Михаил Чулков - Русские сказки, богатырские, народные

• Название: Русские сказки, богатырские, народные
• Автор: Михаил Чулков
• Жанр: Сказка
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-85689-161-3

Впервые в России спустя 250 лет после первого издания в 1778 году публикуется полный свод русских сказок Василия Лёвшина и Михаила Чулкова. Печатавшиеся ранее отдельными вкраплениями в сборники, эти сказки, восхищавшие Пушкина и Жуковского, сами послужили литературной основой множества других сказок и дали массу сюжетов русским сказочникам. В нашей книге представлен полностью 10-томник сказок Лёвшина-Чулкова, вобравший в одну е-книгу почти 3000 страниц печатного текста. Эти сказки рассчитаны на много-много вечеров чтения каждая, они переходят одна в другую и обмениваются своими героями, и вполне могут быть сравнимы с «русской Шехерезадой».

---

Мать моя, не отвечая ему, начала кричать, и звать на помощь охотников; но они были далеко. Злобный Колмар схватил её за руку, и хотел уже произвести свое безбожное намерение. Тщетно силилась мать моя обороняться. Он бы совершил свое злодейство, если бы трое придворных, услышав крик, не прискакали к ней на помощь. Но – ужасный случай, воспоминание о котором исторгает из глаз моих слезы. Сопротивление стоило жизни несчастной моей родительнице. Варварская душа, видя неуспех своего беззакония, исполнилась зверства. Он поразил её в грудь кинжалом, и тем же самым железом изверг злобный дух свой, прежде чем могли подать помощь княгине, и его схватить. Еще живая родительница моя довезена была во дворец наш; но скончалась на другой день, оставив меня сиротой и наследницею своих злосчастий.

Я жила спокойно до 14-ти лет, по совершении которых, злобный рок отворил ядовитую пасть свою, и начал пожирать благополучие дней моих. Красота, которую, сказывают, я имею, была источником моих напастей. От нее я терпела все мучения до сего часа. Лучше бы я родилась менее пригожей, чем злополучной. Царевич соседнего государства, оказавшись по случаю при нашем дворе, увидел меня, и в ту же самую минуту полюбил. Сколько раз мы ни бывали вместе, глаза его устремлялись на меня. Взоры наши встречались, и принуждали меня краснеть, и потуплять очи вниз. Любовь мне была пока неизвестна, и сила её не владычествовала еще над душой моей. Хотя следует признаться, что Царевич этот родился совершенным творением природы, и то для того только, чтоб быть, наконец, причиною жестокой моей участи. Он искал случая меня увидеть, и я начинала смущаться, на него взирая. Я удивлялась моей перемене, и не ощущала, что я мало-помалу глотала любовную отраву. Искра её зародилась в моем сердце, и вскоре зажгла великое пламя. Мне скучно было его не видеть; но увидев, я старалась от него скрыться. Смущение повсюду следовало за мною. Я советовалась о том с мыслями моими и сердцем; но не получала отрады и объяснения от чувств, в любви неискушенных. Неизвестная печаль владела мною, и следующий случай показал мне, что я пленилась, и что начинаю любить.

Имея голову наполненную смущенными мыслями, старалась я искать уединения, чтобы на свободе поразмышлять о перемене моего характера. В один день зашла я в удаленное место нашего сада, желая сидеть в беседке находящегося там фонтана. Но до чего же испугалась я, войдя внутрь, когда увидела сидящего тут царевича. Я хотела было уйти; но он вскочив, остановил меня, и заговорил:

– Вы убегаете от меня, несравненная княжна! Присутствие мое кажется вам ужасным.

Я изумляюсь перемене тогдашнего моего состояния. Я сделалась против обыкновения смела. Благопристойность ли была того причиною, или слова царевича, тронувшие мое сердце, но я ответила ему:

– Присутствие ваше приносит мне всегда удовольствие, а не ужас. Если же я хотела уйти, то для того лишь, чтоб не помешать вашим размышлениям, в которые, как мне показалось, вы погружены.

– Очаровательная княжна! Я смущен, задумчив и несносен сам себе, но тогда как … Однако не рассердитесь ли вы, если я скажу?

– Что?

– От чего я смущаюсь.

– Нет.

– Слова мои не будут вам противны?

– Ни мало.

– Тогда как вас не вижу.

– Мне приятно; но какую пользу приношу я вам моим присутствием?

– Вы меня оживотворяете.

– Изъяснитесь, что это значит? Как могу я вас оживотворять. Вы без меня довольно живы.

Царевич бросился предо мною на колени, и хотел заговорить; но уста его ему изменяли, и одни телодвижения служили вместо слов, коих он не мог произнести, начиная до нескольких раз. Таково действие невинной любви. Робость ей предшествует, и приятная стыдливость окружает её со всех сторон. Нельзя мне было, остаться в иных расположениях, нежели царевич. Румянец покрыл мое лицо, и смелость мою сменило место робости. Я не знала, что начать, и не определила, остаться ли мне тут, или уйти. Сердца наши одни говорили между тем, и бессловесным образом изъясняли состояние чрез пламенные взгляды. Напоследок царевич пришел в себя, и прервав молчание, заговорил:

– Прекрасная княжна! Я в замешательстве своем, преступил может быть пределы должного к вам почтения; но причиною того жестокая страсть. Я вас узнал, и в первый раз для меня равно было видеть вас и вами плениться. Слабое и признательное сердце мое не воспротивилось силе ваших чар; а сияние глаз ваших впервые зажгло нежнейший пламень любви, о коей я, не зная вас, не имел сведения. Вы дали мне познать всю её прелесть, и всё мучение, которое может стерпеть человек пленённый, и не имеющий надежды быть в страсти своей счастливым.

