И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

• Название: Адъютант его превосходительства
• Автор: И. Болгарин
• Издательство: Изд. Воениздат
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1979

Роман о гражданской войне на юге России, о разгроме деникинщины моло­дой Красной Армией. Главный герой произведения – разведчик Павел Кольцов, действовавший по заданию красного командования в штабе дени­кинских войск.

Изображенные в романе события и его герой широко известны по однои­менному телевизионному фильму.

ПЕРВЫМ ЧЕКИСТАМ ПОСВЯЩАЕТСЯ

---

Резников согласно кивнул и отрекомендовал второго сотрудника, ма­ленького, сухонького, с бородкой клинышком:

– Старший делопроизводитель!

– Преображенский, – учтиво сказал делопроизводитель. – Я тоже пока могу быть свободен?

– Да, конечно!

Чекисты молча подождали, пока за Басовым и Преображенским не закры­лась дверь. Резников, как бы спохватившись, однако не суетно, кивнул на стулья:

– Прошу садиться! Что-нибудь случилось? Я вас слушаю!

– Василий Васильевич! – начал Фролов. – Нам хотелось бы услышать, что вы, как начальник оперативного отдела ютаба армии, думаете о провале операции «Артиллерийская засада»?

Резников молча развел руками, снял очки и, близоруко щурясь, долго и старательно их протирал.

– Я… опасаюсь делать какие-либо выводы. – Он замолчал, затем доба­вил: – Вероятнее всего, хорошо сработала вражеская разведка. Непос­редственно на передовой… или же вражеский агент находился в штабе арт­полка.

– Вы не допускаете возможности третьего варианта? – спросил Фролов.

– Какого же?

– Вражеский агент находится здесь, в штабе армии.

– Это предположение? – холодно, ничего не выражающим тоном осведомил­ся Резников.

– Понимаете, только два артдивизиона, которым за сутки до начала опе­рации штаб артполка изменил дислокацию, не подверглись обстрелу. Вернее, были обстреляны те участки, на которых дивизионы должны были размещаться и координаты которых были указаны в донесении, посланном вам, – выложил жесткие факты Фролов.

Резников опустил голову, долго сидел молча. Казалось, ему неинтерес­но, скучно слушать эти выкладки об артобстреле.

– Перечислите всех, кто был знаком с планом!.. – попросил Красильни­ков.

Резников сердито поморщился, словно Семен Алексеевич не дал ему сос­редоточиться.

– Все работники оперативного отдела штаба, – бесстрастно ответил он и тихо постучал карандашом по столу.

– Вот и перечислите всех… с характеристиками… – в тон ему подска­зал Красильников.

– Что это даст? – холодно спросил Резников. – Или вы собираетесь ло­вить врага по анкетным данным?

– Нет, конечно, – обезоруживающе мягко сказал Фролов. – Но мы будем встречаться с людьми, разговаривать, хотелось бы с знать о них что-то… Вот, к примеру, Преображенский. Вы с ним работаете давно, второй год. Охарактеризуйте его хотя бы вкратце.

– Десять лет в чине прапорщика в царской армии, вое десять лет служил делопроизводителем, – с легким вызовом сказал Резников. – С восемнадца­того у нас… Исполнителен, аккуратен… – Он подумал, развел руками: дескать, что еще можно добавить?

– Басов?

– Мой заместитель. Полковник царской армии, но… преданный нам чело­век. Разработал ряд военных операций. Дважды на моих глазах водил ре­зервный батальон в атаку… – объяснял Резников учительским, поучающим тоном.

– Когда он перешел к нам? – спросил Красильников.

– Тоже в восемнадцатом.

– Причина? – неотступно следя за взглядом Резникова, спросил Фролов.

– Не знаю, – сумрачно ответил Резников. – Но вероятно, убеждения. Я долго присматривался к нему. Бывают, знаете, обстоятельства, когда чело­век как на ладони… Так вот, я верю ему.

Фролов обратил внимание на то, что Резников беззвучно шевелил губами, как бы проговаривая про себя фразу, прежде чем высказать ее вслух.

– Как фамилия порученца, который доставил дислокацию и донесение из артгруппы в штаб? – отвлекся от своих наблюдений Фролов.

– Топорков, – ответил начальник отдела и охотно повторил: – Топорков. В прошлом – рабочий киевского завода «Гретера и Криванека». Надежный че­ловек. Большевик.

– Его можно позвать?

…Вскоре явился Топорков. Высокий, с впалой, чахоточной, грудью. В порах его рук – въевшийся уголь. Над бровью – темный длинный шрам. Встал у дверей и словно врос в порог. Смелыми глазами осмотрел всех.

– Скажите, товарищ Топорков, вы лично доставили спецдонесение из артгруппы? – спросил у него Фролов. – И еще ответьте, кому его вручили?

Топорков повел взглядом на начальника оперативного отдела, недоумен­ным голосом сказал:

– Вот, Василию Васильевичу.

Резников, подтверждая, кивнул головой, и на губах у него опять засты­ло обидчивое недоумение.

– Не было ли в дороге каких происшествий? – нетерпеливо спросил Кра­сильников. – Никому не попадал документ в руки?

Лицо Топоркова задергалось, на шее вздулись жилы, он закричал Кра­сильникову:

– Слушай! За кого ты меня считаешь?

