Татьяна Шарпарь - Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

• Название: Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь
• Автор: Татьяна Шарпарь
• Жанр: Детектив

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.

---

Утром Наталья опять стояла около закрытой двери. Мимо нее проходили врачи, спешащие на смену, сестры, болтающие о своих делах, санитарки с тележками. Никто не выходил, чтобы рассказать о Полине. Наконец, к ней подошла девушка, по виду, сестричка, дала одноразовый халат, маску, шапочку и бахилы, и велела идти за ней. Реанимация была детская, но дети были старше года – гулливеры по сравнению с Натальиными лилипутами. Полина лежала в отдельной палате, вся увешанная проводами. Она не спала, но в лице было еще мало жизни. Глаза смотрели на Наталью безразлично.

– Она что, под седатацией? – спросила Наталья сопровождающую медсестру.

– Ой, я не знаю, я тут на практике. Вы зайдите в ординаторскую.

– А можно сюда врача пригласить? – Ой, я не знаю, я тут на практике. – Ну так спросите.

Практикантка вышла, а Наталья приоткрыла одеяло, которым была укрыта дочка. Под одеялом лежал Ольгин халат, надежно защищая маленькое тельце от боли и беды. Когда подошел врач, Наталья стояла на коленях перед кроватью и тихо плакала.

– Вы что, мамаша? Видите, ребенку лучше стало? Если будете здесь слезы лить, мы вас больше не пустим.

– Вы ее загружаете? – решила не поддаваться Наталья.

– Что значит, загружаете? – Она под седатацией? Он слегка оторопел. – Вы врач?

– Да, я анестезиолог-реаниматолог, работаю в реанимации новорожденных.

– Тогда другой разговор.

И врач толково изложил Наталье диагноз, план лечения и предполагаемый прогноз. Наталья мысленно выдохнула – малышка попала в руки профессионалов.

– Одна просьба, – сказала Наталья, уходя, – оставьте ей халат, которым она укрыта. Это наш талисман.

…Ольгин халат согревал и давал надежду. Стало тепло, спокойно. Как-то надо выдержать сегодняшний вечер, не заплакать, не поддаться общему настроению поминок. Надо держаться, тем более что рядом будет такой мужчина. Хотелось бы все-таки, узнать, в чем он будет. Если придет в темном костюме, сразу выделится из их команды. Ведь они решили, что не будут сегодня надевать траур. Толя даже скомандовал, в нарушение всего дресс-кода, что мужчины, то есть он и Саша, будут в белом, а женщины: Наталья, Полина и Танюша – в ярких вечерних платьях. Поэтому для Полины куплен розовый наряд, для Татьяны – яркокрасный, а для Натальи – синий.

Братья относились к Наталье как-то теплее, что ли, чем к Ольге. Может быть, потому что они хорошо знали ее, когда она была ребенком. А Ольга была всегда где-то в заоблачных далях оперного искусства, которое совсем не принадлежало народу, а было доступно только избранным.

Ольга с гордостью приводила Наталью на спектакли, всегда усаживала на лучшие места. Машка была от Натальиной сестры в восторге. После того, как Ольга с ней познакомилась, она стала брать по две контрамарки на премьеры. На поклоне она всегда отыскивала глазами подружек и посылала им воздушный поцелуй. Сегодня вечер ее памяти.

Так, что-то вчера было под конец дня неприятное. Ах да, наркотики. Как могло случиться, что никто не догадался, куда они делись. Это же элементарно, Ватсон. Почему люди не видят того, что лежит у них под ногами? Допрашивали врачей, которые не имеют доступа к сейфу, сестер, которые сами за этот сейф отвечают, охранников на воротах, которые впервые услышали про то, что в каком-то сейфе хранятся наркотики, и никто не догадался подойти к…

– Вот ты где.

Наталья подняла голову и увидела Машку, торчащую из открытого на втором этаже окна.

– Машка, осторожно, выпадешь. – Не выпаду. – Выпадешь.

– А вот не выпаду! – Выпадешь!! – Нет!!!

– Девчонки, вы что орете? Спать хочется.

Анатолий прокричал это, высунув голову в форточку. Машка такой случай упустить, конечно, не могла.

– Как ваше драгоценное здоровье, Анатолий Дмитриевич? Как ваша костяная ноженька: шевелится ли?

– Шевелится, у меня все шевелится, Мария Викторовна.

Девчонки зашлись смехом. В их отделении шутить надо было осторожно, тщательно отбирая слова. Например, один раз их заведующий на очередной большой разборке, которую он устраивал для персонала примерно раз в год – клочья летели – грозно выдал следующее, имея в виду стерильность при обращении с венозными катетерами:

– Девочки, вы, когда за конец-то беретесь, руки мойте.

Сказал и сам испугался, потом смеялся вместе со всеми.

