Екатерина Беляева-Чернышёва - Давай говорить за себя

• Название: Давай говорить за себя
• Автор: Екатерина Беляева-Чернышёва
• Жанр: Поэзия

«Давай говорить за себя» – книга стихов, включающая произведения разных лет и периодов. Ранние и детские опыты даны отдельным разделом. Не будучи сильными с технической стороны они, тем не менее, дают ощущение перспективы и интересны как вешки творческого становления автора.

---

Давай говорить за себя Екатерина Беляева-Чернышёва

Посвящается родителям, которые научили меня быть счастливой и даже когда плохо, видеть красоту, – в человеке, слове, дереве, просто под ногами – а главное, дали непреложную уверенность, что вот этот сложный, разный, больной мир – прекрасен. Не смотря ни на что.

Папиной доброте и щедрости, преданности слову поэтическому.

Маминой мудрости, оптимизму и умению вдохновлять.

С любовью и благодарностью.

© Екатерина Беляева-Чернышёва, 2017

© Екатерина Николаевна Беляева-Чернышёва, дизайн обложки, 2017

© Екатерина Николаевна Беляева-Чернышёва, фотографии, 2017

© Сергей Сергеевич Яковлев, фотографии, 2017

© Екатерина Николаевна Беляева-Чернышёва, иллюстрации, 2017

Редактор Сергей Сергеевич Яковлев

Корректор Евгения Геннадиевна Якимова

ISBN 978-5-4483-7116-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПЕРОМ И ТУШЬЮ

«Господи! Небо твоё падает мне на плечи…»

Господи! Небо твоё падает мне на плечи.
Время твоё рекой сквозь меня сочится.
Страшно мне, Господи! – нет у меня ответов;
вольно мне, Господи, жить меж твоих вопросов.

Я раскрываю двери и переплёты
книг в опустевших залах библиотечных.
В окна врывается резвое молодое
солнце весеннее песней о жизни вечной.

Полно, зачем? Мне довольно и этих веток,
и голосов осеннего расставанья,
не заменить безвременью и бессмертью
кратких минут осторожных прикосновений.

Славься же, время – текучее и живое,
фениксом возгорающее из смерти,
ткущее неустанно шаги и песни,
землю и небо, память и нас с тобою.

2016

«Все листья помнить наизусть…»

Все листья помнить наизусть,
чтоб помянуть в последней тризне.
Я никогда не научусь
науке этой странной – жизни.

Какая дьявольская смесь,
неразрешимая задача:
играть в немыслимое «здесь»,
где правил – честность и удача.

Да, твой рассчитанный прицел
верней – но всё-таки не надо,
нелепость – это мой удел,
так это будет и награда.

Всё ближе горе, у дверей,
длиннее и пустынней вёрсты.
И ночь от ночи – холодней.
И жизнь – острей. И ярче звёзды.

2001

«Время сместилось. Захлопнулось. Значит …»

Время сместилось. Захлопнулось. Значит —
о`тжито. Прошлого больше не будет.
Я затеряюсь (простая задача),
яблочным семечком лёжа на блюде.

Прошлое пожрано – и не исправить,
а настоящее – воздух без края.
Кто я сегодня – начало иль память,
саженец или кожурка пустая?

Мелкий дичок, единица отсева,
семечко – всё-таки что я такое —
бывшее яблоко или же древо,
ждущее жизни? Ни то, ни другое.

Не было – равно и после не буду.
Остро, до шкурки, до одури чую:
рядом – и всё же лишь в эту минуту
краткую – именно я существую.

Знаю: земля равномерно укроет
(что мне до существованья иного?) —
если решу, что оно ещё стоит,
стоит попытки попробовать снова.

2007

«То ли «нет», то ли «да…»

То ли «нет», то ли «да».
Синеватая наледь.
Вот и всё. Холода.
Ничего не исправить.

Ты не то, чтобы лишний,
но грустит у перрона
поезд в Нижний —
всего-то четыре вагона.

Гам. Дымит самокрутка.
(Ночи сумрачно лунны.)
Отъезжает маршрутка
до Парижской коммуны.

Перевозчиков прыть,
с багажом суматоха…
Я стараюсь не быть.
Получается плохо.

И гудки говорят
даже слишком понятно.
Холода. Снегопад.
К декабрю, вероятно.

2006

«Ветром память налетела …»

Ветром память налетела —
время вспять.
Может, я и не хотела,
но опять:
«От карающей десницы
не уйдёшь».
Это небо, эти птицы,
этот дождь.
Обнажённость – ненароком,
как во сне,
словно небо это с Богом
наравне.
Не придумать оправданья,
не солгать.
Можно просто жизнь, как знанье,
принимать.
Вот он – мир на жёлтом блюде
сентября.
Не изменишь, не забудешь
и не зря
ускользающих мгновений
не вернёшь.
Только память, только небо,
только дождь.

