Симона Берто - Эдит Пиаф

• Название: Эдит Пиаф
• Автор: Симона Берто
• Жанр: История

---

"У меня не ладится с Анри. Он не хочет работать для Ива. Как

смешно, теперь, когда между нами все давно кончено, он ревнует!

Только этого мне не хватало!"

В конце концов он сдался. Она добилась того, чего хотела. "Ну, все в порядке, Момона. У меня есть песни для Ива! Анри написал их вместе с Жаном Гиго. "Джо-боксер" - история боксера, которому не повезло, он ослеп. В песне "Полосатый жилет" говорится о слуге из отеля, который попадает на каторгу. У меня есть также песня "Этот самый человек" - история слабого человека, который не может справиться с жизнью и кончает самоубийством. И еще "Луна-парк" - о рабочем с завода Пюто, который бывает счастлив только в "Луна-парке". Теперь больше не будем работать впустую. Пора засучить рукава! Ив! Скорей!"

Ив спокойно спал в соседней комнате. Он появился в проеме двери, как портрет в раме. До чего же он был красив, негодяй: обнаженный торс, широкие плечи, узкие бедра, плоский живот... Я понимала Эдит.

"Послушай, Ив".- И она напела ему одну за другой все песни.- "Как здорово! Спеть такое, это же потрясающе! Кто их написал?" - "Жан Гиго и Анри Конте".

Ив набрал воздуха в легкие, потом выдохнул и процедил: "Твоя взяла". Сдерживаемое бешенство говорило о многом.- "Теперь, любовь моя, возьмемся за работу".

И они ушли в нее с головой.

На сцене у Ива уже не было акцента, но в жизни, как только он переставал следить за собой, акцент появлялся. Эдит говорила ему: "Внимание, Ив, опять от тебя запахло чесноком!"

Петь он умел. С этим все было в порядке. У него был очень красивый, от природы хорошо поставленный голос. Но песни нуждались в режиссуре, а главное, еще надо было работать над жестом. Ив успел приобрести дурные навыки. Эдит билась с ним часами. Пот тек по его лицу, но он не просил передышки. Он был единственным, кто мог работать так же исступленно, как Эдит. Это продолжалось по пятнадцать часов кряду. У всех окружающих давно уже было темно в глазах. Пианист играл, как заводная кукла. Но эти двое были одержимы.

- Нет, Ив. Начало не годится. Что толку молотить кулаками в пустоту! Нужен один удар, но такой, чтобы публика увидела весь матч. Встань в стойку, и уже будет ясно, что ты не рыболов! Не суетись. Ну, давай. Со слов: "Это имя..."

Это имя забыто теперь...

Силуэт жалкой склоненной фигурки,

Опирающейся на белую палку...

- Плохо! Ты выглядишь как старый маразматик. А слепой Джо - все еще мужчина. Он сломлен только потому, что потерял зрение, Что и требуется показать. Двигайся точнее. Твои герои карикатурны.

- Отстань от меня,- отвечал Ив.

Но на следующий день он отрабатывал эти движения перед зеркалом, чего Эдит терпеть не могла. Это противоречило ее принципам. А Ив не мог иначе, он привык так работать. Самое смешное, что он не видел себя во весь рост в зеркальце шкафа, комната была слишком мала. Ему приходилось становиться в профиль в дверях ванной. Он никогда не видел себя и в фас. Поэтому, когда мы с ним вдвоем бродили по улицам, он украдкой проделывал свои жесты, останавливаясь перед витринами.

Чтобы дополнить концертную программу Ива, Эдит написала для него две песни.

- Видишь, для тебя я написала свои первые песни о любви: "У нее такие глаза..."

У нее такие глаза

Чудо!

И руки

Для моего пробуждения.

И смех

Для того, чтобы меня соблазнить.

И песни,

Ла-ла-ла-ла...

У нее столько всего...

Розового цвета...

И все для меня...

То есть, я так думаю...

И "Что же это со мной?"

Что же это со мной?

Почему я так сильно люблю,

Что мне хочется кричать

Со всех крыш:

"Она моя!"

Если бы я так делал, я бы выглядел сумасшедшим.

Это ненормально,

Вы мне скажете,

Так любить - это нужно сойти с ума!

Он все же оставил в своем репертуаре несколько американских песен, таких, как "На равнинах Дальнего Запада". "Без них, Эдит, публика меня не узнает!"

Итак, репертуар у Ива был! Сделано самое главное, но не самое трудное.

"Теперь, Ив, нужно обкатать программу на публике. Не

волнуйся. Ты готов! Только не забывай, что в зрительном зале

сидят и мужчины и женщины. Нужно понравиться мужчинам, чтобы они

увидели в тебе того, кем сами хотели бы быть. Что касается

женщин, то с твоей наружностью осечки не будет. Пока ты поешь,

все они тебе отдадутся. Но смотри, не до конца программы. В

последней песне будь сентиментален. И тогда мужчина возьмет за

руку свою подругу. Они будут счастливы. Ведь не ты, а он поведет

ее в постель. Когда их два сердца сольются, ты получишь в награду

самые ценные аплодисменты. Ты увидишь, как прекрасна жизнь в те

дни, когда публика талантлива".

