Игорь Сотников - Причины и следствия моего Я

• Название: Причины и следствия моего Я
• Автор: Игорь Сотников
• Жанр: Русское современное

У каждого свои рецепты, как унять боль своей утраты. Кто-то пытается отстраниться, ну а кто-то наоборот с головой погружается в неё. Но какой путь наиболее верный? Пытается для себя найти ответ на этот вопрос стоящий у окна герой. Но разве у жизни и ещё у кое-кого, не может возникнуть своих вопросов к нему? Возможно…

---

– Я всегда знал, что от этого кота ничего хорошего ждать не стоит. Да я сейчас возьму стакан, да как запульну в твою лощенную физиономию! – Алекс крепко вцепился в стакан, чем вызвал настороженное внимание у Мурзика.

– Ты что это там? Неужель, недоброе задумал? – Мурзик, напрягшись, сделав приготовление к прыжку, предупреждающе зафыркал.

– Да нет же, я просто концентрируюсь слушать, – все-таки пошел на попятную Алекс.

– То-то же. – Слишком суров Мурзик, который, успокоившись, правда, все же не до конца доверяя хозяину, приготовился излагать свой райдер.

– Что касается питания, то я не буду останавливаться на этом вопросе, который, как ты понимаешь, есть само собой разумеющийся. Насчет же дополнительных бонусов, которые должны содействовать комфортности моего пребывания под сводами этой неухоженной квартиры, то я желаю, чтобы в моё единоличное пользование было предоставлено кресло напротив телевизора, и это твое «брысь» чтобы я больше не слышал. Понял?! – Мурзик проникновенно посмотрел на Алекса.

Так, следующим пунктом идет кофта из ангорки. Я хоть существо теплокровное, но, тем не менее, не только сам даю тепло, но и не прочь погреться, так что нечего прятать от меня ее, а сегодня же предоставить мне в мое полное пользование. И опять напоминаю, не употреблять свое «брысь»! Так, далее… – Мурзик почесал себя за ухом.

Вот хорошо, что я сам себе напомнил. А ты, наверное, даже и не имеешь в себе такого памятливого функционала, – ухмыльнулся уже вовсю оборзевший Мурзик, глядя на смиренно сидящего Алекса. – Да запомни ты, наконец, что я тебе постоянно когтями выказываю, что я не люблю все эти ваши водные процедуры. И если я терплю воду, то лишь в качестве дополнения к молоку после соленой рыбы. А твои, принижающие мое достоинство заявления, что я дурно пахну, не имеют под собой никаких оснований, и я как зверь, имеющий куда более близкие связи с природой, со всей ответственностью заявляю: что естественно, то не безобразно. Так что, с сегодняшнего дня и отныне и во веки веков, все водные процедуры находятся под моим запретом! Мяу! – закончил эту блоковую фразу Мурзик.

Кстати, тут я намедни видел, как одну домашнюю кису расчёсывают, так что прикупи для меня специальную расчёску, и когда я буду в расположении, будешь чесать меня. Надо, видишь ли, готовиться к марту…

Мурзик, видимо, взволновался в своем предчувствии этого события, когда их желания (инстинкты) входят в фазу наиболее благоприятного совпадения с возможностями (природными сроками) и, сбившись со своего списка претензий, поднялся на лапы и, решив домыслить свою инстинктную предсказуемость, бросив Алексу на прощание: «Так что смотри у меня, не позволяй мне у тебя скучать», – легким шагом направился в зал возлежать на теперь уже его кресле.

– А?.. – Внутренний голос попытался было возразить, но тут же на полуслове был заткнут Алексом.

– Заткнись, мне уже пора пойти и выпустить пар.

Алекс бросил прощальный взгляд на удаляющегося кота, развернулся и направился в другую сторону, а именно в спальню, собираться на работу.

– Ну а правило «всему своё место и время» ещё никто не отменял, так что пора распрячь мою четверку коней и кое-кому, предоставить возможность лицезреть мой дебют четырех коней, – глядя в упор в себя, дал запотеть зеркалу Алекс.

Гл. 4 Твои три ментальных всадника апокалипсиса.

