Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Том III. Время радикальных реформ. 1928–1940 гг.

• Название: История Мексиканской революции. Том III. Время радикальных реформ. 1928–1940 гг.
• Автор: Николай Платошкин
• Жанр: История

Период 1928–1940 годов находится в центре внимания последнего тома трилогии автора, посвящённой мексиканской революции XX века. Мексика, как и СССР, предпринимает рывок в сторону резкого ускорения экономического развития страны и создания собственной индустриальной базы. То же самое происходило в то время в Советском Союзе. И в Мексике, и в СССР ставка была сделана на радикализацию революционного процесса: на аграрную реформу и создание мощной национальной промышленности. Правительство президента Мексики Ласаро Карденаса проводило глубокие реформы под лозунгом выполнения обещаний революции и с учетом опыта советских преобразований. Именно поэтому изучение этого периода мексиканской истории – пика революции – представляет несомненный интерес для российского читателя. В результате событий 30-х годов были созданы политические системы, которые просуществовали в Мексике до 2000 года, в СССР – до 1991 года.

Итог революционной модернизации 30-х годов в Мексике и СССР был различным. Книга пытается дать ответ на главный вопрос – почему так произошло?

---

В своих мемуарах Портес Хиль совершенно безосновательно обвинял советского полпреда в Мексике Макара во вмешательстве во внутренние дела страны. К тому же, в отличие от своей предшественницы Коллонтай, Макар был, мол, человеком «малокультурным» и не стремился понять традиции и обычаи Мексики. Эти голословные утверждения Портеса Хиля не выдерживают никакой проверки фактами.

Александр Михайлович Макар был журналистом и, как показывают его докладные записки в центр, блестяще владел слогом. Имея опыт дипломатической работы в Италии, он уже перед приездом в Мехико знал немецкий, французский, английский языки, латынь и греческий. В Мексике он сразу же взялся за испанский и уже 3 сентября 1928 года перед показом в полпредстве фильма «Октябрь» произнес на нем вступительное слово, что с удовлетворением отметила отнюдь не левая мексиканская газета «Эль Универсаль»[128]. Никто из европейских дипломатов да и тот же Морроу знанием языка страны пребывания не блистал.

Кстати, 18 февраля 1929 года советское полпредство посетил Портес Хиль, что было единственным случаем такого рода – обычно в иностранные посольства президент страны не ходил. Что касается стремления познать традиции Мексики, то за себя говорит факт присвоения Макару 13 августа 1929 года звания почетного члена мексиканского географического и статистического общества. В в декабре того же года Макар прочел в обществе лекцию на испанском языке об экономике СССР. «Уважаемый дипломат сделал интереснейшее сообщение, – писала газета «Эксельсиор»[129].

Наиболее красноречиво об авторитете Макара в Мехико свидетельствует тот факт, что 7 ноября 1929 года на прием по случаю очередной годовщины Октябрьской революции в советское полпредство пришли 7 министров правительства, а также кандидат на пост президента от НРП Ортис Рубио. Таким вниманием не могло похвастаться ни одно посольство в Мехико.

Казалось, летнее обострение в отношениях между СССР и Мексикой прошло, хотя аресты мексиканских коммунистов в стране не прекращались, а напротив, даже усиливались. В этих условиях кандидат в президенты от Рабоче-крестьянского блока фактически был вынужден выйти из борьбы.

Естественно, меры мексиканских властей против компартии не могли не сказаться на отношениях между Мексикой и СССР, причем инициативу обострения взяло на себя именно мексиканское правительство.

Во время своих встреч с Макаром Портес Хиль приводил в пример Италию: там существует антикоммунистический режим, однако СССР поддерживает с этой страной хорошие отношения. И только с самыми дружественными СССР странами – Китаем и Мексикой – Москва ведет ожесточенную полемику. Пример Китая характерен, хотя говорит скорее против аргументации Портеса Хиля – и там, и в Мексике коммунистов не только арестовывали, но и убивали, и никаких хороших отношений с Чан Кайши Советский Союз, конечно, в то время не поддерживал. Наоборот, дело дошло до вооруженного советско-китайского конфликта на КВЖД, который спровоцировала именно китайская сторона.

Пишет Портес Хиль и о шпионаже против мексиканской дипмиссии в Москве, хотя ни один мексиканский посол протестов на этот счет не заявлял[130].

В декабре 1929 года мексиканское правительство решило разорвать дипломатические отношения с СССР. В конце года Москву покинул мексиканский посланник Сильва Эрцог, объяснивший Литвинову свой отъезд поручением правительства Мексики изучить ряд вопросов в Центральной Европе. В Берлине Сильва Эрцог встретился с поверенным в делах СССР в Германии Бродовским и говорил, что с оптимизмом смотрит на будущее советско-мексиканских отношений и скоро вернется в Москву[131]. Это было неправдой.

6 января 1930 года Макар присутствовал на традиционном новогоднем приеме для дипкорпуса во дворце Чапультепек, который устраивал Портес Хиль. А уже 23 января мексиканское правительство отозвало из Москвы весь состав своей дипмиссии, аргументировав это выступлениями против мексиканских посольств в ряде городов Европы и Латинской Америки. Всю ответственность за демонстрации протеста, не приводя каких-либо конкретных фактов, администрация Портеса Хиля свалила на СССР.

