Макс Коллинз - Сделка

• Название: Сделка
• Автор: Макс Коллинз
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-87322-393-9

События романа «Сделка», главный герои которого – снова Натан Геллер, происходят во время Второй мировой войны. Детективу не суждено вернуться в Чикаго, чтобы принять участие в качестве свидетеля в судебном процессе над старыми знакомыми – Алем Капоне и Франком Нитти.

---

Это понятно. Вест-Гаррисон-стрит дала название самому неблагополучному району: здесь жили иммигранты, цветные, китайцы, которые приехали в эту страну в поисках Американской мечты, а столкнулись здесь с невеселой реальностью. Был там и непревзойденный квартал домов с красными фонарями, где трудились проститутки с кожей всех возможных цветов и оттенков.

– Полицейский участок наслаждается диетой, состоящей из убийств, перестрелок и ранений, – сказал Пеглер, притворяясь, что испытывает отвращение к тому, что рассказывает. – Судья Хопкингс периодически впадает в ярость и орет: «Бейлиф, а ну-ка приведи мне сюда парочку шлюх!» Судья обожал подшучивать над девицами; ему нравилось, когда они говорили, что у них нет денег заплатить штраф в пять долларов. «О, дорогая, думаю, ты сумеешь заплатить!» – говорил он и давал ей возможность расплатиться. Но он не был плохим судьей – нет, скорее, обычным. Да, нравы там были суровыми, их юмор напоминал юмор висельников, особенно шуточки судьи. Алкаши, наркоманы и другие правонарушители проходили постоянным парадом по этому участку. Ну и, конечно, местные леди тоже не обходили своим вниманием это заведение.

– А там, где шлюхи, – сказал я, – там сводничество.

Он улыбнулся, не из вежливости на сей раз, показав ряд зубов.

– Вы предвосхищаете мои слова. Мне это нравится. Да, это было в одном полицейском участке, кажется, на Гаррисон-стрит, хотя, возможно, память мне и изменяет, где я впервые увидел Вилли Биоффа. Он произвел на меня впечатление: ведь мне едва стукнуло восемнадцать, а этот сводник был на несколько лет меня моложе, на несколько. Судья спросил, сколько ему лет, и он гордо ответил: «Тринадцать». Его оштрафовали и отпустили. Но я его запомнил.

– Почему?

– Потому что он назвал свой возраст. Он был моложе меня по годам, но на вечность старше по развитию. Улица сделала это с ним, как сказали бы либералы, и, возможно, они были бы правы. Но даже в свои тринадцать Вилли понимал, кем он был и чем занимался. И его холодные, поросячьи глазки не выносили лондонского сострадания.

– У вас возникло это впечатление лишь за то короткое мгновение, когда вы встретили его в полицейском участке?

Пеглер демонстративно пожал плечами, его брови приподнялись.

– Видите ли, я видел Биоффа еще раз, через несколько месяцев. Его имя запомнилось мне: я сам начитанный человек, и имя этого человека напомнило мне одного из героев Диккенса. Вы когда-нибудь слыхали о старом кафе «Арсония»?

– Кажется, я тогда еще не родился. Это не салун Майка Фритцеля?

Кивнув, Пеглер, довольный моей памятью, сказал:

– Да, это еще до начала мировой войны. Дикое местечко. Подружка Фритцеля Гилда Грей позволяла поднимать себя на стойку бара, чтобы экспромтом сплясать там свой знаменитый шимми.

Судя по блеску в его глазах, этот танец оставил неизгладимое впечатление в памяти Пеглера.

– В любом случае, – продолжал он, потушив сигару и снова вынув свой золотой портсигар, – мы, репортеры, время от времени собирались в «Арсонии», где частенько можно было встретить проституток с их сутенерами и других ночных пташек.

– Вот тогда вы и встретили Биоффа еще раз?

– Точно так. Как и всякий хороший репортер, я внимательно осматривал этих существ. Для такого юнца, каким я был в то время, это была хорошая школа. Я встретил Биоффа, малолетнего сводника, на нем была шелковая рубашка, и он разговаривал с такими же, как он, типами. Он стоял, размахивая кружкой с пивом, содержимое которой то и дело расплескивалось на пол, пока он говорил. – Эти воспоминания, похоже, не были ему интересны, но помнил он все четко. – Я занял местечко возле стойки недалеко от них и стал слушать. Биофф вещал своим «коллегам» по сутенерству, как они заставляют девиц «ходить по струнке». У вас крепкий желудок, мистер Геллер?

– Я всю жизнь живу в Чикаго, мистер Пеглер.

– Интересное заявление. Ну так вот, что я услыхал: "Если девицу пристукнуть вполсилы, затем связать надлежащим образом, вы сможете набить ее... Пеглер замолк, покачав головой, – ...ее влагалище растолченным льдом. Они говорили мне, что внутри становится до того холодно, что создается ощущение, будто там огонь. Вы затыкаете отверстие, и девица орет что есть мочи! Но вы с места не двигаетесь. Зато после десяти минут такого «урока» они падают на колени, едва услышав от вас слово «лед». Пеглер закурил новую сигару, его руки дрожали. Я не осуждал его. Это была безобразная история.

