Михаил Генделев - Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник)

• Название: Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник)
• Автор: Михаил Генделев
• Жанр: Поэзия
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4448-0811-5

В настоящей книге публикуется важная часть литературного наследия выдающегося русско-израильского поэта Михаила Генделева (1950–2009) в сопровождении реального, текстологического и интертекстуального комментария. Наряду с непубликовавшимися прежде или малоизвестными лирическими стихотворениями читатель найдет здесь поэму, тексты песен, шуточные стихи и стихи на случай, обширный блок переводов и переложений, избранную прозу (мемуарные очерки, фельетоны, публицистику, литературно-критические эссе), а помимо собственных произведений Генделева – ряд статей, посвященных различным аспектам его поэтики и текстологическому анализу его рукописей.

---

Смелая декларация была перечеркнута уже в 2004 г., когда Генделев выпустил книгу стихотворений и поэм Легкая музыка. В 2006 г. за ней последовала книга Из русской поэзии. Последней книгой поэта стал вышедший в 2008 г. сборник Любовь война и смерть в воспоминаниях современника, куда вошли Легкая музыка, Из русской поэзии и не издававшаяся отдельно поэтическая книга Памяти Пушкина. В 2008 г. был также выпущен компакт-диск Генделева Записки военного энтомолога с авторским чтением стихов.

К этому времени болезнь заставила Генделева перебраться в Иерусалим. Его состояние продолжало ухудшаться, несмотря на перенесенную операцию по резекции верхушек легких. К себе в «мансарду» по крутой лестнице подниматься он был не в состоянии. Генделев снял квартиру на бульваре Бен-Маймон в респектабельной Рехавии, передвигался все чаще на электрической инвалидной коляске. Неисправимый жизнелюб, Генделев и здесь находил источник веселья – он с лихими поворотами и гиканьем гонял на коляске по иерусалимским улицам, напялив ковбойскую шляпу, колониальный шлем или котелок «под костюм» и галстук-бабочку.

В июне 2008 г. у Генделева и Н. Коноплевой родилась в Иерусалиме дочь Серафима.

Несомненно, поэт смог так долго бороться с болезнью исключительно благодаря своей неизбывной витальности и бескорыстной духовной и материальной помощи многочисленных друзей. Но теперь единственной надеждой оставалась пересадка легких.

В начале февраля 2009 г. Генделев написал свое последнее стихотворение под названием Первая баллада бульвара Бен-Маймон. 10 февраля около 8 вечера раздался звонок из больницы – найден донор. Решать следовало немедленно – и Генделев решился.

Операция оказалась неудачной и осложнилась послеоперационной инфекцией. В ночь на 30 марта 2009 г. Михаил Генделев умер в больнице Бейлинсон под Петах-Тиквой. За несколько часов до смерти он сложил из карточек-букв (говорить не мог из-за трубки в горле) слова «не могу» и попросил поставить на маленьком проигрывателе диск со своими стихами.

Поэт был похоронен на кладбище Гиват-Шауль в Иерусалиме.

Стихотворения. Поэма

Стансы

Из жерла алого на черном небе дня
Круги сужая в воздухе неслышно
Ловец меня, охочий до меня —
лакать и пить расклеванные вишни.
Шипи, шипи сухая кровь, и злись
мой ум наследный, ум змеи и змея —
лижи и вылижи живую эту слизь
в пустой и каменной ладони Иудеи.

Зачем меня оставил одного?
Зачем я пережил тебя на свете?
Пустынный Бог. Не влажен рот его.
И грохот с уст его в долину сносит ветер.

Бекаа, Ливансентябрь 82

«Переводя Гвироля через тьму…»

Переводя Гвироля через тьму,
за известковое держа его запястье —
и нам уже
– не одному —
переходить течение несчастья.
В тумане берег твой, нельзя назад,
а впереди дымы сошли на воды
и – потому —
идем, мой страшный брат!
Плевать, что поводырь не помнит брода.

[1983]

«Когда в жару нагишом лежим…»

Когда в жару нагишом лежим
рифмуя с ножом окончание жил
стиль называется ориенталь
быть может это неважный стиль.

Но что поделать – закрой глаза
на отраженье полночных светил
на бедре на лбу животе и лбу
уже своем – что и ощутил.

Встань и выпей, поскольку пить
надо в хамсин – почему и пил —
и вспомни, что молнию ибн-Гвироль
недавно с летучею мышью сравнил.

Я так это вижу: сухая тьма
тихо, мило, пейзаж и уныл
и: бах! Большая летучая мышь
в сиянье мгновенном разлома крыл.

О Боже, дозволь мне увидеть дождь.

[1983]

«Слава! Желтый твой снег…»

Слава! Желтый твой снег,
Юность тоже далече.
Никого и здесь нет,
с коим был безупречен.
Только в тьмы стороне —
чем – как крыльями – нечем —
спирт порхает во сне
есть мою печень.

Говорил – а кому?
с кем на войлоке черном?
Ну – так в нашем дому
потолками просторно!
Ну так в нашем дому
и висеть одному
незазорно.
Придыхая в дыму
выси горней.