Фролов подошел к Топоркову, положил ему на плечо руку, негромко и примирительно произнес:

– Извини нас, товарищ! Понимаю, что обидно тебе слышать такие слова. Но будь на нашем месте – спросил бы то же самое.

Весь день чекисты вызывали в кабинет начальника оперативного отдела людей, имеющих хоть какое-то отношение к операции «Артиллерийская заса­да». Резников, который поначалу относился ко всему этому спокойно, к ве­черу вдруг сказал Фролову:

– Боюсь, что вы что-то не то делаете, товарищи! Враг-то один! Кто он

– неизвестно! А подозрением травмируете всех работников оперативного от­дела!.. – Он помолчал немного и добавил: – Вы уж извините меня, но так продолжать не следует!

…Вечером Фролов и Красильников шли по длинным штабным

Коридорам. Нещадно дымя козьей ножкой, Красильников говорил Фролову:

– Нет, не нравится мне этот начальник оперативного отдела.

По-моему, он как та редиска – только сверху красный… Я его, как только мы вошли, на подозрение взял. Ты заметил, я ему асе время в глаза смотрел, а он ни разу на меня не глянул. И вокруг него, заметь, все та­кие. Прапорщики, поручики, а заместитель – полковник…

Фролов взял Красильникова за руку, внимательно посмотрел на него и ласково, доверительно сказал:

– Есть у меня, Семен, вот какая мысль. Посоветуюсь с Мартином Янови­чем, и предложим тебя на начальника оперативного отдела армии. Вместо Резникова. Как смотришь?

Красильииков остановился, часто заморгал глазами:

– Ты что… всерьез?

– А почему же? Происхождение у тебя самое что ни на есть пролетарс­кое. Ненависти к белым хоть отбавляй. Нюх на врага, как у борзой…

– С грамотностью у меня не шибко… – сокрушенно вздохнул Красильни­ков,

– Вот поэтому в штабах нашей республики и сидят бывшие поручики да полковники, Семен, – с болью в голосе произнес Фролов.

И они снова – у шаг в шаг, плечо в плечо – зашагали по коридору.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

24 июня части Добровольческой армии стремительно вышли к Харькову. В выгоревшей под жестким, безжалостным солнцем степи на многие версты про­тянулись окопы первой линии – излом к излому; с брустверов в лица солдат сыпало ссохшейся землей и колкой пылью. Еще на рассвете эти окопы при­надлежали красным. Теперь позиции красных переместились почти к окраинам оцепеневшего от страха Харькова, на поросшую подсолнечником возвышен­ность, откуда били пулеметным и винтовочным огнем. Подсолнухи тоже при­нимали молча и бессильно свою гибель: одни стояли продырявленные, другие

– с обитыми краями, а иные лежали вповалку с оторванными стеблями. Лежа­ли на черной выгоревшей земле, и пули, как воробьи, выклевывали их.

Полковник Львов в бинокль сосредоточенно рассматривал непрочные, бес­порядочные позиции красных. Он видел спешно вырытые окопы и даже мелька­ющие среди стеблей подсолнечника запыленные, усталые лица, видел, как суха земля перед этими неглубокими окопами, и понимал, что такая земля не может ни укрыть, ни защитить от смерти приникших к ней людей.

– Михаил Аристархович, шли бы вы на КП! – умоляюще просил его лежащий рядом командир полка.

Львов ничего не ответил. Он вспоминал недавние бои под Луганском, то колоссальное напряжение, с которым принятая им дивизия вновь брала го­род. Там были такие же неглубокие окопы, такая же сухая, разбитая в пыль земля.

Окуляры его бинокля задержались на лице одного из красноармейцев, совсем молоденького парнишки. Голова его возвышалась рядом с большим подломанным подсолнухом – такая же конопушная, круглая. Красноармеец вы­колупывал из подсолнуха молочно-белые семечки – пухлогубый, рассеянный, похожи? на теленка.

«Ну вот, я сейчас прикажу открыть огонь – и наверняка этот красноар­меец будет убит, – подумал полковник Львов. – А чем он виноват передо мной? Да ничем! Может быть, я виноват перед ним?» В нем вдруг вспыхнуло сознание нелепости всего этого. Неужели он, полковник Львов, будет вино­вен в его смерти? Может ли он помиловать его сейчас? А долг? А офицерс­кая честь?

«Война! У нее свои законы, – пытался он примириться со своим сердцем.

– На войне всегда кого-нибудь убивают. Сегодня – его, завтра – меня». Но эти мысли о войне оказались беспомощными, за них невозможно было спря­таться от себя, от суда совести, от сознания ненужности всего, чему он отдал свои годы, свою жизнь… «Свои в своих… русские в русских… Я властен над жизнью этого паренька, над жизнями сотен таких же вот моло­деньких, русоволосых, светлоглазых, доверчиво глядящих на мир… Впро­чем, и он, этот паренек, властен надо мной. Значит, мы обречены на неви­димую связь, на невидимую власть друг над другом. Значит… Но что это я? – одернул себя Львов. – Что это я? К чему? Зачем?» Резким движением убрав бинокль от глаз, он повернулся к командиру полка и, глядя на него воспаленными глазами, приказал: