Александр Назаренко - Древняя Русь и славяне

• Название: Древняя Русь и славяне
• Автор: Александр Назаренко
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91244-009-0

Сборник, издаваемый к 60-летию историка и филолога Александра Васильевича Назаренко, посвящен преимущественно истории Древней Руси. В нем собраны работы ученого главным образом последних лет, переиздаваемые в исправленном или сильно расширенном виде, а также новые статьи. Затронуты проблемы политического строя Руси XI–XII вв. (династические порядки и междукняжеские отношения, политическая история отдельных княжеств), истории церкви (становление и развитие епархиальной структуры Киевской митрополии, брачное право, феномен паломничества), государственной идеологии, историографии, топонимии (названия «Великороссия», «Малороссия», «Новороссия») и этимологии как древнерусского времени (название Киева), так и более раннего (скифский этноним «сколоты»). Этот корпус дополняют несколько работ по истории и историографии славян.

---

Неосуществимость в полной мере династических преобразований Владимира Мономаха, которые не сумели устоять против традиционного порядка, освященного к тому же авторитетом общерусского договора в Любече, означала одно – ив этом был прав провидец Мономах – крушение любечского строя. Неожиданной стала, пожалуй, только та стремительность, с которой оно наступило. Не успел Вячеслав Владимирович, севший в 1139 г. в Киеве после смерти брата Ярополка, осмотреться в столице, как уже через две недели оказался согнан беспокойным разрушителем устоев черниговским князем Всеволодом Ольговичем[282]. Тем самым был ниспровергнут главный принцип Любеча – отчинность киевского стола. Всеволод не только удержался в Киеве до самой своей смерти в 1146 г., но и пытался передать его своим младшим братьям – Игорю и Святославу. При этом он ссылался на практику времен Мономаха и Мстислава («Володимир посадил Мьстислава, сына своего, по собе в Киеве, а Мьстислав Ярополка, брата своего, а се я мольвлю, оже мя Бог поймет, то аз по собе даю брату своему Игореви Киев»)[283], сводя ее, вполне в духе своей политики, к сомнительному прецедентному праву киевского князя самому выбирать себе преемника. Так понимал дело не один Всеволод Ольгович. И Юрий Долгорукий, завещая в 1157 г. Ростовскую землю Михалку и Всеволоду, своим младшим сыновьям от второго брака[284], конечно же, подразумевал, что старшие Юрьевичи, занимавшие, как и старшие Мономаховичи в 1117 г., столы в Новгороде (Мстислав) и вокруг Киева (Глеб – в Переяславле, Борис – в Турове, Василько – в Поросье), должны были обеспечить переход киевского стола от отца либо к генеалогически старейшему из Юрьевичей Андрею Боголюбскому, либо к следующему по старшинству переяславскому князю Глебу. Таким образом, Юрий Владимирович собирался передать Киев своему сыну, минуя генеалогически старейшего двоюродного брата последнего – смоленского князя Ростислава Метиславича.

Таков был «гипноз» реформаторских действий Владимира Мономаха, при том что суть его легитимистского новаторства, как видно, оказалась не понятой, а сами реформы – не принятыми ни современниками князя, ни его потомками.

V. Была ли столица в Древней Руси? Некоторые сравнительно-исторические и терминологические наблюдения[285]

На первый взгляд вопрос, вынесенный в заглавие, выглядит не более чем претенциозно-скандальным. В самом деле, разве могут быть сомнения в том, что Киев имел полное право считаться столицей Руси в целом – по крайней мере в определенный период ее истории? Однако при более пристальном рассмотрении проблема оказывается не столь простой.

Столица – это город, в котором пребывает резиденция общегосударственной политической власти. Такое определение кажется трюизмом и вряд ли может быть оспорено. Следовательно, естественно было бы ожидать наличия столиц прежде всего и именно в тех средневековых государствах, которые обладали развитыми институтами политического единства. И тут историка подстерегает ряд сюрпризов.

Первым делом выясняется, что это вовсе не так и нетрудно обнаружить примеры политически единых государственных образований, столиц не знавших. Так, столицы как таковой не было ни во Франкской империи IX в. (это заметно, впрочем, уже во франкских удельных королевствах VI–VIII вв., несмотря на наличие преимущественных sedes regales вроде Суассона, Парижа, Орлеана и т. п. [286]), ни в Восточнофранкском, затем Германском, королевстве Х-XII столетий, в которых резиденции императоров и королей были рассеяны по обширным территориям государства, демонстрируя, в отношении концентрации, ряд центральных областей (Kernlandschaften). Объезд монархом и его двором этих резиденций (лат. sedes regiae, palatia > нем. Pfalz), выросших из центров фискального землевладения (villae, curies), был не только механизмом государственного управления, но и служил одной из манифестаций государственного единства. Этот феномен получил в немецкой историографии характерное название Reisekönigtum, или Wanderkönigtum – «разъезжающей королевской власти»[287].

