Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

• Название: Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях
• Автор: Владимир Гамаюн
• Жанр: Русское современное

Я хочу рассказать читателю о северном сиянии, о реке Колыме и Охотском море, о голубых сопках и хрустальных ручьях, о таёжных дебрях и тундре с голубым оленьим ягелем. О том, как добывается золото и какой ценой оно даётся. Начав писать эту большую северную повесть в рассказах, я решил писать только голую правду, какой бы некрасивой и горькой она ни была, ведь изнанка жизни всегда темней, чем нам хотелось бы.

---

Как-то заглянули мы с Серёгой к Боре на огонёк, как и положено, с приличным запасом спиртного, хотя деньжата у нас были на исходе, но уж больно нам хотелось узнать его поближе и послушать байки о море, о рыбалке да и о самом Магадане.

Сидим, курим, пьём водку и слушаем Борьку, не забывая подливать хозяину поболе, поскольку тверёзый он не больно речист.

– Свежую селёдку я обычно продаю вёдрами, – рассказывает Борька, – и хозяйки, как голодные чайки, налетают со всех сторон, камбалу тоже берут охотно, штука – десять копеек, если полуфабрикат – то по пятнадцать коп. Полуфабрикат – это когда уже без шкуры, «каменушка» здоровенная как палтус, и её не чистят, а надрезают шкуру у головы и пассатижами сдирают до хвоста. Вот тебе хозяйка филе, хоть сразу на сковородку, корюшку да и другую мелочь я солю, вялю и сдаю в забегаловки, в пивнушки; морской ёрш, окунь, треска, мойва тоже идут на ура, хозяйки берут не только на раз покушать, но и на зиму наготовить.

У нас из рыбы делают и котлеты, и пельмени, и пироги рыбные. Море кормит нас всех, но у всякой рыбы своё время лова, своё, природой заложенное, время нереста для продолжения рода и, соответственно, улова. Конечно, народ больше уважает лосося, хотя это и не самая вкусная рыба, но тут играет роль икра, размеры и, конечно, дешевизна. В магазине горбуша потрошёная стоит девяносто пять коп, цельная, с икрой или молокой, которая жареная, вкусней самого мяса, уже рупь пятнадцать. Да и на зиму можно насолить, навялить, накоптить на всю зиму, я продаю своим постоянным клиентам цельную горбушу по пятьдесят коп штука, это совсем дешёвка, но я не крохобор, и мне уважение людей дороже денег.

За королевским, вернее, колючим крабом у меня очереди нет, краб только для гурманов, богатеньким, постоянным клиентам, которые никогда не торгуются и не спрашивают о цене, они только боятся меня обидеть, если вдруг мало заплатят.

В магазине филе краба, брикет четыреста пятьдесят граммов, стоит пять рублей, но что может быть лучше живого краба, когда приезжих гостей можно удивить гигантским крабом с зубастыми клешнями и ногами, длиной с руку мужика. А сам процесс приготовления, а потом и неспешное потребление, в баньке под пивко?

Даже у нас в Магадане не каждый может себе это позволить, вот и берут в лавке филе, которое только на салат и годится, и у него уже будет и вкус не тот, чем когда он сварен в собственной броне, с травками, тогда весь аромат моря и весь крабовый вкус остаётся в мясе, а не уходит в воду, вот тогда это будет кайф и лепота.

Я иной раз и птицу перелётную добываю по весне иль осени, знаю, где гусь садится на кормёжку и утка. Эти озёрца и луга недалеко от берега моря находятся, вот мы компанией и охотимся, иной раз по многу бывает бьём, а что сделаешь – всем жрать охота. И не я один такой, я – добытчик по натуре своей, это у меня от бати-покойничка передалось, он меня всему научил: и водку пить, и рыбалить, и охотится, и природу любить и жалеть.

Нерпу иногда тоже бью на заказ, ларгу и акибу, хотя и жалко до слёз, я её сдаю в Армани старому корейцу, который за двух нерп даёт одну выделанную шкуру, самому выделывать – замучаешься, а он мясо сдаёт на звероферму для песцов, норок и лисиц, а шкуры в быткомбинат, где из них шьют шикарные непромокаемые куртки, шапки, унтайки, перчатки и даже галстуки, и ремешки для часов.

Глава 3

Вот такую, не бывало длинную и интересную речь озвучил для нас Борька, но мы пришли к нему не только выслушать его откровения, но и сказать, что нашли работу и на днях уезжаем в какую-то Армань, откуда нас должны были увезти по льду на какой-то остров Недоразумения, где нам и предстояло плотничать, а во время селёдочной путины ещё и на рыбе работать.

Услышав об этом Борька обрадовался: «Вы ещё не знаете, как вам повезло, какая там красота, рыбалка там, крабы, закачаешься, а лосось идёт на нерест в речушку Оксу, в трёх, а то и меньше, км от острова. А когда на путину, на остров завезут человек сто молодых, вербованных женщин, то и про рыбалку не вспомнишь, ну это я так, к слову пришлось, потому что приятно вспомнить.