Человек – существо общественное, и поэтому он даже в свой решительный для себя последний час не собирается лишать себя удовольствия разделить этот момент если не с близким, то хотя бы с каким-нибудь обществом, которое он, согласно своим воззрениям на него, решит поделить на тех, кому он предоставит внеочередное и, скорее всего, первое место для встречи с праотцами, и тех, кто останется про запас. Ну а для третьей, недосягаемой им части, в основном виртуального сообщества, будет отдано на откуп право на осмысление всех его поступков, которые привели его в такое безудержное для себя и безнадежное для его окружающих состояние. Что и говорить, а когда человеку чрезмерно тяжело, то он старается переложить этот свой тяжкий груз на плечи других, близко стоящих или близко сидящих с ним людей. Они, скорее всего, лучше бы шли сами по себе налегке, но кто ж их желание или нежелание спрашивает, когда вам так тяжело и больно (эффект электро – самый последний в передаточной цепочке получает окончательный, вбивающий в землю заряд).

Ну а пока что, ничто в этом мире не делается за просто так и всем приходиться трудиться, кроме разве что, некоторых продвинутых стран, построивших у себя подобие займового коммунизма, и живущих по принципу – после нас хоть потоп и кризис ликвидности. Для нашей страны это пока недостижимое и не совсем желаемое будущее, где в отличии от этих стран, ещё не наступили такие радужные дни (вот почему они проводят все эти жертвоприношения своих душ на этих радуга-парадах). Так что Алексу пока что ещё приходится добывать себе хлеб насущный каждый день, отправляясь на работу в редакцию одного из журналов, где он числился фотокорром, и куда он со своим характерным желанием и вознамерился поутру пойти, и уже там переложить свой тяжкий груз на своих коллег.

А ведь как это бывает, в этот самый момент потрясшей вас семейной бытийности вы как раз остаетесь в своем горьком одиночестве, и в результате всего этого свой благовидный шанс на взаимовыручку получают ваши ни разу горе не хававшие и ничего не подозревающие такого коллеги по работе, к коим у вас как раз накопилась масса требующих немедленного ответа вопросов.

Ну а чем больше человек сам себя чувствует недооцененным, то тем большему количеству людей (среди которых были даже те, кто не имел возможности недооценить вас будучи незнакомым с вами, что конечно, только их проблема, и вас это совершенно не волнует) с невыносимым желанием и отчаянием он старается доказать их неправоту, наводя на них пока еще холодный ствол огнестрельного автоматического оружия.

– Запрягай лошадей! – Указующе твердо заявит ему тот, кто должен повелительно заявить это его побуждение к действию.

– Мои амбиции – это предпосылки для возникновения этой ситуации. А их посылки и отсылки меня – уже аргумент для предъявления им всего этого последствия, – смотря исподлобья (для грозности своего вида) на окружающих, уже находящийся на взводе и готовый спустить всех своих злобных собак на недосужую на свои проблемы публику, хотя собаки используются лишь в обыденных словоблудных случаях. Тогда как такие судьбоносные случаи требуют от тебя пустить в неистовый галоп то, что покрепче и посерьезней, а именно тех четырех разномастных коней, которые несут на себе свое откровение, с которым вы и хотите обратиться к миру. Ну а пока что вы, попридержав их внутренне, ведете диалог с тем, кто при подобных действиях всегда незримо присутствует и в значительной степени побуждает вас таким образом действовать.

– Я, конечно, польщён, что ты не пропустил мои замечания мимо ушей и прислушался к ним. Но не кажется ли тебе, что ты слишком радикально и категорично-безвозвратно подходишь к моему предложению заставить мир заговорить о тебе? – Сегодня критик не слишком самоуверен, глядя на то, как начальник Алекса Валериан Леонидович, находящийся не в свойственном для себя виде (из разбитого носа вместе с соплями тёк своеобразный коктейль, который придавал слюнтяйную выразительность внешнему виду, потерявшему в этот один удар Алекса ему, нет, не в лицо, а в рыло всю свою степенную самоуверенность и значительность, первому лицу творческой части их редакции.) и положении, всю жизнь смотревшего на мир с высоты своего орлиного носа, стоит на коленях перед ним, для чего потребовалось его пару разков приласкать кулаком, что и было проделано Алексом с огромным удовольствием, после того как он вскрыл, правда, уже вторую печать войны.

И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

Но Валериан Леонидович при всём этом, не смотря на всю свою унылость и забитость, всё равно не сводит своего взгляда с Алекса, и очень пристально внимая ему, боясь упустить даже самое мимолетное его замечание, на которые он плевал и зевал за всё время работы Алекса в редакции.

– А это, наверное, уже не меньше пяти лет. – Алекс, глядя на своего, такого внимательного к нему начальника, как все его, или, вернее, по большей части только он, за глаза звали, в виду его авторитарного правления, а также из-за лекарственного рифмового сходства – Касторычу, решил по-своему (очень запоминаемо для начальника) напомнить тому об этом своем юбилее, ещё раз заехав Касторычу кулаком в левое ухо.