На первый взгляд, такие королевские объезды до известной степени напоминают древнерусское полюдье-«кружение» (γύρα) князей и дружины в землях подвластных славян в X в.[288] – в той мере, в какой это последнее представляло собой не только способ сбора дани и кормления в зимнее время, но и, вне сомнения, своего рода демонстрацию персоны правителя, в которой, собственно, и визуализировалась политическая власть. Однако принципиальная разница – и особенно для занимающей нас темы – состояла в том, что практика Reisekönigtum влекла за собой создание разветвленной сети упомянутых королевских резиденций, которая, в сущности, делала излишней столицу как таковую; система же полюдья предполагала, совершенно напротив, единый центр властвования – Киев, который до середины X в. включительно и служил резиденцией для княжеского семейства in corpore, так что вся Русь делилась на две далеко не равных по размеру области – Киев (видимо, с некоторой достаточно узкой окрестностью), или «внутреннюю Русь», и всю остальную подвластную территорию, «внешнюю Русь» (εξω 'Ρωσία)[289]. Эта исконная коренная связь всего княжеского рода с Киевом не имеет ничего общего с многочисленными городами-резиденциями франкских королей как до Хлодвига, так и после него, и, полагаем, она сыграла свою роль в создании благоприятной почвы для восприятия впоследствии идеи государственной столицы (о чем пойдет речь ниже).

Вторая неожиданность состоит в том, что, например, в латинских средневековых текстах понятие «столица» на терминологическом уровне никакого соответствия себе не находит. Все термины этого семантического ряда в европейских языках – франц. capitale, нем. Hauptstadt, Residenz и т. π. – позднего происхождения и появляются только в новое время. Понятий, не имеющих названий, как известно, не бывает, и коль скоро не было термина, то, следовательно, не было и самого понятия[290].

В древнерусском языке термин столица тоже не зафиксирован[291] [292], зато известен его аналог – стол (реже – стольный город)1. Дело, однако, в том, что, вообще говоря, «столом» являлся не только Киев, но и целый ряд других городов Руси, по которым «сидели» многочисленные представители древнерусского княжеского семейства. Приведем только один, зато ранний и бесспорно аутентичный пример – запись дьяка Григория, писца «Остромирова евангелия» (1057 г.): «Изяславу же кънязу тогда предрьжащу обе власти, и отца своего Ярослава, и брата своего Володимира. Сам же Изяслав кънязь правлааше стол (здесь и далее выделено нами. – А. Н.) отца своего Ярослава Кыеве, а брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новегороде»[293].

В таком случае, если аналогия «столица» – «стол» правомерна, киевский стол должен был бы выделяться каким-либо специфическим определением или вообще именоваться как-либо иначе. Действительно, источники домонгольского времени знают применительно к Киеву два термина такого рода. Оба они весьма поучительны.

Первый из них недвусмысленно увязывает проблему столицы с более общей проблемой сеньората-старейшинства как особого политического института[294]. Так, «Повесть временных лет» в статье 1096 г. сообщает о приглашении киевского князя Святополка Изяславича и переяславского – Владимира Всеволодовича Мономаха, адресованном их двоюродному брату Олегу Святославичу, захватившему Чернигов, явиться в Киев для заключения договора (чтобы «поряд положити»): «Иди к брату своему Давидови, и придета Киеву, на стол отец и дед наших, яко то есть старейшей град в земли во всей (в списках группы Ипатьевского: «яко то есть старей в земле нашей». – А. Н.) – Киев»[295]. В так называемом «Слове на обновление Десятинной церкви» (которое датируется, как мы считаем, серединой XII в.[296]) Киев назван «старейшинствующим во градех», как киевский князь – «старейшинствующим в князех», а киевский митрополит – «старейшинствующим в святителех»: «Ныне же убо да веселуется старейшинствуя[й] в князех, яко воистину блажен есть, обладая скипетры твоими (ев. Климента Римского. – А. Н.) молбами <…> радуется старейшинствуя[й] в святителех, яко блажен есть прикасаася твоея святости <…> и да ликоствуют гражане старейшинствующаго во градех града нашего, яко блажени суть твоим заступлением»[297]. Как следствие, термины стольный град, стол иногда употребляются в качестве синонимичных термину старейший стол. Нестор в «Житии преподобного Феодосия Печерского» (80-90-е гг. XI столетия) так говорит об изгнании Изяслава Ярославича из Киева в 1073 г.: «прогнан бысть от града стольнааго». В данном случае «град стольный» – это не просто стол Изяслава как один из княжеских столов того времени (наряду, например, с Черниговом и Переяславлем, где сидели младшие братья Изяслава – Святослав и Всеволод), поскольку выражение «прогнан бысть от града стольнаго» звучало бы тогда бессмысленным плеоназмом. Содержание этого термина раскрывается в другом месте того же текста: печерский игумен велел Изяслава, хотя и изгнанного, «в ектении <…> поминати, яко стольному тому князю и старейшю всех»[298].