Вскоре мы с бригадой хохлов-бандеровцев уехали в посёлок Армань, это километров пятьдесят от Магадана, где нам не дали долго гостить, а через пару дней загрузили в открытый бортовой Зил, гружёный мешками с солью, и вперёд. И вот мы уже катим по шероховатому льду Охотского моря, напряжённо вглядываясь в еле видные на горизонте очертания какого-то мрачного, величественного, средневекового замка, в белых нашлёпках снега, как в полярном камуфляже. Этот камуфляж создал ветер, сдувая снег с гладких, отполированных временем, камней, и задувая его в расселины и распадки.

Заехав с покрытого трещинами льда моря на островную землю, мы с облегчением вздохнули, доехали. Встретили нас хорошо, то есть никак, просто отвели в пустую общагу и сказали: «Располагайтесь».

«На другой день мы с Серым облазили весь остров, познакомились с некоторыми аборигенами и с фронтом работ, то бишь голыми скалами и кучей строй материалов.

Здесь всё было так ново и непривычно, но и очень интересно, что время мы не замечали и дней не считали. Время шло, мы быстро привыкли, освоились и не заметили, как пришла весна, и это было для нас очередным потрясением, это уже был другой мир, другое море и другой, похожий на библейский Эдем, остров. Про Борьку мы уже почти забыли, но уже во время путины, когда мы выгружали с плашкоута бочки с селёдкой, кто-то из местных окликнул нас с Серым: «Там вас какой-то белобрысый, лохматый, как Барбос, ищет, судя по номеру на лодке, магаданский». Что тут гадать, конечно, это Борька, и он подгадал в самый раз, к обеду, когда на рыбном пирсе никого не будет.

А тут и он сам, подрулил к борту плашкоута, встретились, поручкались, постучали друг друга по плечам, по спинам, но говорить было некогда, и, выставив из лодки под пирс в ледяную воду пару ящиков пива, (угодил, ох, угодил!), и мы, пока не было мастеров, закинули ему в лодку четыре бочки, не прошедшей стадии посола, селёдки. Каждая бочка весила 125—130 кг. «Обушка» крякнула всеми своими шпангоутами и всем судовым набором, осела в воде ниже ватерлинии, но тонуть не стала.

А Борька, укрыв бочки брезентом, поочерёдно дёргает шнуры двух стартёров, и моторы как котята послушно заурчали, пуская синий дымок. Боря даёт малый газ, как бы пробуя свои силы, потом добавляет оборотов и уже несётся под тень берега, где только белый бурунчик перед носом лодки и кильватерный след выдадут его местонахождение, а полный штиль с дымкой тумана, сегодня за одно с ним. Он уже пролетал мимо нашего острова, хотя мы его и не видели, Он спешил к дому в бухту Нагаева, где его ждали покупатели, а быстро выгрузив рыбу, он велел женщинам отнести рыбу по домам и через час быть опять на этом месте, но уже с вёдрами под селёдку.

Бартер, рыбу на селёдку, неплохая сделка в наших условиях, и мы принимаемся за дегустацию божественного, ещё советского «Жигулёвского» напитка. Потом Борька приезжал ещё пару раз, но брал только по две бочки, сказав при этом, что у него есть чем догрузить лодку, и погнал лодку не в сторону Магадана, а к устью Оксы, и надо быть полным дураком, чтобы не понять, зачем он туда подался, ведь там вовсю шла на нерест горбуша.

По некоторым причинам, нам с Серёгой пришлось под самую осень уехать с острова, и Борьку мы больше не видали. Прощай так полюбившийся нам остров нашего везения, наш Ноев ковчег и наш Эдем, мы оставляем здесь частичку нашего сердца и будем всегда помнить о тебе, как о подарке судьбы.

Глава 4

Пока в ожидании расчёта мы куролесили в Армани, многое произошло на том отрезке нашей жизни, и было и хорошее, и не очень, и мы понимали, что жизнь не может быть вечно в одних светлых тонах, как и не может быть вечно в чёрных тонах неудач, горя, болезней и просто жизненной невезухи. Но всё это уже у нас позади, и мы с Серым смотрим в будущее со вновь вспыхнувшей надеждой и оптимизмом. И да будет хорошо нам, да будет хорошо всем, давайте, люди, жить только на светлой стороне нашего бытия!

Пространства столь велики, слюна бежит. А я побывал только у подножия Джугджурского хребта на Аллах-Юне, да в Охотском море на своём любимом строве Недоразумения. И если не считать Якутской тайги, Ленских Сангар, то это значит, что почти ничего и не видел. А жаль, а век наш так короток! Вперёд на Колыму!

И вот опять Магадан, опять бич-вокзал, опять на коленях карта Магаданской области с рекой Колымой и посёлком Синегорье на ней, магнитом манящими к себе, и если перед нами не стоит вопрос: «Быть или не быть?», то вопрос ехать или не ехать, уже решён.

Когда до отбытия нашего дилижанса по проложенному нами курсу оставалось совсем немного времени, мы встретили нашу островную бригаду хохлов, из-за которых мы и уехали с острова. Невозможно работать с людьми, для которых главное в жизни – деньги, которые, кроме скандалов со своими прибывшими тоже за карбованцами жинками, не видели ни моря, ни красоты острова; они были жадными моральными уродами, готовыми за грош продать любого, наверное, даже собственную мать.