Симона Берто - Эдит Пиаф

• Название: Эдит Пиаф
• Автор: Симона Берто
• Жанр: История

---

О том, чтобы отпустить его на прогулку одного, не было и речи. Он не имел на это права. Его должна была сопровождать я. Не то чтобы Эдит ему не доверяла, она принимала меры предосторожности. "В нем жизнь бьет ключом, Момона. Его нельзя выпускать одного на природу".

Я начинала думать, что ему надоест, если я буду всюду таскаться за ним. Несмотря на улыбку, которая не сходила с его лица, он был не из тех, кто позволяет надеть на себя ошейник и держать на привязи.

Работали они оба, как одержимые. Один заводил другого. Ив вкалывал не жалея сил, а терпения у него было на двоих. Еще не успев ничему научиться, он уже наседал на Эдит:

- Согласен, Эдит, мне нужен новый репертуар. Но где ты найдешь песни для меня? К кому ты думаешь обратиться?

- Не беспокойся, любовь моя. Все в порядке. Я уже обратилась.

- Как? Уже? К кому? Я имею право знать.

У него тоже был нелегкий характер. Каждый из них был личностью, и оба друг друга стоили. Да, нам предстояли веселые деньки! Когда Эдит надоедали его расспросы, она обрывала: "Ты мне веришь или нет?"

Эту фразу мне предстояло слышать бесконечное множество раз. Они готовы были схватиться по любому поводу. Эдит любила, чтобы вокруг все кипело, так она понимала жизнь. В лице Ива она обрела прекрасного партнера. Он всегда был готов к бою.

Я знала, что она ему солгала: она еще и не начинала ничего искать для него.

"Понимаешь, Момона, я еще ничего не знаю о его жизни.

Человек может хорошо петь только о том, что его держит за живое,

о том, что приносит ему радость или боль. Ив вообразил себя

ковбоем, но это бредни мальчишки, насмотревшегося американских

фильмов. У него голова забита старыми довоенными вестернами.

Честное слово, он думает, что он - Зорро! Мне нужно, чтобы он

подробно рассказал о себе. Мне нужно знать, о чем он думал, когда

его руки были заняты работой или когда он гулял по городу. О

девчонке? О поездке за город? О пении? Ив нормальный парень. Все

другие должны узнавать себя в нем. Значит, у него должны быть

такие же желания, как у них. А старше двенадцати лет немногие

мечтают скакать на кляче по горам и долам американского Запада! Я

примерно уже представляю себе его жанр, но должна быть в нем

абсолютно уверена".

Эдит говорила, а мне казалось, что я слышу Реймона Ассо, когда он занимался с ней в нашей комнатке на Пигаль.

"Момона, ты будешь его слушать вместе со мной".

В течение нескольких вечеров мы слушали Ива. Великолепный театр! Он прекрасно рассказывал. На сцене его жесты были неудачны, но в жизни - точны, совершенны. Я знала, что Эдит, как и я, думала: "Как прекрасно владеет своим телом, собака!"

"Ты ведь знаешь, что я итальянец, макаронник. Родился в пятидесяти километрах от Флоренции, в маленькой деревушке, в октябре 1921 года. Мама назвала меня Иво. Фамилия моего отца - Ливи. Когда я появился на свет, у меня уже были брат и сестра. Родители говорили, что жизнь была тогда очень трудной: нищета, безработица. В 1923 году, когда отец со всеми нами сбежал во Францию, мне было всего два года. Ему не нравился фашизм. Он боялся, как бы его сыновей не забрали силой в отряды Балилла:* "Мои сыновья не будут ходить в черных рубашках, они не будут носить траур по Италии..." Он был прав. Италия черных рубашек была страной, заранее надевшей траур по своим детям.

______________

* Отряды Балилла - фашистская молодежная воспитательная

организация, созданная в 1926 г.

Мы задержались в Марселе. У нас не осталось ни гроша, и дальше ехать было не на что. Временно... Отец хотел эмигрировать в Америку... Знаешь, ведь для итальянцев это земля обетованная, где можно нажить состояние. В Италии у всех есть хоть один родственник, который написал оттуда, что разбогател. На чем, как и правда ли это, никто не знает, но верят на слово. Это помогает жить.

Ты надо мной смеешься за то, что я подражаю американцам, но всю жизнь я только и слышал, что эта страна - рай. Когда нам было совсем плохо, отец говорил: "Вот увидите, в Америке..." И все мы принимались мечтать.

Мама откладывала каждый грош, чтобы можно было ехать дальше. Но при первых же трудностях, которые сваливались на семью Ливи, мы снова оставались без денег. Тем хуже. В нашей семье все закаленные, упрямые, и мы снова начинали копить. Долго вносил свою лепту и я. Но однажды я понял, что это неосуществимо, что мы никогда никуда не уедем, что, живя в нищете, просто тешимся этой мечтой. И выбьш из игры.

