Константин Писаренко - Елизавета Петровна. Наследница петровских времен

• Название: Елизавета Петровна. Наследница петровских времен
• Автор: Константин Писаренко
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4444-8709-9

Елизавету Петровну долгое время сравнивали с Екатериной II – заслужившей у потомков «титул» Великой, кроме того, Елизавета долгое время оставалась в тени своего великого отца – Петра I. Однако у императрицы было множество заслуг перед Отечеством, одна из которых – руководящая роль в становлении нового русского общества XVIII в. Трудно назвать идеальным этот исторический период в России, но именно в XVIII в. страна и народ сделали громадный цивилизационный скачок из прошлого в будущее. Россия переживала тогда невиданный политический, экономический и культурный подъем.

Автор предлагает читателю ощутить Елизаветинскую эпоху и совершить путешествие в третье двадцатилетие XVIII в., когда на престоле была «веселая царица Елисавет».

---

Пример леди Рондо показателен. Безусловную сторонницу Анны Иоанновны Елизавета превратила в свою союзницу и подругу. И та не только не выдала секрет цесаревны императрице, но и в процитированном письме, отправленном в Англию «не с обыкновенным курьером», а с кем-то из друзей, не проболталась, какие «умные» и «основательные» предметы обе обсуждали. Кстати, темы аналогичных бесед с императрицей тайну не составляли. Сойдясь на ниве рукоделия в покоях жены Бирона, мадам Рондо и Анна Иоанновна судачили о многом, в том числе «об Англии и, в особенности, обо всем, что касается королевы», Каролины Бранденбург-Ансбахской, супруги короля Великобритании Георга II. Полагаю, во дворце у Красного канала гостеприимная хозяйка расспрашивала госпожу резидентшу тоже «об Англии и, в особенности, обо всем, что касается» премьер-министра страны, первого лорда Казначейства Роберта Уолпола и того, как британцы дошли до жизни такой, что королевством правят не главы Ганноверской династии, а простые эсквайры.

Похоже, молчание и Шумахера, и иных персон обусловлено той же причиной – симпатией к дочери Петра Великого. Помните, чей донос сгубил фельдмаршала и президента Военной коллегии князя В.В. Долгорукова? Майоров Альбрехта и… принца Гессен-Гомбургского. 28 марта (8 апреля) 1735 г. сын немецкого ландграфа за военные отличия на Каспии и в Польше в 1732–1734 гг. удостоился ранга генерал-фельдцейхмейстера, сиречь главнокомандующего русской артиллерией, годом ранее кавалерии ордена Святого Александра Невского. И что же? Несмотря на весьма успешную карьеру в России и покровительство государыни, Людвиг Гессен-Гомбургский также не избежал общей участи и «согрешил», попав под очарование Елизаветы Петровны. Завершила политическую метаморфозу князя женитьба 23 января (3 февраля) 1738 г. на Анастасии Ивановне Кантемир, дочери фельдмаршала И.Ю. Трубецкого, племяннице обер-гофмейстера Анны Леопольдовны Ю.Ю. Трубецкого, вдове молдавского господаря Д.К. Кантемира и… еще одной подруге опальной цесаревны.

Пусть, по мнению нескольких поколений елизаветинских биографов, сочувствовало в те годы нашей героине исключительно простонародье за ее простонародные манеры, тот факт, что господа из высшего общества не признались на бумаге в том же, в чем не побоялась исповедаться госпожа Рондо, еще не означает их нелюбви к цесаревне. Перлюстрация писем леди Джейн грозила британке максимум высылкой за границу. Чем «жаловали» русских фрондеров за неосторожные высказывания, все видели на примере Румянцева, Ягужинского и Долгорукова. Впрочем, российские хронисты и до воцарения грозной Анны Иоанновны не слишком доверяли дневникам и письмам свои мысли о текущем политическом моменте. О всеобщем осуждении бесстыдства цесаревны Елизаветы в 1728 г. мы, опять же, знаем благодаря иностранным дипломатам, менее скованным самоцензурой.

