Наталья Богранд - Сказки бабушки Параски. Ярмарка в Крутоярах

• Название: Сказки бабушки Параски. Ярмарка в Крутоярах
• Автор: Наталья Богранд
• Жанр: Поэзия

События сказок бабушки Параски разворачиваются во второй половине 19 века и описывают один календарный год из жизни жителей маленького городка Посад. «Ярмарка в крутоярах» – это первая сказка из цикла, знакомящая читателя с героями и описывающая их приключения во время путешествия на ярмарку…

---

Кульбач: Вот те! Я-то не умаян?

Я с отчаянья отчаян.

Мой хомут – ярмо пудово!

Окрутили молодого,

Пожеланья не спрошая.

Маюсь, душу орошая,

Претворяясь бодрячком.

Вот хлебнул, и хвост торчком!

Оттого и пью «живицу»,

Раскудрит тя, рукавицу!

Кульбач был здорово под хмельком. Заметив намеренье Кульбачихи высказаться против, дед стукнул костыльком об пол, желая показать, кто в доме хозяин.

Кульбач: Цыц, старуха! Не перечь!

Супротив всегда навстречь

Так и выпрешься, как прыщ.

Говорю ж, молчи, отрыщь!

Сядь подаль, прижми хвосток.

Помни, баба, свой шесток!

С соседями, Еросимом и Креной, разговоры Кульбача о вопросам любви носили более откровенный характер.

Кульбач: Дед Кульбач хоть стар, линял,

Сколь подружек поменял

В те года – не перечесть!

А женился – не Бог весть,

На какой. Дурак дебильный!

Крена: Прям такой любвеобильный?

Кульбач: Дак в меня-то, безусловно,

Все влюблялись поголовно.

Я ж могучий был, рясной

И красавчик расписной!

Еросим: Почему теперь другой?

Кульбач: Поживи с такой ягой —

В лешего и превратишься!

Но умом обогатишься.

Крена: Но когда-то же любил.

Кульбач: Говорю ж тебе – дебил!

Слово вычитал в книжонке.

Так подходит гладко жёнке!

Что касаемо любви,

Есть у всех огонь в крови:

У собак, коней, коров,

Если молод и здоров.

Чувство – как лишай, болезь!

Хоть чешись, хоть весь облезь,

Не даёт тебе покоя.

Помешательство такое —

Как в тумане аль в дыму.

Сам себя впихнёшь в тюрьму

И как вечный срок мотаешь,

О свободе не мечтаешь.

Жисть назад не отлистать.

Еросим: Но она тебе под стать.

Кульбач: Допустимо, чтоб орёл

В жёны клушку приобрёл,

Аль подобие гусыни?

Только вот мечты о сыне…

Тут хоть бейся, хоть реви…

Еросим поспешил перевести разговор на любовное прошлое Кульбача, ибо тема бездетности была для деда наиболее горькой.

Еросим: Начиналось всё с любви.

Кульбач: Безусловно, всё с неё

Наказание моё.

А подумать, так приятней

Породниться с голубятней.

Там хоть воля, тут же – мрак!

Еросим: У тебя счастливый брак!

Кульбач: Брак счастливый? Вот те здрасьте!

Это счастье на контрасте.

Ведь когда милее нам? —

Когда всяк по сторонам.

Наше с ней супружество

Вовсе не содружество

И не битва за корону.

Я как Петр свою Феврону

Так любил, аж пламенел

Но с годами поумнел:

Не толкает к сумасбродству.

Престарелому сиротству

Той пустышке век обязан.

Господи, за что наказан?

И Кульбач затянул одну из своих частушек.

Кульбач: Для милóго Ванюшки

Пирожки да шанежки.

Для нелю́бого Егорки

Лишь сухарики да корки.

Сосед Миньша, вечно торчащий со своей Силовной на крылечке и долгими часами наблюдавший бесконечные пространные беседы Кульбача с постоянными визитёрами, иногда начинал рассуждать о смысле такого хлопотного существования соседей. При этом было непонятно, то ли сосед жалел деда, то ли сожалел, что сам не имеет такого широкого круга общения.

Миньша: Всем дедок необходим!

Ну а был бы нелюдим,

Дак кому б тогда он сдался?

Смерти бы уже заждался!

Не сидит он под замками.

Силовна: Люди ходят косяками.

Миньша: Дак не зря народ, чай, ходит!

Силовна: Кажный чё-нибудь находит:

Мужики – те выпивать,

Бабы – к бабке колдовать.

Миньша: Ну и что? А к нам с тобой

Не спешит народ гурьбой.

Жизнь – столетних черепах!

Силовна: Чтоб ворота нараспа́х?

Ой, не дай, Господь, Миней!

Мне отсюда всё видней.

Да и чем я помогу?

Колдовать же не могу!

Да и ты, Миней, дружок,

Все мосты давно посжёг

Те, что к выпивке вели.

Мы другое обрели:

Наслаждение покоем!

Калгатиться вдруг? Ни в коем,

Никогда и ни за что!