- Когда ты был мальчишкой, ты шатался по улицам?

- Мне не разрешали, я ходил в школу, и обратно мама всегда меня поджидала. Она строго следила, чтобы я нигде не болтался. Французы думают, что раз в Италии много солнца, дети там лентяи, целыми днями гоняют по улицам. Это неправда. У нас жизнь очень суровая, особенно на севере. Есть очень много вещей, с которыми в итальянских семьях не шутят. В первую очередь это работа и честь женщин и девушек. Если мальчику так повезло, что он может ходить в школу, он не должен сбиваться с пути истинного. У нас свято верят, что образование означает возможность есть досыта и кормить семью. У нас очень сильно развиты родственные чувства.

- Значит, ты ходил в школу?

- Да. Я неплохо учился. Что-то мне нравилось больше, что-то меньше. Помню, один из преподавателей, выставив мне оценку за семестр, записал в дневнике: "Мальчик умный, но недисциплинированный. Строит из себя шута, изображая героев американских мультфильмов!" Как мне тогда от отца влетело!"

Ни Эдит, ни я не могли представить себе жизнь Ива. Он был домашним ребенком. С этой породой мы еще не встречались. Эдит раздражалась, приставала с вопросами:

"Подумать только, ты не был знаком с улицей! Но как же так?

В Марселе улица, наверно, как праздник! Звуки, краски, запахи...

Она должна манить, опьянять. Я бы не устояла.

- Я наверстал позднее, когда ушел из школы. Отцу было

слишком тяжело, он кормил троих детей и жену. Поэтому с

пятнадцати лет я пошел работать. Кем только я не был! Гарсоном в

кафе, учеником бармена, рабочим на макаронной фабрике (рай для

итальянца!), а поскольку моя сестра работала парикмахершей, стал

даже дамским мастером. Представляешь?

Он хохотал и начинал изображать парикмахера, делал вид, что

крутит в руке щипцы, завивает локоны. Его улыбка изменилась,

сделалась слащавой. Я смеялась, но Эдит впивалась в него глазами.

Я понимала, что она работает...

- Повтори этот жест, Ив, он очень хорош.

- Если ты ради этого выспрашиваешь меня о моей жизни, я

больше не буду рассказывать.

Эдит была умна, она сразу уступала.

- Любимый, ты с ума сошел! Я люблю тебя... Поцелуй меня...

После антракта она снова возвращалась к прерванному

рассказу. Она не сдавалась.

- А где же среди всего этого пение?

- А вот где! Я вкалывал не только ради куска хлеба, но и

ради свободы, ради права делать то, что я хочу. Все остававшиеся

деньги я тратил на пластинки Мориса Шевалье и Шарля Трене. Я

умирал от желания стать такими, как они. Для меня они были самыми

великими! Я знал наизусть все их песни. Я ходил их слушать, когда

они приезжали в Марсель. Дома перед зеркалом я копировал их

жесты. Я работал так часами и был счастлив. И вдруг однажды мне

удалось спеть в одной забегаловке на окраине. Для меня это был

"Альказар".* Именно в этом кабачке мне пришлось изменить фамилию.

"Иво Ливи,- сказал мне хозяин,- это плохо. Слишком типично и не

звучит".

______________

* "Альказар" - старейший французский мюзик-холл; он был основан

в 1852 году.

Интересно, как я себе придумал псевдоним. Когда я был

маленьким,- помнишь, я тебе рассказывал,- мама не любила, чтобы я

околачивался на улице. Она плохо говорила по-французски и кричала

мне в окно по-итальянски: "Ivo, monta!... Ivo, monta!..." Я

вспомнил об этом, взял французское имя, а monta* превратил в

Монтана.

______________

* Monta (итал.) - поднимайся.

Я выступал сначала в маленьких третьесортных залах, потом во

второсортных и, наконец, добрался до "Альказара". Его хозяин

Эмиль Одифред. Ему я обязан началом своей карьеры. Он ко мне

великолепно относился. Он говорил: "Вот увидишь, сынок, в Марселе

тебя ждет мировая слава". И мы оба смеялись. Но в первый вечер

меня колотило от страха...

Когда в Марселе люди идут в театр, они несут с собой

автомобильные гудки, помидоры, тухлые яйца с намерением пустить

их в дело, если что-то не понравится. Со мной все прошло отлично,

даже устроили овацию. Но овациями сыт не будешь! Однако имя мое в

Марселе знают. Вернись я туда хоть завтра, увидишь, как меня

встретят!

Война все поломала. Я стал рабочим-металлистом, точнее,

формовщиком. Это очень вредно для легких. Мне выдавали три литра

молока в день. Потом я стал докером.

- Наверно, молока не любил.

- Любил, но на заводе рабочий день от и до, пробиваешь