Воя б, как выгибал
стан зверюги свободной,
уж бы как погибал
я красно всенародно,
кабы да по губам
стих не мазал холодным.
По губам.

Жаль, нельзя перечесть,
то, чего не случилось.
Это чья – это месть —
это чья ж эта милость?
Там, где пение есть
горло и отворилось.

Значит – Глория нам!
Пусть и вечная память.
Пусть не по именам
станут в честь горлопанить.
Жаль – нельзя только нам
глянуть по сторонам —
негде голосу падать.

Иерусалимфевр. 83 г.

Последние куплеты для Аглаи

Не станет мне опять
любовь и непечаль,
а встанет черт зиять
у левого плеча,
где родинки печать,
где пляшет луч луны,
чтоб сердце отличать
от четной стороны.

А станет мне печаль.
А к полночи тоска
цитаткой про – проверещать
возьмется у виска,
прильнет и ляжет дрянь коза
лицо мое сосать,
в том месте, где луна сиять
в глаза втекает вспять.

И у меня была
любовь, жаль, кажись,
что не любовь прошла,
а вовсе даже – жизнь.
О, задержись в дверях!
Я остаюсь среди
уже не лиц, а рях
при черте позади.

Да при такой луне
куда ж ему еще,
когда его ко мне
куда уж как влечет,
его ко мне влечет,
меня же к вам, мадам,
Что не отдал еще
скажите – я отдам.

Впрочем представьте счет, причем
по памяти, мадам.
Но понимаю сам,
что мне не сниться вам.
И вам не сниться мне,
И нам не сниться нам.
Мы никакого серебра
не нажили добра.

Мельчает серебро
золототканно петь.
Знать было, раз прошло,
а что осталось ведь?
Осталось ремесло
выламывать комедь,
Конечно вам, мадам, назло
из духа выдуть медь.

Знать было, раз прошло,
и, коль на то пошло,
осталось пожелать,
чтоб не о чем жалеть.
А если есть о чем —
чего б и предпочел —
есть место, ангел мой, сиять
за правым за плечом.

Но видимо – луна —
и – право – несветла.
У нас, мадам, любовь была,
а где теперь она?
Она на всех парах
ту-ту, и сквозняки
в разинутых дверях
торчат как языки.

Увы, склонение зимы
неблагосклонно к нам,
а то примерили бы мы
себе пару панам,
дурную даром ли водил
компанью да на грех
на свет полуночных светил
порядочных потех.

В полуночи следил,
ступал на козий снег!
Я так давно один,
что это уже век.
Он был ли нехорош,
иль мы нехороши,
аль жид заначил грош
на упокой души?

Или схизматик-лях
залез на вдовий двор,
Иль прямо на пустых полях
нам пишут приговор,
что черт мой, лицемер,
диктует за спиной,
иль я, ваш кавалер,
заигрывал с луной?

Но я уже писал, мадам,
что жизнь – она длинна,
она одна, она бедна
событьями, а дам
в ней на четыре марьяжа,
а черт не шулер, чай?
И все равно в конце лежат
два джокера: «Прощай!»

Луна! Бегу смотреть!
Ущербная пока.
Печаль, мадам, не смерть,
И в том – моя рука.
Пока, мадам, пока!
Я ухожу в загул.
А те, кто по бокам, —
почетный караул.

Прощайте. В хадже пал
По несвятым местам.
Черт! Где-то запропал
четвертый капитан.
Прощайте, ухожу,
и вам пора домой.
Мне будет ровно как скажу,
вам – чудно, ангел мой.

февр. – март 83 г.Иерусалим

«Вот как умею так скажу молитву…»

Вот как умею так скажу молитву
Ох, было б серебро
да нету серебра
За то
что не перемигнулся с бритвой
косящей на запястье в пять утра

Я сволочь певчая
Я ангел некрещеный
прошу за вас
кому ложился на плечо
крылом своим
что я погиб прощенным
и жив еще за то что жив еще.

И в пять своих утра
наверно перед
погасшим светом не скажу, но все-таки пора
не в Бога
в вас
меня предавших, верю
Дурак, конечно
В 5 часов утра.

За вас молюсь моих любимых и красивых
За добрых за моих
Как больно от любви!
О как спасибо вам
за то что жил
о как спасибо
любимая моя
любимые мои!

Как с мышью ночью так со мной играет Шуман
Вам быть в раю!
что
без черновика в крови
За то что вместо смерти я пишу вам
Любимая моя
Любимые мои.

[1980-е]

«От Божьей кровли…»

От Божьей кровли проржавелый лист
– от страшной высоты оторвались —
кружась, ну а потом легко и косо
вниз! только ветр вытягивает в свист
как вьюгу с черепа седые косы.

Не закричи, когда увидишь ты
земля пустынна небеса пусты
безгласны ангелы и безголосы птицы
на камни падая и хрупкие кусты
не закричи! Тогда увидишь ты
что не с кем, в сущности, проститься.

Елена играет на лютне