Андрей Рудалёв - Никто кроме нас. Статьи о стране и народе

• Название: Никто кроме нас. Статьи о стране и народе
• Автор: Андрей Рудалёв
• Жанр: Публицистика

Андрей Рудалёв не идет на компромиссы, не стремится писать приятно, обтекаемо, витиевато. Высказывается прямо, смотрит на читателя в упор. Он отстаивает свои принципы, не боясь показаться неприятным, несимпатичным, даже враждебным… Его работы с удовольствием публикует периодика, но собрать и выпустить их под обложкой до сих пор никто не рискнул. Слишком крепкая книга получится. Что за принципы отстаивает Рудалёв? Это вам откроется в первом сборнике его публицистических статей «Никто кроме нас».

---

Или взять роман Михаила Тарковского «Тойота-Креста». В ней представлен своеобразный русский крест, соединяющий пространство. Дорога. Центробежный путь, который совершил сам автор, перестав быть столичным жителем и реализующий свою гражданскую позицию.

По этой дороге косяк праворульных машин бережно несет с востока «охотский туман в багажниках» и музыку соединения. В них чувство Родины, движения, пути, насыщенном важнейшим знанием, которое в центре, в столице часто утрачивается, его забывают. «Мне кажется, что там, где ты живёшь, забыли, что у орла две головы», – сказал герой москвичке Маше.

Книга – голос, преодолевающий иллюзию проклятия пространства, которое размывает знание о стране. Проклятия, создающего ложную мифологему «центр – периферия», по которой, чем дальше от центра, тем больше обреченность и пустынность: «у вас там ничего не знают о России. Вам кажется, что чем дальше от Москвы, тем жизнь слабее, и сначала действительно вроде как провал, а потом начинается совсем другое. И оно, может быть, и скудней, и голодней, но как-то святей, крепче… и вы так далеко от всего этого, не по расстоянию, конечно, а по духу».

Дорога с косяками машин не только собирает страну, но и срастворяется с человеком, прорезает его насквозь и наполняет «огромными пространствами земной плоти». Входит в душу тот же «охотский туман» и «прозрачный океан подступил ещё на вздох ветра и синел всего в нескольких тысячах вёрст». Так через дорогу проявляется чувство сопричастности с пространством, с территорией, которая становится соприродна человеку. Он, наполненный, обогащенный пространством, сам становится иным – огромным: «Оно так и велось в этих разреженных краях, где расстояния измерялись людьми, и локоть товарища так твердел сквозь оковалок безлюдья, что казалось, чем дальше к востоку, тем не то вёрсты короче, не то люди огромней».

Страна – огромный океан. С Запада идет волна, которая рикошетит обратно: «та правда, которая сочится из огромных западных городов, но, обтрепавшись, лишается лоска и, докатившись до океанского берега, оборачивается брошенными посёлками, землетрясениями и наводнениями, замирает на некоторое время, поразившись его синеве и силе, и, переродившись, возвращается, рикошетит, но не местью и злобой, а непостижимыми белыми машинами, словно выточенными из китовой кости и похожими на больших тихоокеанских чаек».

Нужно открыть «огромные ворота» внутри, устранить отгороженность, и тогда стихнут ураганы «над моей двуглавой головой», а Запад соединится с Востоком: «охотские туманы // Встретятся с балтийской синевой».

Праворульная машина, о которой так много говорится в книге, «иная точка приложения энергии», встречное движение с Востока страны: «И сами машины, отлитые совсем из особой, тугой и аскетичной плоти, нельзя назвать меньше чем явлением, и наступает оно с другой стороны жизни, и тем сильнее, чем удалённей и бедовее регион. И чем дальше на восток, тем их становится больше, и акулья плоть копится, набирает силу и достигает полной власти в Хабаровске, Владивостоке и Южно-Сахалинске. А потом на белых крыльях переносится на шестьсот вёрст на самый южный остров Курильской гряды.

И пролетает огромный пласт океана, синей кожи, отливающей на солнце, и тёмно-сизых вулканов, торчащих из облаков там, где в оторочке разбитых шхун и прибоя стоит последний остров. На его прибрежных меляках вода становится ярко-зелёной, и всё тонет в гигантских лопухах и в крике большеклювых ворон, и одеялом перетекают хребты то охотские, то тихоокеанские туманы». Разве это не высокая поэзия, причем совершенно естественная, живая без нарочитости и пустозвонной словесной шелухи?

Роман Тарковского – большое поэтическое полотно. Чутко уловленный голос огромной страны, ее хора, возникающего в момент встречи «охотского тумана» с «балтийской синевой». Главное уметь открыть «огромные ворота» и не терять знания о двух единых головах. Тогда и возникает музыка.

Молитва, ястребом взлетающая в небо

К 30-летнию своей творческой деятельности Александр Ф. Скляр записал удивительно духоподъемный альбом «Ястреб», в котором продемонстрировал все возможности своего мощного взлета. Практически за каждой композицией – богатый литературный подтекст, духовная и песенная отечественная традиция. Это одновременно музыкальный альбом, поэтический сборник, духовная практика и зов вперед.

