этих слов – не знаю откуда, наверное, правда материализовалась из воздуха – сотня. Новенькая ещё такая, как из станка, ровная – и красиво-красиво взлетела и, кружась, как январский снег, долго, зрелищно, вращаясь вдоль оси и по периметру, прокувыркалась в воздухе и легла на пол.

У меня дыхание перехватило. Тронул – настоящая.

Откуда? Ниоткуда!

Я на измене – держу в руках, боюсь, что она превратится в дым или резаную обёрточную бумагу – одеваюсь наскоро, валенки на босу ногу, иду в магазин.

Заветная полка – там сангрия (ещё не было ограничений на продажу алкоголя).

Беру её под мышку, протягиваю сотню.

Молюсь, чтобы это всё оказалось явью.

Мне дают 4 рубля сдачи, чек, и я оказываюсь за линией касс – с 4-мя рублями и тетрапаком восхитительнейшей сангрии.

Боже! Господи! Как же она была вкусна!

Она текла фруктовыми струями, как нектар, врачуя мою тревожную, израненную душу.

Там, где протекали сладкие ручьи – затягивались и врачевались рубцы.

Тетрапак был выпит, и это было ровно столько, сколько нужно для счастья.

С тех пор я уверовал в Бога. И даже не оттого, что обещания нужно выполнять – нет, я уверовал оттого, что это знамение. В такого Бога хочется уверовать.

И вот, с тех пор я верующий.

Не религиозный – боже упаси, религию я как считал опиумом для народа, так и считаю – а именно что верующий. Я совершенно точно знаю, что Бог есть. Он не может не есть.

И Дарвин – великий учёный, ноль базара, но всё-таки нас, человечество, создал Бог. Ну, или мы попали на эту планету с другой планеты, где нас создал Бог.

Камо грядеши: 29, 55

Глава 5. Москва-Сити. В назидание народам древности

Как быстро, на самом-то деле, проходят эпохи. Быстро и резко.

Остап Бендер как-то сказал своим спутникам, Козлевичу, Шуре Балаганову и Паниковскому, после сладкого сна в стоге сена, с одеколонным запахом, и выпитого утром кувшина топлёного молока: «Молоко и сено, что может быть лучше! Всегда думаешь – это я ещё успею. Ещё много будет в моей жизни молока и сена. А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили».

Всё, что мы делаем, видим в жизни – когда-то увидим в последний раз.

И всё, до чего мы дотронулись сегодня – в этом дне и останется.

Каждый день мы что-то проживаем в последний раз. И никогда не узнаем, что именно.

Как много ссылаются на время излёта СССР, на дикие 90-е. Мама дорогая – а ведь это всё уже 20—30 лет назад было.

Даже десятилетие с символичным названием «нулевые» – и то, оно ведь уже давно завершилось. А мы этого как-то не заметили, мои бедные друзья.

Были в 90-е, в нулевые, персонажи, которые казались небожителями – олигархи, политики, приближенные к телу.

Где они все?

Падших с Олимпа очень быстро забывают.

Была эпоха быстрых карьер. «Новые русские». Кончилась эпоха. И анекдоты про новых русских тоже кончились.

Была эпоха затяжной, очной войны на Кавказе, болота, из которого, казалось, ни на одном бульдозере не выехать. Кончилась.

Были нулевые, время обжиралова. Время сумасшедших цен на нефть.

Мы, простые обыватели, попали в странную прослойку, ошибочно сопоставляемую с мифическим «средним классом». Это такой класс, у которого денег уже чуть больше, чем нужно для выживания, но безнадёжно меньше, чем нужно для перехода на качественно иной уровень.

Как там в мульте про необратимость: «У тебя никогда не будет БМВ пятой модели. Никогда не будет квартиры в Алых Парусах. К тому времени, когда ты на это, может быть, и заработаешь – и тебе это будет не нужно, и ты никому не будешь нужен».

Что делать в такой ситуации? Только жрать. С горя и радости.

Настало странное время – во все забегаловки и рестораны не попасть. В иные стояла очередь, ждали, пока освободятся столики.

Все срочно начали разбираться в суши и сашими, рассказывать повару-узбеку премудрости приготовления рыбы фугу и настоящего ирландского кофе. Мудрствовать о различиях гаспаччо. Козырять именами богемных коктейлей.

Денег было – жопой жри.

Пришёл в Альфа-банк просить кредит на миллион с мутными документами – отказали. Доехал до другого отделения Альфа-банка же – выдали. С лёгкой даже брезгливостью, словно эти миллионы напоминают им о собственной никчемности.

В стране стояли заводы, деградировала провинция, но в столицах крутились дурные, огромные деньги. Никто не знал, что с ними делать, а они прибывали, как из волшебного горшочка.

Было ощущение киберпанка, полной виртуальности происходящего. Каждый себя воспринимал как персонажа какого-то бессмысленного, но красочного фильма.

Идея не важна, но был важен экшн. Действие в его чистом виде. Эдакий Джон Ву, если кто-то понимает, о чём я, и помнит, кто это такой.

Жизнь текла по ночам. К 9 – 10 вечера просыпались и ехали в ночное. Куда? В клубы, на концерты. В бары, где текло рекой бухло. На квартиры к случайным знакомым.

Всегда находились деньги. Я тогда занимался криминалом – был организатором лохотронов, на бедность не жаловался.