Чтобы понять, как действительно относился высший слой русского общества к Елизавете Петровне в эпоху «бироновщины», достаточно взглянуть на состав первого правительства императрицы Елизаветы Петровны: все русские выдвиженцы Анны Иоанновны сохранили занимаемые посты: и А.И. Ушаков (Тайная канцелярия), и Н.Ф. Головин (Адмиралтейская коллегия), и А.М. Черкасский (Иностранная коллегия), и Н.Ю. Трубецкой (генерал-прокурор Сената), и И.Ю. Трубецкой (Юстиц-коллегия), и И.В. Одоевский (Вотчинная коллегия), и М.Я. Волков (Коллегия Экономии, Мастерская и Оружейная палаты), и А.Л. Нарышкин (Канцелярия от строений), и Ф.В. Сухово-Кобылин (Ямская канцелярия), и Я.Н. Кропоткин (Сыскной приказ), и А.М. Маслов (Судный приказ), и Ф.А. Лопухин (Канцелярия конфискации). Даже генерал-полицмейстера Ф.В. Наумова и президента Камер-коллегии Г.М. Кисловского, креатур Анны Леопольдовны, не отставили. Значит, в лояльности всех перечисленных лиц дочь Петра не сомневалась. В ком сомневалась (Я.П. Шаховской, И.И. Неплюев), тех подвергли проверке или испытанию. Ну а кого проверять не требовалось (М.Г. Головкина, А.Я. Яковлева, И.Н. Темирязева), те по решению суда отправились в Сибирь[11].

Исторические изыскания, завоевание новых приверженцев среди знати, гвардейцев, чиновничества, в промышленных и коммерческих кругах, предотвращение провокаций и интриг подозрительной Анны Иоанновны протекали на фоне ежедневной рутины управления своим маленьким великокняжеским хозяйством. Елизавета Петровна и вправду зарекомендовала себя как рачительная «экономка». Траты тратами – на презенты, платья, застолья и прочие представительские расходы, а о нуждах своих придворных никогда не забывала. Денег и из госбюджета, и из прибыли дворцовых вотчин вполне хватало. Так, одним из первых распоряжений в Петербурге, 21 января (1 февраля) 1732 г., цесаревна предписала гоф-интенданту Н.А. Возжинскому обеспечить необходимыми припасами московский штат служителей, подготовиться к свадьбе мундшенка Е.Ю. Бахтеева, а камер-юнкеру Г.И. Бутакову дать пять рублей на покупку фуража двум его лошадям. Напомню, со дня отъезда Шубина в неизвестность не прошло и двух недель.

О соратниках Елизаветы того периода в историографии сложилось немало легенд, и почему-то негативного плана: мол, цесаревна приютила у себя либо бедных родственников, либо распутников, либо пройдох-прихлебателей. Василий Чулков, Карл Сиверс, Никита Возжинский, Пимен Лялин, Николай Чоглоков, Георг Штраус… Всех записали в любовники Елизаветы. Как будто по-другому в ту эпоху выбиться из «грязи в князи» не получалось. Между тем именно тут и уместно подчеркнуть простонародные манеры цесаревны. Они помогали ей разглядеть в кучере, поваре или лакее человека, товарища. Отсюда и забота о них, и чины с наградами после общей победы. Да, карьера Василия Ивановича Чулкова довольно заурядна. Из простых лакеев 6 (17) сентября 1731 г. поднялся до камердинера и отвечал с тех пор за сохранность гардероба госпожи (с 1742 г. в звании гардеробмейстера, с 1751 г. – камергера императрицы). Лакеями же брали всякого, в том числе и обыкновенного крестьянина из дворцового села. Только служил Чулков не капризной барыне, а национальному лидеру с отзывчивым сердцем.