2001

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ «Я»

Я люблю кого-то, кого – не знаю.
Почему-то все думают, что мне больно.
Отчего? Ведь это совсем неправда,
это просто счастье до боли сильно.

Просто я по проспектам и переулкам
прохожу, стекая к трамвайным рельсам;
я не знаю, как можно идти куда-то
и не видеть, какое над нами небо.

Я боюсь стабильности и гарантий,
не из ложной гордости, а по дури.
Мне бы тоже хотелось нормальной жизни,
только я не умею с ней обращаться.

Я привыкла весело жить и глупо,
загоняя в угол себя, до жути,
закрывая глаза. Но потом вставая,
выбираясь – как, до сих пор не помню.

Я росла на зыбкости мирозданья,
мне уютно в изменчивости условий,
может быть, с годами придёт иное
и придётся заново жить учиться.

Но пока ещё жить – это значит ехать,
поражаясь различию лиц и судеб,
наслаждаясь скоростью ровной трассы
да считая ухабы дорог грунтовых.

Я срываюсь вниз. Я взлетаю в небо.
Мне не страшно разбиться; ведь после смерти
тоже будет что-нибудь; это точно.
Неизменен принцип существованья.
Бесконечна дорога под этим небом.

2005

СКУПОЙ РЫЦАРЬ

До дыр зачитанная пьеса —
а всё увидеть не с руки:
старик-скупец и сын-повеса
так удивительно близки.
И тем трудней вражде уняться,
что сын копирует отца —
со страстью равною боятся
что бедности, что мотовства.
Себе не смея в том признаться,
негодованием горя —
они и любят, и гордятся
друг другом – тайно, втихаря.
Гнев монологов их полночных,
их душ смятенных естество —
двух крайностей равно порочных
непримиримое родство.

2001

«От вокзала до вокзала…»

От вокзала до вокзала,
с вечера до дня —
рельса, рельса, шпала, шпала —
вертится земля.
Ночь да лёд с огнём и ветром,
кобальт и базальт.
Нежно-персиковым светом
светится асфальт.

Поезд наш вот-вот прибудет,
через пару лет.
Сволочные это люди —
Мастера Судеб.
В поднебесье лики строги,
только мы – ничьи.
По деревьям вдоль дороги
трауром – грачи.

Милосердный, невозможный,
высший судия,
путь мой железнодорожный —
песенка моя.
Жизнь прекрасна, словно осень,
донельзя остра,
вот сейчас мы грянем оземь
с первого моста.

2002

«Она проснулась. Отрешённо…»

Она проснулась. Отрешённо,
бездумно-счастлива, легка —
как в детстве. Вышла, щурясь сонно,
и замерла у косяка.
Он. Он светильник синий чинит,
и канифолью дом пропах,
паяльник выключенный стынет,
слой изоленты в проводах
ложится кольцами оплётки.
Спокоен, точен каждый взмах,
как и движения отвёртки
в его уверенных руках.
И нежностью, и счастьем дивно
переполняет существо,
она молчит и неотрывно
с улыбкой смотрит на него.
Она сегодня уезжает.
Но это вечером, потом.
Пока – суббота, утро, счастье,
теплом весны прогретый дом.

2000

«Как влага сквозь песок, песок – сквозь пальцы …»

Как влага сквозь песок, песок – сквозь пальцы —
неумолимо. Так проходит время.
И наступает давящая полночь —
безвременье проснувшихся сомнений,
настырной птицы – жалобной тревоги,
переходящей в безотчётный страх.

Мне холодно. Озябшее молчанье
лежит на покосившихся ступенях,
на стёртом камне, позабывшем имя
своей земли. И ночь не отвечает
на хрупкую незаданность вопросов;
и только тени ходят осторожно,
раскачиваясь в круге фонаря.

Так дни проходят; так проходят жизни;
так вечность замыкается в колечки;
так имена срываются, как листья,
в осенний упоительный рисунок,
чтобы кружиться, падать, исчезая,
предпочитая быть игрушкой ветра,
чем позолотой, впаянной в гранит.

А где-то там, за третьим переулком,
опять рассвет – другое измеренье.
Когда бы только собственная смертность
подмигивала нам из подворотни!
Но снова, снова имена ушедших
летят ночной молитвой с наших губ.

2003

«Города – измеренья разные…»