Я не знала, что ему отвечать, и спрашивала, не от меня ли происходит его мучение.

– Ах! Дражайшая княжна, – продолжал он, – я вас люблю, обожаю, не могу жить без вас, и вы вопрошаете, не от вас ли происходит мое мучение? Признаюсь, что воображение не владеть вами, не быть вам равным, жесточе для меня самой смерти.

– Если только от меня зависит, избавить вас от этого, – сказала я: – то вы останетесь живы; но откройте, что вам для этого от меня нужно.

– Ваша склонность, ваше сердце, и равная любовь. …Однако я не распространюсь повествованием подробностей, не столько нужных вам, как для моего сердца.

Кратко сказать, мы узнали, что пленены друг другом взаимно; поклялись хранить вечную верность, и уговорились, чтобы царевич просил меня в супружество у моего родителя. Такова сила чувств нежной природы. Они не требуют науки. Темные слова и знаки служат при этом гораздо лучше явственных. Язык наш тогда не властен, и против воли произносит то, о чем мы желаем умолчать. Однако, когда рок определит, излить на кого жестокость свою: обыкновенно пред тем не тревожит дни человека назначенного для этой жертвы, и дозволяет вкусить сладость покоя и счастья, чтобы тем несноснее казалась наступающая его участь. Отец мой из уст любезного моего царевича узнал вашу склонность. Воля его согласовалась с нашими желаниями. Все шло с успехом. Родитель царевича равно желал укрепить через нас союз двух государств, и видеть меня в объятиях своего сына. Мы беспрепятственно виделись, и вкушали утехи разговоров невинной любви. Судьба наша вскоре соединилась бы браком; но, увы! – помешал злобный час наставшего моего бедствия. Я видела одну лишь тень прошедшего благополучия, и после наступила мрачная ночь моего несчастья.

Надобно думать, что род Колмара, убийцы моей родительницы, произошел из ада, и вынес с собою всю тамошнюю злобу; или предел небес положен был пострадать от него нашему дому. Сын его, оставшийся по смерти злобного своего отца своего десяти лет, словно невинный воспитан был при Дворе своею матерью, и был в чине чашника[50]. Может быть, не ведал о тем родитель мой, или по допущению судьбы не помышлял, что имеет опасного врага в своем доме. Злоран (так его звали) также в меня влюбился; но, не смея открыться, таил это от всего света. Свежая память отцовскаго злодеяния и погибели, влагала страх в его душу. Между тем видя, что я достаюсь другому, он совсем потерял надежду, на которую и полагаться не имел права. Но чего не может сделать сильная страсть, а особенно в человеке порочном? Отчаяние овладело им и завело его в крайность. Рассудок его погиб, и он твердо положил намерение увезти меня, если найдет к тому способ.

Случай, способствующий порочным людям, предал меня ему в жертву. Я и любезный мой царевич, уговорились в один приятный день выехать прогуляться в рощу, находившуюся при взморье. Мы собрались с компанией не более как в 10 человек, поехали, и были уже в роще. Исполненные веселья, не ожидали мы приготовленной нам напасти. Злоран, проведав обо всём, подговорил подобных себе по злобе приспешников, на отвагу которых он мог полагаться. Им приказал он залечь в лесу, и напав на нас, меня схватить, и отнести на приготовленное судно, на котором положил он уехать со мною в отдаленную часть света. В этом ему удалось преуспеть. Едва мы вошли в середину рощи, как нас окружили двадцать вооруженных человек, и с закрытыми шишаками лицами. Не ожидая сопротивления, они отважно напали, и старались схватить одну меня; но царевич успел вынуть свою саблю, и побудить придворных, бывших при нас, к обороне. Трое злодеев от первых ударов пали к ногам его бездыханны. Но, о небо! Можно ли было противиться превосходящему числу разбойников, жребий которых зависел от одного лишь успеха в предприятии. Они со зверской запальчивостью изрубили всех, и сам несчастный царевич не избег их свирепости. Пронзенный мечом, он упал в мои объятья. Я любила его больше жизни, и так представьте себе тогдашние мои горе, отчаяние и ужас! Я бросилась на его тело, и сжав его в руках моих, пожелала тут же испустить дух мой. Кровь во мне охладела, чувства ослабли, и я упала в обморок. Злодеи, не в силах высвободить Царевича из моих объятий, понесли нас обоих на судно; где по пришествии в себя я увидела, что мы отплыли уже далеко. Я не ожидала пережить этого несчастья; но рок, определивший меня к этой участи, сохранил жизнь мою. Царевич лежал на дне судна, и едва дышал. При взоре на него жалость и отчаяние овладели мною вновь. Я бросилась к нему, и омывала слезами лицо его.