– У вас такая память, какой позавидовал бы любой репортер, мистер Пеглер.

– Вы удивлены, что я это запомнил? – спросил он обиженно. – Я был впечатлительным восемнадцатилетним пареньком и слушал подробное и ужасное описание сексуального извращения от сопляка, который был на четыре или пять лет моложе меня. Сопляк, на полированных ногтях которого поблескивал свет, отражая его финансовое благополучие, в то время как я зарабатывал десять долларов в неделю. Так неужели вас удивляет, что я воспринял это как оскорбление?

Я уж не стал уточнять, что Пеглер, по сути, подслушивал и что Биофф имел единственной целью потрясти своих дружков-сутенеров. И я видел, что этот человек, как сущий мальчишка, был в полной уверенности, что оскорбили его.

– Через несколько лет я опять встретил его, в другом баре, – продолжал Пеглер, – в Норт-Сайде. Он мне показался знакомым, и я спросил пьяного приятеля, не знает ли он этого жирного, хорошо одетого маленького человечка, и мой приятель сказал мне: «Так это Вилли Биофф, сторонник профсоюза и сутенер».

– И, конечно, это имя тут же всплыло у вас в памяти. Когда это было?

– Кажется, в двадцать седьмом, – ответил Пеглер.

– Я не знал, что вы тогда были в Чикаго.

– Я не жил здесь. Я работал для «Трибьюн синдикат» и часто везде совался. Охотился за спортивными сенсациями, путешествовал. В Чикаго приезжал не один раз.

– Ясно.

– Но давайте вернемся к дню сегодняшнему, – сказал он, наклонившись вперед. – Если вы действительно читали мои фельетоны, то знаете, что я объявил что-то вроде войны против нечестных профсоюзов.

– Да-да.

Пеглер заводился, вытаращил глаза и уже не смотрел на меня.

– Гильдия газетчиков сделала все, чтобы я возненавидел юнионистов раз и навсегда: юнионизм это рассадник красных идей, а что до Американской федерации труда, огромной, надменной, коррумпированной, лицемерной, паразитической, то я...

– Я читал ваш фельетон, – перебил его я. Он начал меня раздражать. Мой отец был старым юнионистом, он сердце и душу отдал движению юнионистов, и хотя нападки Пеглера не были такими уж беспочвенными, они все же действовали на меня иначе, чем он предполагал.

Пеглер почувствовал это.

– Я бы хотел подчеркнуть, что идея юнионизма мне нравится, но она так быстро изменяется и превращается во что-то такое, что я просто ненавижу.

– Понятно.

– Во всяком случае, каждый год я устраиваю себе две-три развлекательные поездки по стране, подыскивая материалы для фельетонов. Я считаю себя репортером, и пока мне честно платят за то, чтобы я набирался впечатлений. Поэтому впечатления эти я собираю не в пустом месте. Мне периодически надо работать газетчиком. На прошлой неделе я был в Лос-Анджелесе, в этом современном Вавилоне, и там я набрел на стоящую историю. – Он полез за сигарой, но на мгновение задумался. – Я был на вечеринке, которую давал Джо Шенк, исполнительный продюсер киностудии «XX век Фокс». В большой компании среди голливудских звезд, директоров, продюсеров, шикарных украшений, коктейлей и икры я вдруг приметил знакомое лицо.

– Биофф?

Пеглер мрачно кивнул.

– Теперь это уже был не тот сопляк, по крайней мере, так казалось на расстоянии. Но эта жирная, круглая, улыбающаяся физиономия была та же, и когда я подошел ближе, то разглядел, что тяжелый взгляд его маленьких поросячьих глазок за стеклом очков в тонкой металлической оправе был таким же холодным и бесчеловечным. Конечно, он был хорошо одет, по голливудской моде: на нем был двубортный пиджак в тонкую полоску и носовой платок с монограммой «ВБ».

Если бы не инициалы, это было бы в точности описание костюма самого Пеглера.

– Я спросил своего приятеля, не Биофф ли это был, – сказал Пеглер, – и тот ответил: «Да, это он. Биофф – один из самых известных граждан. Вы бы хотели быть ему представлены?». Я ответил, что не пожал бы ему руки, даже если бы был в перчатках.

– Я и не знал, что Биофф был в Голливуде. Я даже не знал, кем он стал. Серьезно. – Я пожал плечами. – Я предполагал, что он все еще был связан с Брауном и профсоюзом работников сцены. Браун перевел свой офис на восточное побережье много лет назад.

Невеселая улыбка скривила большое лицо Пеглера.

– Да, а теперь он в Голливуде и находится там с тридцать пятого года. Я кое-что проверил. Поговорил с Артуром Унгером, издателем «Дейли вэрайети», и он сообщил мне, что профсоюз работников сцены теперь контролирует двадцать семь других профсоюзов. Браун, а на самом деле Биофф, контролирует не только работников сцены и кино, но и швейцаров, кассиров, носильщиков и театральных концессионеров, короче, всех, кто так или иначе связан с кинопроизводством. Сто семьдесят пять тысяч людей, которые регулярно платят взносы!