Но Москва все еще пыталась спасти положение. В беседе с корреспондентом ТАСС 2 февраля 1930 года Литвинов отметил, что «отношения между обеими странами и правительствами все время не оставляли желать ничего лучшего… Само собой разумеется, никаких конфликтов, ни политических, ни экономических, между Советским Союзом и дальней Мексикой не возникало и возникать не могло».[132] Приведенный мексиканским правительством аргумент о коммунистических интригах против Мексики, якобы поощряемых и направляемых СССР, Литвинов счел смехотворным: «Повод слишком смешной, чтобы на нем долго останавливаться, но так как никаких других причин для разрыва отношений не существует и мексиканским правительством не приведено, то остается предположить, что мексиканское правительство в данном случае действовало под давлением внешних сил»[133]. Намек на США был более чем прозрачным.

Однако правительство Мексики все же пошло на разрыв и предписало советскому полпредству покинуть страну. 8 февраля 1930 года Макар выехал из Мехико в Веракрус. Его провожали друживший и с первым полпредом Пестковским, и с самим Макаром министр промышленности и торговли де Негри и много других видных представителей общественной жизни Мексики.

9 февраля 1930 года мексиканская полиция совершила налет на советское полпредство, а в конце апреля был арестован и выслан торговый представитель СССР[134]. Установленные в 1924 году советско-мексиканские дипломатические отношения оказались разорванными по инициативе мексиканской стороны.

Взвалив на СССР ответственность за рост авторитета и активную деятельность мексиканской компартии, правительство Мексики весь 1929 год проводило аресты коммунистов, стараясь полностью ликвидировать партию.

К сожалению, и сама МКП ослабила себя. В июле 1929 года в подполье прошел пленум руководства партии, принявший решение о «большевизации» компартии. Под разными предлогами за прежние ошибки из партии исключили самых видных ее членов. Урсуло Гальван, лидер Национальной крестьянской лиги и опора коммунистического влияния на крестьянство, был исключен из партии как «агент буржуазии, предавший интересы пролетариата».[135] Гальван считал, что надо продолжать сотрудничать с правительством в реализации аграрной реформы.

Мотивы исключения Сикейроса были еще более странными: он поддерживал отношения с уругвайской поэтессой Бланкой Лус Брум, а та, в свою очередь, – с находившимся в Мексике в эмиграции никарагуанским патриотом Аугусто Сесаром Сандино. Однако МКП в то время прохладно относилась к Сандино, так как он поддерживал хорошие отношения с правительством Портеса Хиля. В связи с этим Сикейросу предписали по соображениям безопасности порвать контакты с Бланкой Лус Брум, которая в то время была его гражданской женой и имела трехлетнего ребенка от прежнего брака. Партия опасалась, что через Сандино мексиканская полиция сможет найти и арестовать последних находившихся еще на свободе членов руководства компартии. Сикейрос не захотел бросить свою жену без денег в чужой для нее стране, за что и был исключен как нарушитель партийной дисциплины.

Сам Сикейрос укрывался от полиции в консульстве Уругвая, но каждую ночь, обманывая бдительность полиции, навещал жену. 1 мая 1930 года его все же арестовали, когда он покинул консульство, чтобы принять участие в первомайской демонстрации[136].

На июльском пленуме 1929 года Диего Ривера пытался возражать против новой левацкой линии партии. Он доказывал, что не вся мексиканская буржуазия, как считал Коминтерн, переродилась и стала контрреволюционной. Такие министры правительства, как Марте Гомес и Рамон де Негри, являются твердыми сторонниками социальных реформ, и партия не должна прекращать с ними сотрудничество. Однако июльский пленум МКП заклеймил Марте Гомеса наряду с Кальесом и Портесом Хилем как «могильщиков революции». Репрессии против коммунистов и разоружение крестьянских организаций, по мнению компартии, указывали на то, что, маскируясь левой фразой, правительство Мексики стало приобретать фашистские формы.

В области профсоюзной политики пленум решил трансформировать борьбу за экономические интересы рабочих в политическую борьбу против правительства, империализма, реформизма и за социализм.

Эта точка зрения и победила. Компартия констатировала обострение классовой борьбы и постановила готовить восстание против реакционного режима с целью установления в Мексике советской власти. Такая линия, по сути, обрекала партию на нелегальное положение.

Основания для исключения из партии Диего Риверы были серьезными. Когда власти запретили компартию, он расписывал фрески в Национальном дворце. Газеты обрушились на правительство с критикой: почему «бездарный мазила»[137] и лидер антинациональной партии расписывает Национальный дворец? Портес Хиль был хитрее: он решил предложить Ривере государственный пост, зная, что компартия в знак протеста против репрессий запретила своим членам занимать любые должности в госаппарате. Ривере был предложен пост директора Академии изящных искусств, он без разрешения руководства МКП согласился и был исключен из компартии. Ривера позднее считал, что его исключили за дело: «Если бы я оставался в рамках партийной дисциплины, то сам бы голосовал за мое исключение… Отбирая у меня членский билет, партия лишь выполнила свой долг»[138].