Так что Толино «шевеление» в отделении бы тоже пошло на ура. Они не были пошляками, просто специфика тяжелой работы была такова, что все научились радоваться, пусть даже незамысловатым шуточкам, смеяться по-доброму друг над другом, и находить в этом отдохновение для души. Иначе продержаться на такой работе было невозможно.

– Что вы смеетесь постоянно? – обиделся Анатолий.

– Ладно тебе, вылезай из своей берлоги, тут такое солнышко светит, сразу твою ногу вылечит. Какаяникакая, а физиотерапия.

Наталья посмотрела на брата и увидела, что он, задрав голову, внимательно смотрит на Машку.

Машка и в самом деле была хороша. Волосы в разные стороны, глаза блестят и щурятся от солнца, щеки румяные, стан изогнут на манер амфоры. Да уж! Есть на что посмотреть! Вот Толька и пялится. А Мария-то Викторовна на него и не взглянет. То плечиком поведет – это она умеет, то волосы рукой поправит. Не нравилось это все Наталье. То есть вот было бы здорово, если бы Толя Машку полюбил! Только полюбил, а не поиграл в любовь, а то ведь…

– Купаться кто-нибудь будет?

Из-за дома появился Саша в плавках с полотенцем на шее.

– Даже не вздумай! Холодно! – Танюша широко разводила руки, не давая ему пройти к бассейну.

Саша легко поднял жену, мимоходом поцеловал и поставил позади себя.

– Эх! О-го-го! Ура! – заорал он все сразу, прыгнув в воду.

Оттуда раздался визг, именно визг, потом урчание, а потом довольные похрюкивания. Видимо, вода основательно остыла за ночь.

Завтракали долго, с удовольствием. Вчерашний шашлык на поджаренном хлебе с зеленым лучком и укропчиком показался вкуснее, чем накануне.

– Это потому, что он выстоялся, – сказал Анатолий, ни на кого не глядя. – Мужчина тоже должен выстояться для женитьбы. Выгуляться, а потом выстояться.

– Как конь, – в тон ему подтвердила Машка.

– Вот что, Мария Викторовна, – задумчиво проговорил Анатолий, критически оглядывая ее фигуру, – какой вы носите размер?

– Размер чего? – спросила деловито Машка, пережевывая кусок шашлыка.

Толька почему-то смутился:

– Размер верхней одежды, ничего прочего я не предполагаю.

– Вы мне шубу изволите со своего плеча пожаловать, Анатолий Дмитриевич? – приняла эстафету Машка.

Наталья смотрела на них, открыв рот. Вот ведь какие театры на дому разыгрываются – Шекспиру не снилось!

– Я вам платье хочу купить на сегодняшний вечер в Большом театре, у меня билетик лишний есть.

Машка оскорбилась, поперхнулась, закашлялась, и между приступами кашля заорала:

– Я вам кто, содержанка? Я, между прочим, сама зарабатываю и одежды у меня полно на все случаи жизни, а платье я могу себе любое купить! А вы меня спросили, пойду я с вами на лишний билетик или не пойду? Что это, зря кралю свою отпустили, не с кем сегодня идти, а тут я подвернулась?

Толя молчал. Потом неожиданно легко встал, подошел к Машке, опустился перед ней на одно – здоровое, к счастью, колено, отчего нога в повязке вытянулась на манер удава в коме, и сказал задушевным голосом:

– Простите меня, Маша, я не подумал, что вы обидитесь. Прошу вас быть, – он выдержал эффектную паузу, во время которой все затаили дыхание, – моей спутницей на сегодняшний вечер и, возможно, если вы захотите, на последующие вечера тоже.

Легко встал, отряхнул колено, отошел от Машки, сел на свое место и с интересом стал ждать, что она ему ответит.

Машка откусила очередной кусочек шашлыка, запила его минералкой и сказала:

– Ладно.

Зрители в партере – Наталья, Саша и Танюшка – захлопали в ладоши. В это время со второго этажа раздался вопль:

– Мама, я утро проспала!

Это проснулась Полина, надо было бежать, целовать, вести умываться, выслушивать рассказы о том, что она видела во сне, высказывать свое мнение о чистоте щечек, еще и еще целовать. Как хорошо, что у нее есть дочка!

Алексей опаздывал на примерку спецодежды. Оказывается, на Мясницкой шла какая-то акция, об этом вчера трубили все средства массовой информации, а он не знал. Машину пришлось оставить на задворках, правда, под присмотром двух курсантиков милицейской школы, и теперь он пробирался сквозь толпу пешком, глядя на часы и досадуя на собственную непредусмотрительность. Мог поинтересоваться хотя бы в своем отделении, какие улицы будут сегодня перекрыты.

Иван Исаакович, любимый, известнейший московский милицейский портной, уже вышагивал в нетерпении перед манекеном, на котором красовался снежнобелый смокинг.

– Иван Исаакович, простите, опоздал.

– Не прощаю, вы – человек военный, опаздывать не должны. Но амнистирую по случаю вашей свадьбы.