«Ястреб» – световой столп, исходящий с неба на землю, и наоборот. Недаром Александр публикует в своем Фейсбуке фотографию световых столпов, поднимающихся от Соловецкого монастыря, и подписывает ее: «Родина духовная». Это синергия и симфония духовного делания, личного домостроительства и собирания в нераздельную общность миллионов – хор голосов, обращенных к Богу и ведущих неусыпную брань здесь на земле.

Альбом продуманный, выстроенный, симфоничный, прожитый, при этом все песни написаны в совершенно разных жанрах. Этим опять же объединяются разноплановые голоса и интонации: от хардкора до литании, от энергетических роковых композиций до баллад. Так он выстраивает свой крест – ястреба с раскрытыми крыльями. Все это молитва, ястребом взлетающая в небо.

Совершенно прав рэпер Рич, сказавший об альбоме: «В „Ястребе“ отчетливо видно, как автор сопереживает и живет всеми проблемами, надеждами и токами своей страны». Александр Ф. Скляр сам находится в этом светоносном столпе, сам будто горит и излучает свет согревающий и преображающий. Он демонстрирует пример цельности, гармонии. Его слово, невзирая на тональность и жанр песни, – молитва, а сам альбом в этом контексте воспринимается большим литургическим действом.

Если Захар Прилепин с тем же Ричем прокладывают «Дорогу на океан», то Скляр призывает «на Анзер». Идти и не сдаваться! Идти!

Анзер – один из соловецких островов, самое высокое место которого названо Голгофой. Это место погибели и подвига. Анзер с давних времен притягивал к себе молитвенников и подвижников, которые основали здесь скит и монастырь. Внимание, которое в последнее время приковывается к Соловкам, а через них и к русской духовной традиции, показывает четкий вектор на собирание отечественного духа, рассеянного, расшатанного в последние десятилетия.

Вперед и вверх на Голгофу, где земля соединяется с небом, где «ангелы сеют небесные зерна». Космологическая вертикаль проходит через сердце, через душу: «в сердце огонь, в душе моей ветер». Человек устремляется вверх, ведет брань в первую очередь с самим собой, «чтобы жить».

На Север! Ведь Север – это тоже верх, ближнее к ангелам место. Посмотрите на карту.

Это место, где всегда ветер и солнце. Даже когда его нет на небе – солнце в сердцах. «Солнце с нами, солнце в нас» – поет Скляр в заглавной песне «Анзер». Недаром еще писатель Федор Абрамов говорил, что на Севере люди – солнца.

С солнечным ветреным и духоподъемным «Анзером» соседствует в альбоме «Калечинка». Если «Анзер» – это космологический верх, то «Калечинка» – низ, ведь сама жизнь – ристалище ангелов и бесов. Радость и боль. Жизнь и смерть. Все рядом соположено.

В «Калечинке» исследуется именно этот вектор движения вниз. С горы катится камень, вслед за ним движется лавина. Вокруг все чужое и слепой огонь, который не освещает.

«Как прорваться теперь на свет»?

Ответ прост: вести все ту же брань «искать и не свернуть», ведь «человеки всегда на войне». Раны на этой битве – «калечинки», их следует прощать, врачевать, чтобы поставить человека на ноги, на путь вверх. Единственная рана смертельная – «свою Родину – душу предать». Ее нельзя простить, она не излечима. Родина это не только территория, а общность, духовная традиция, подвижнический путь вверх. Без нее человек неполный, с трещиной.

Скляр передает очень важное ощущение сопричастия внутреннего мира человека, его микрокосмоса и большого внешнего космоса. Человек не осколок, не блуждающий атом, отделенный от всего прочего, он единосущен своей Родине, которая в этом единстве становится его душой, а все вместе – световым столбом, обращенным к небесам.

Один в поле не воин. Так и нет этого отчуждения, нет одиночества. Человек, даже если он анахорет, ведет свою битву в составе полка, где и Бог, и ангелы, и святые, и братия. Путь вверх пронизывает все и всех, соединяет – это солнечный луч и ветер, поднимающий вверх. Предательство выбрасывает человека из этой целокупности, делает по-настоящему увечным.

Путь представлен и в «Ястребе». Ястреб в небе, мышь в траве. Двигающийся по горизонтали, по полю человек все ниже опускает голову и все более походит на суетливую мышь. Движение по полю без перспективы какого-либо холмика, какой-либо возможности взлета – жизнь в состоянии дремы. При этом «кружит ястреб выше, он зовет в далекий край» – туда, где был смысл, где был ты настоящий, с высоко поднятой головой и стремящийся вверх, а не погрязший в снежной плоскостной пустыне, путающей и обвивающей ноги. В этой полевой пустыне, погруженности в приземленное, нет никакой цели и смысла, а только грядущая погибель. Ее уже призывают воющие волки.