Как и все прочие, Георг Андрес Штроус, взятый ко двору принцессы в качестве музыканта 1 (12) октября 1735 г. Причем, прежде чем иноземца зачислили в штат и поощрили окладом в шестьдесят рублей плюс рационы хлебный и на дрова, ему положили три месяца испытательного срока, которые тот выдержал. Тем же путем «внесли» в официальную платежную ведомость лекаря Андре Верре – помощника лейб-медика Иоганна Лестока. 1 (12) июня 1736 г. к новичку согласились присмотреться, 10 (21) марта 1737 г. поставили на довольствие, шестидесятирублевое. Знаменитый метрдотель Елизаветы Петровны Иоганн Фридрих Фукс начинал в 1720 г. кухмистером Меншикова, через три года перевелся к царскому двору мункохом, с 1726 по 1733 г. служил великокняжеским кухмистером (у Елизаветы Петровны, Петра Алексеевича, Натальи Алексеевны), затем на пару лет отлучился в Польшу, а с 1 (12) января 1735 г. вновь приступил к обязанностям кухмистера малого двора цесаревны.

Игнатий Кириллович Полтавцев, Федор Иванович Печерин. Первый из певчих в 1732 г. стал камердинером и помощником Чулкова, второй из лакеев – мундшенком в 1735 г. Карл Ефимович Сиверс, тоже из лакеев, дослужился к 1737 г. до кофишенков. Гоф-фурьерами принцессы уже в 1732 г. значились Пимен Васильевич Лялин и Петр Иванович Гагин, еще один мифический фаворит цесаревны… Между прочим, и Лялин, и Чулков, и Гагин были женаты. Супругу первого звали Дарья Матвеевна, второго – Дарья Семеновна, третьего – Авдотья Васильевна. Кстати, сын Алексея Шубина, Иван Алексеевич Шубин, обретался тут же, в пажах, затем в камер-пажах.

Благословляли и наставляли Елизавету Петровну два духовных отца: до 1735 г. Константин Федорович Шаргородский, с весны 1736 г. Федор Яковлевич Дубянский, священник из малороссийского села Понурницы и зять своего предшественника. Знаменитая камер-юнфора Екатерины II Екатерина Ивановна Шаргородская – внучка старого духовника, а сын, Иван Константинович Шаргородский, преемник Возжинского в должности гоф-интенданта. Кто такой Возжинский Никита Андреянович? Из семьи царского кучера, с 1708 г., то есть лет с десяти, пристроен мальчиком на побегушках ко двору Петра Великого. В 1724 г. повышен в звании, до мундшенка императрицы Екатерины Алексеевны, с 1727 г. – при цесаревне Елизавете, которая 2 (13) января 1731 г. произвела расторопного разносчика напитков и холодных закусок в собственные завхозы, а по воцарении пожалует в камергеры и заведующим царской коллекцией драгоценностей и мастерской при ней.

В высшую мужскую свиту цесаревны входили камергеры (Алексей Полозов, Яков Балк) и камер-юнкеры (братья Шуваловы – Александр и Петр Ивановичи, Михаил Воронцов, Григорий Петрово-Солово). Женская свита состояла из фрейлин Анны Карловны Скавронской, Агафьи Симоновны (до замужества на Г.А. Петрово-Солово), Марии Симоновны и Марфы Симоновны Гендриковых, Мавры Егоровны Шепелевой (до замужества на П.И. Шувалове) и нескольких камер-юнфор во главе с Елизаветой Ивановной Францен. Главной, не по должности, а по влиянию на госпожу. Именно ее спустя три десятилетия Н.И. Панин в шутку назовет «министром иностранных дел» Елизаветы Петровны. Родную сестру «министра» – Марию Ивановну Францен, в замужестве Крузе – зачислили в штат с 5 (16) октября 1736 г. без какого-либо звания, зато с жалованьем в пятьдесят рублей. Это о ней так много нелестных отзывов оставила в своих мемуарах Екатерина II[12].