Был еще только сентябрь 1944-го. За два месяца Эдит создала нового Монтана. Теперь, слушая Ива, я видела, что он стал совсем другим. Как и Пиаф, он переворачивал душу. Его жесты потрясали. В коричневой рубашке и брюках он перевоплощался во всех мужчин, о которых пел. Вы в это верили. Вы столбенели от прямого попадания; вы получали удар и говорили: "Еще!" Да, мальчик из "Мулен-Ружа" остался далеко позади. Нужно знать эту профессию, чтобы оценить, какую они проделали работу. Я одинаково восхищалась обоими.

Эдит велела Лулу Барье включить Ива в турне по Франции, которое она собиралась совершить.

- Он будет "американской звездой!"

- Эдит, будьте благоразумны. Он еще не встал на ноги.

- А я тебе говорю, что это его место. И не соглашусь для него на другое. Если они хотят меня, пусть берут и его.

- А вы не думаете, что Иву сначала следовало бы попробовать силы в одиночку? Я бы подобрал для него хороший контракт на юге Франции. Там его знают.

- Ты что, спятил? Попробуй только ему это предложить, и между нами, Лулу, все кончено. Расстаться с Ивом на целый месяц! На гастролях все девки на него повиснут! Слушай меня внимательно. Он мой. Я его создала. И он останется со мной. Ив не актер в массовке, он - "звезда", и притом настоящая. Он будет петь передо мной, а в нашей профессии - это классный дебют!

- Вы думаете, так легко выступать перед вами?

- Хватит, не морочь мне голову. Все уже решено.

Лулу замолчал: хозяйка сказала свое слово. Но в том, что он говорил, была своя правда: выступать перед Эдит с репертуаром, близким к ее собственному, требовало большого таланта.

Первым городом в их турне был Орлеан. Эдит сказала мне: "Иди в зал и будь там, пока он будет петь! Потом все мне расскажешь!" Приятная миссия!

Когда поднялся занавес, Ив вышел на сцену, его внешность понравилась. Он держался очень просто и выглядел таким сильным, что казалось, вот-вот достанет до неба и коснется звезд рукой! Сила всегда нравится публике. Но что-то мешало... Я чувствовала, что не хватает чего-то очень малого, но не понимала чего. Успех был средний.

Достаточно было увидеть их в одном концерте, как сразу становилось ясно, что Ив - ученик Эдит. Он так же раскатывал "р", так же использовал свет. И освещение было похожим. Главным же была очень "пиафовская" жестикуляция. Я это заметила еще во время репетиций, но на публике это особенно бросалось в глаза. Вечером, после концерта, он был на пределе. Она также.

- Эдит, я понял, что не пробиваюсь к публике. Почему? Мы осрамились.

- Нет. Один город - еще не вся Франция. Это твоя премьера. Ты дебютируешь. А они дебютов никогда не видели.

- Дебютирую? Не смеши! Я объехал весь юг Франции, все побережье, пел даже в Лионе. Повсюду народ ломился.

- А в Париже - мордой в грязь! Если тебе не нравится, брось.

Успех Ива был очень неровным. Каждый вечер меня колотило от страха. Днем Ив смотрел на всех злобным взглядом. Он вновь и вновь все прокручивал в голове, стремясь понять, в чем загвоздка.

"Оставь его,- говорила Эдит,- у него кризис жанра!"

В Лионе мы были на грани катастрофы. Перед выходом Ив сиял: "Здесь меня всегда хорошо принимали. Это моя публика. Вот увидишь, я сейчас за все возьму реванш".

Бедный Ив, он был так близок к провалу, что у меня во рту пересохло. Эдит побелела от страха. Во время выступления Ива она режиссировала за кулисами, давала свет, занавес. В тот вечер она скомандовала ложный занавес после пятой песни, как было предусмотрено, но больше его не открыли. Это был провал. Ив ушел со сцены как боксер после нокаута. Впервые я не видела выступления Эдит. Она мне крикнула: "Ступай к Иву, Момона, не оставляй его".

Стоило мне войти в его гримерную, как он взорвался. Он уже пришел в себя. "Я как последний дурак решил, что мне здесь поверят, что меня здесь поймут! Плевать мне на них! Не они меня, а я их буду иметь!"

Он сорвал с себя рубашку. Голое тело блестело от пота.

"Дай мне рубашку переодеться. Я иду слушать Эдит. Пусть видит, что я возле нее, и что они меня не взяли на испуг".

Я перед этим перенесла такой страх, что на меня напал нервный смех. Ив все понял. Он положил мне на плечо свою большую руку, улыбнулся доброй, дружеской улыбкой и сказал: "Видишь, Симона, меня не следует доводить до белого каления. Но сегодня они меня довели. Слышала, как они требовали моих старых песен? Им нужен идиотский бред! Не будет этого! С прошлым кончено. Свое старье я никогда больше не буду петь! То, что я сейчас делаю, хорошо. Я это чувствую1. Полюбят, куда они денутся!"