Не хочу иметь я то!

Жить спокойней без острастки

На своей родной терраске.

Нешто плохо нам вдвоём?

Своего мы не пропьём,

Не сдадим, не прогадаем.

Вон как славно восседаем!

Миньша: Всяки обстоятельства

Создают приятельство.

Если к людям ты с душой,

То прирост идёт большой.

Что сказать о самом Посаде? Получив когда-то по ошибке статус города, а затем и уезда, Посад по-своему процветал, и посадцы не уставали доказывать миру, что они ничем не хуже тех же повельцев, крутоярцев и даже звенигородцев. А там уже и до Москвы недалече. Петербург же считался городом особым, и по определению того же деда Кульбача хоть и был российским и русским, но «в заграничных портках», поэтому ни ровняться на него, ни тягаться с ним посадским жителям и в голову не приходило, о чём дед Кульбач разглагольствовал перед проезжим столичным начальником. Этот самый начальник оказался в Посаде проездом, и ему также «подфартило», что при въезде в город у коляски отскочило колесо, причём как раз напротив дома Кульбача. Пока кучер занимался поломкой, столичному чиновнику пришлось пообщаться с вышедшим за калитку Кульбачом.

Кульбач: Чем Посад наш знаменит?

Девственно себя хранит

Без равненья на иные

Переделки наносные.

Питер – главная столица!

Нам к такой не притулиться.

Пусть глядит надменным оком.

Тут у нас Москва под боком:

Вся в кокошниках, красна,

Как шкатулка расписна,

Вся в церквах да в позолоте!

И стоит не на болоте,

А на горках да холмах.

У неё велик размах!

Здесь идёт коронованье,

А в петровской – отпеванье.

Здесь короны благолеп,

Ну а там – роскошный склеп.

Это выдумка Петра.

Он в истории – гора!

Хоть Россею восславлял,

Только много вытравлял

Русского исконного.

Скажешь, толоконного?

А хотя бы и такого!

Нам родное – не окова!

Моды поменялись все.

Щас горгочут на франсе.

Где те исполинные

Образы былинные?

Здесь в глубинке задержались,

Да и то стыдливо сжались.

Не пойму, чего стыдиться?

Сто веков могём гордиться

Прежними победами.

Там в верхах уве́доми:

К своему пора вернуться.

Перед их устоем гнуться?

Не угоден свой устой?

Православный люд простой

Недоволен нищетой,

Как и праздничностью той.

Чиновник: Петербург другого вида.

Почему у вас обида

За Москву? Был Киев ране.

И у всех отличны грани.

Кульбач: Дак Москва – есть третий Рим!

Строим, строим, вновь горим.

Возведём, что краше нету!

Ты там близко к кабинету?

В гуще значимых голов

Поспрошал бы меж балов,

Чем Москва негодна стала?

Неужели отблистала?

Ведь она была первей!

Сколько звону от церквей,

Сколько шику, блеску в ней!

И она нам всё ж родней.

Ведь такие есть творенья —

Шаг в другое озаренье!

Мож вернём в Москву столицу,

Раскудрит тя, рукавицу?

Чиновник: Ваш чем славен городок?

Кульбач: Не один стоит годок,

Летопись свою листая,

Понемногу прирастая.

Строился, не торопился…

Чиновник: Как-то кучно он слепился.

Кульбач: Нешто это против правил?

Чиновник: Поровней б себя расправил.

Кульбач: Лучше в виде коридора?

Есть длина, да нет задора!

Наш, хоть город-невеличка,

Но округляй – как яичко!

И на вид – очарованье!

Чиновник: Удивляет и названье:

Лишь Посад! А чей?

Кульбач: Дак наш.

Лишь Посад – такая блажь!

Чьё-то имечко добавь —

Ссора! Боже, нас избавь

От всех распрей и скандалов!

Мы тут не из феодалов,

Дак кого вдруг предпочесть?

Можа каждому за честь,

Да не каждому по праву.

А потом ищи управу!

Все живём от ремесла.

Если в клюве принесла

Нам удачу птица-счастья

И тогда, когда безвластье,

И потом, когда налог.

Чиновник: И налог не выдрал клок?

Кульбач: Как же, щиплет! Знай латай

И обратно работáй!

Далеко нам до Европ!

Тут у нас кипрей, укроп

Да салоп из соболей.

Там – с свинячьих трюфелей

Вся еда. Бекон, маслины,

А салопчик из козлины!

Мы пьём бражку из «червивки»9,

Самогонные наливки,

Те – напиток можжевелый.

Там сырок заплесневелый,

Тут похлёбки, щи да кашка,

Квас да тю́рюшка-мака́шка.

И за это нам держаться,

А не в ихне обряжаться.

Тут своё бы сохранить,

На века укоренить.

Дед вспомнил, что эту же самую тему он не раз обсуждал и со своим студентом, и даже дискутировал с ним, досадуя, что мода на всё европейское вытесняет своё исконно русское.